Полиглоты: Генрих Шлиман. Часть первая
Очередной полиглотский выпуск посвящён Генриху Шлиману (Heinrich Schliemann).
Купцу, банкиру, археологу.
Человеку, осуществившему свою мечту.
И разрушившему её...
...У нас решительно ничего нового; погода
изменчивая, вчера шел дождь, а сегодня опять
14 или 15 градусов мороза. За всем тем приятно
мне жить в Питере...
Из письма Шлимана, январь 1848.
180 лет назад, 6 января (по старому стилю) 1822 года, в деревушке Нойбуко (Neu Bukow), расположенной высоко в горах, на немецкой земле Мекленбург родился Генрих Шлиман.
"Немец по рождению и педантичности, россиянин по гражданству и причудам (вроде потребности плескаться, к ужасу иноземцев, в ледяной невской воде или привычки являться на деловую встречу верхом), американец по увлечению «золотой лихорадкой» и неуемной страсти к путешествиям, южанин по горячности характера, северянин по внешней невозмутимости и склонности к холодному расчету, француз по образованию и количеству недвижимости в Париже".
Это одна из характеристик Шлимана. Ладно, "посмотрим, какой это Сухов".
28 ноября 1841 года у берегов Голландии потерпел кораблекрушение бриг "Доротея", шедший в Венесуэлу с грузом рейнских вин. Глухая ночь, луна, с трудом пробивающаяся сквозь затянутое тучами небо, дождь со снегом, сильный шторм. На голландский берег юнга Генрих Шлиман сошел полуголым: на нем были лишь старое одеяло и рваные, насквозь промокшие кальсоны.
Его спутники потеряли все, а у него и так ничего не было, кроме отправившихся на дно Северного моря штанов, куртки да случайно полученного рекомендательного письма к владельцу венесуэльского торгового дома. Мать он потерял в детстве, женившийся на служанке отец присвоил его наследство. Генрих был не нужен ни отцу, ни его новой жене - и его сбыли с рук, отправив в услужение к купцу в городок Фюрстенберг. Там он провел пять долгих лет и до тонкостей освоил ремесло приказчика: теперь юноша знал, как надо пользоваться безменом, умел расфасовывать сахар, заворачивать рыбу и улыбаться покупателям. Когда ему исполнилось восемнадцать, он отправился за лучшей долей - через Атлантический океан в далекую Венесуэлу. Родственники не желали иметь с ним дела, образования и профессии у него не было. Теперь, полуголый и иззябший, он очутился в Голландии - стоял шестиградусный мороз, милостыню в Амстердаме подавали плохо. Узкая, похожая на пенал комната - ни печки, ни стола, ни стула, лишь продавленная кровать да рукомойник с замерзшей водой. Шлиман снял ее на деньги, которые прислали объявившие сбор в пользу жертв кораблекрушения земляки.
Юноша попытался завербоваться в солдаты. Врач выслушал и простучал его грудь, сказав, что чахоточных на военную службу не берут. Шлиман принялся объяснять голландским офицерам, что в Амстердаме его чахотка прошла. Он был болен дома - год назад, когда ему удалось перебраться в Гамбург, на медные гроши выучиться бухгалтерии и устроиться в хорошую фирму, у него хлынула горлом кровь в кабинете директора - и карьера клерка торгового дома оборвалась, не успев начаться. А сейчас он вполне здоров: после кораблекрушения и купания в ледяной воде кашель и кровохарканье исчезли бесследно... Но его не взяли.
Повзрослев, Генрих начал считать себя избранником Фортуны. И счет ее улыбкам он вел именно с этого промозглого, пропитанного безнадежной тоской амстердамского вечера: хозяйка принесла письмо и бланк почтового перевода - человек, много лет назад сватавшийся к его покойной матери, прислал ему несколько десятков гульденов и рекомендательную записку в одну из амстердамских фирм. Через день Генрих Шлиман разносил по Амстердаму корреспонденцию торгового дома Квина - судьба дала ему шанс, и он должен был его использовать. Шлиман работает рассыльным, получает гроши и тратит их на учебники. В его комнате по-прежнему нет печки, Шлиман питается черствым хлебом, не покупает одежду - зато он ходит по городу с английской грамматикой в руках. На бегу, разрываясь между домами клиентов, складами и портом, он учит иностранные языки - у юноши обнаруживаются великолепная память и феноменальные лингвистические способности. Он заучивает целые страницы разговорников, по ночам декламирует отрывки из романов Вальтера Скотта и мольеровских пьес - на один язык у него уходит шесть недель. Меньше чем через год Шлиман овладевает английским, французским, итальянским, португальским, шведским и испанским. Владельцам компании, взявшим его из милости, нет до этого дела: посыльный должен летать по улицам, а не бродить, уткнувшись носом в книжку, - и Генриха увольняют. Но через неделю он уже работает у их конкурентов, и не посыльным, а приказчиком: господа Шредер знают, что владеющий шестью языками сотрудник может оказаться кладом. Шлиман целыми днями пропадает в порту, а вечером поднимается в свою каморку и начинает зубрить. Он уже знает пятнадцать языков и сейчас пытается выучить русский - его новые хозяева ведут большую торговлю с Петербургом. Языка северной империи в Голландии не знает никто, и Шлиман уверен, что он потребуется ему очень скоро.
Он боролся за выживание и не позволял себе ненужных эмоций: минимум трат и лишних поступков, все выверено, просчитано и целесообразно. Единственная отдушина - Гомер, которого он купил после первой зарплаты. А детская мечта о Трое понемногу превратилась в страсть взрослого человека - он постоянно перечитывал Гомера.
Между тем его положение в фирме становилось все более прочным, и наконец к нему пришел настоящий успех. Русский язык его все-таки выручил: фирме Шредеров понадобился свой представитель в России, и Шлиман отправился в Петербург - из приказчика он превратился в компаньона. Там его цепкость, хватка, живой ум и благоприобретенная деловая опытность сослужили ему хорошую службу - миллионером Генрих стал всего за несколько лет.
Он брался за все, что приносило прибыль: продавал в Амстердам русский хлеб и ввозил в Россию селитру, из которой на императорских заводах делали порох, брал подряды на лес для сгоревшего Кронштадтского порта, сделал отличные деньги на поставках индиго, улавливал конъюнктуру, спекулировал, на два хода опережая конкурентов. Ему неправдоподобно везло: во время знаменитого мемельского пожара, когда за четыре часа выгорели и город, и порт, огонь не тронул лишь амбары, в котором хранилось шлиманское индиго (стоимость груза превышала 150 тысяч гульденов). Он поехал в Америку, чтобы проводить в последний путь скончавшегося на золотых приисках брата, и вернулся в Россию,
удвоив свое состояние. Во время золотой лихорадки миллионные
состояния сколачивались за несколько месяцев, и Шлиман немедленно
открыл в Калифорнии свой банк. Выглядел он своеобразно. В салуне шла
большая игра, гремели выстрелы и летали стулья, а в соседней комнате
Генрих Шлиман взвешивал на аптекарских весах золотой песок и давал за
него бумажные доллары.
Шлиман - золотоискатель!
Он продолжал работать, даже заболев тифом, покупал золото в полубреду и ни разу не дал себя обсчитать.
Сейчас в Калифорнии о нем не помнит почти никто кроме одного профессора местного университета, написавшего несколько книг о немецком археологе. Недалеко от Сан-Франциско ныне устроен музей, посвященный "золотой лихорадке". Организаторы не сочли нужным упомянуть в экспозиции имя Шлимана, бывшего здесь далеко не последним банкиром.
Вернувшись в Россию, Шлиман стал одним из самых богатых людей торгового Петербурга. Теперь он мог жить как хотел - но жить ему было нечем.
В тридцать лет он женился на сестре одного из богатейших русских купцов, восемнадцатилетней Кате Лыжиной. Жених был евангелическо-лютеранского исповедания, невеста - православного, браком они сочетались 12 октября 1852 года в Исаакиевском соборе, открытие и освящение которого, нелишне заметить, состоялось спустя шесть лет, в 1858 году. Она родила ему троих детей, но счастья не было. Екатерина Петровна не желала в сотый раз выслушивать стихи из "Илиады", учить древнегреческий и внимать рассуждениям мужа об античной истории. У нее был жесткий характер - скандал следовал за скандалом, после работы Генриху Шлиману не хотелось идти домой.
У него было налаженное дело, огромное состояние, но обогащение никогда не казалось ему самоцелью... По сути у него не было ничего, кроме старой, истрепанной, купленной на медные деньги гомеровской "Илиады". Когда Шлиман ликвидировал дело и оставил Петербург, его бывшие компаньоны лишь развели руками. В городе остались жена и дети, которым он назначил хорошее содержание, старые слуги, бывшие приказчики, получившие щедрую награду.
Никто из них его больше не увидит: Генрих Шлиман покинул Петербург для того, чтобы осуществить свою главную мечту.
******************************************************************************************
Продолжение следует
Предыдушие статьи тут:
Общие слова
Василий Ерошенко. Часть 1
Василий Ерошенко. Часть 2
Кароль Войтыла (Иоанн Павел II)
Купцу, банкиру, археологу.
Человеку, осуществившему свою мечту.
И разрушившему её...
...У нас решительно ничего нового; погода
изменчивая, вчера шел дождь, а сегодня опять
14 или 15 градусов мороза. За всем тем приятно
мне жить в Питере...
Из письма Шлимана, январь 1848.
180 лет назад, 6 января (по старому стилю) 1822 года, в деревушке Нойбуко (Neu Bukow), расположенной высоко в горах, на немецкой земле Мекленбург родился Генрих Шлиман.
"Немец по рождению и педантичности, россиянин по гражданству и причудам (вроде потребности плескаться, к ужасу иноземцев, в ледяной невской воде или привычки являться на деловую встречу верхом), американец по увлечению «золотой лихорадкой» и неуемной страсти к путешествиям, южанин по горячности характера, северянин по внешней невозмутимости и склонности к холодному расчету, француз по образованию и количеству недвижимости в Париже".
Это одна из характеристик Шлимана. Ладно, "посмотрим, какой это Сухов".
28 ноября 1841 года у берегов Голландии потерпел кораблекрушение бриг "Доротея", шедший в Венесуэлу с грузом рейнских вин. Глухая ночь, луна, с трудом пробивающаяся сквозь затянутое тучами небо, дождь со снегом, сильный шторм. На голландский берег юнга Генрих Шлиман сошел полуголым: на нем были лишь старое одеяло и рваные, насквозь промокшие кальсоны.
Его спутники потеряли все, а у него и так ничего не было, кроме отправившихся на дно Северного моря штанов, куртки да случайно полученного рекомендательного письма к владельцу венесуэльского торгового дома. Мать он потерял в детстве, женившийся на служанке отец присвоил его наследство. Генрих был не нужен ни отцу, ни его новой жене - и его сбыли с рук, отправив в услужение к купцу в городок Фюрстенберг. Там он провел пять долгих лет и до тонкостей освоил ремесло приказчика: теперь юноша знал, как надо пользоваться безменом, умел расфасовывать сахар, заворачивать рыбу и улыбаться покупателям. Когда ему исполнилось восемнадцать, он отправился за лучшей долей - через Атлантический океан в далекую Венесуэлу. Родственники не желали иметь с ним дела, образования и профессии у него не было. Теперь, полуголый и иззябший, он очутился в Голландии - стоял шестиградусный мороз, милостыню в Амстердаме подавали плохо. Узкая, похожая на пенал комната - ни печки, ни стола, ни стула, лишь продавленная кровать да рукомойник с замерзшей водой. Шлиман снял ее на деньги, которые прислали объявившие сбор в пользу жертв кораблекрушения земляки.
Юноша попытался завербоваться в солдаты. Врач выслушал и простучал его грудь, сказав, что чахоточных на военную службу не берут. Шлиман принялся объяснять голландским офицерам, что в Амстердаме его чахотка прошла. Он был болен дома - год назад, когда ему удалось перебраться в Гамбург, на медные гроши выучиться бухгалтерии и устроиться в хорошую фирму, у него хлынула горлом кровь в кабинете директора - и карьера клерка торгового дома оборвалась, не успев начаться. А сейчас он вполне здоров: после кораблекрушения и купания в ледяной воде кашель и кровохарканье исчезли бесследно... Но его не взяли.
Повзрослев, Генрих начал считать себя избранником Фортуны. И счет ее улыбкам он вел именно с этого промозглого, пропитанного безнадежной тоской амстердамского вечера: хозяйка принесла письмо и бланк почтового перевода - человек, много лет назад сватавшийся к его покойной матери, прислал ему несколько десятков гульденов и рекомендательную записку в одну из амстердамских фирм. Через день Генрих Шлиман разносил по Амстердаму корреспонденцию торгового дома Квина - судьба дала ему шанс, и он должен был его использовать. Шлиман работает рассыльным, получает гроши и тратит их на учебники. В его комнате по-прежнему нет печки, Шлиман питается черствым хлебом, не покупает одежду - зато он ходит по городу с английской грамматикой в руках. На бегу, разрываясь между домами клиентов, складами и портом, он учит иностранные языки - у юноши обнаруживаются великолепная память и феноменальные лингвистические способности. Он заучивает целые страницы разговорников, по ночам декламирует отрывки из романов Вальтера Скотта и мольеровских пьес - на один язык у него уходит шесть недель. Меньше чем через год Шлиман овладевает английским, французским, итальянским, португальским, шведским и испанским. Владельцам компании, взявшим его из милости, нет до этого дела: посыльный должен летать по улицам, а не бродить, уткнувшись носом в книжку, - и Генриха увольняют. Но через неделю он уже работает у их конкурентов, и не посыльным, а приказчиком: господа Шредер знают, что владеющий шестью языками сотрудник может оказаться кладом. Шлиман целыми днями пропадает в порту, а вечером поднимается в свою каморку и начинает зубрить. Он уже знает пятнадцать языков и сейчас пытается выучить русский - его новые хозяева ведут большую торговлю с Петербургом. Языка северной империи в Голландии не знает никто, и Шлиман уверен, что он потребуется ему очень скоро.
Он боролся за выживание и не позволял себе ненужных эмоций: минимум трат и лишних поступков, все выверено, просчитано и целесообразно. Единственная отдушина - Гомер, которого он купил после первой зарплаты. А детская мечта о Трое понемногу превратилась в страсть взрослого человека - он постоянно перечитывал Гомера.
Между тем его положение в фирме становилось все более прочным, и наконец к нему пришел настоящий успех. Русский язык его все-таки выручил: фирме Шредеров понадобился свой представитель в России, и Шлиман отправился в Петербург - из приказчика он превратился в компаньона. Там его цепкость, хватка, живой ум и благоприобретенная деловая опытность сослужили ему хорошую службу - миллионером Генрих стал всего за несколько лет.
Он брался за все, что приносило прибыль: продавал в Амстердам русский хлеб и ввозил в Россию селитру, из которой на императорских заводах делали порох, брал подряды на лес для сгоревшего Кронштадтского порта, сделал отличные деньги на поставках индиго, улавливал конъюнктуру, спекулировал, на два хода опережая конкурентов. Ему неправдоподобно везло: во время знаменитого мемельского пожара, когда за четыре часа выгорели и город, и порт, огонь не тронул лишь амбары, в котором хранилось шлиманское индиго (стоимость груза превышала 150 тысяч гульденов). Он поехал в Америку, чтобы проводить в последний путь скончавшегося на золотых приисках брата, и вернулся в Россию,
удвоив свое состояние. Во время золотой лихорадки миллионные
состояния сколачивались за несколько месяцев, и Шлиман немедленно
открыл в Калифорнии свой банк. Выглядел он своеобразно. В салуне шла
большая игра, гремели выстрелы и летали стулья, а в соседней комнате
Генрих Шлиман взвешивал на аптекарских весах золотой песок и давал за
него бумажные доллары.
Шлиман - золотоискатель!
Он продолжал работать, даже заболев тифом, покупал золото в полубреду и ни разу не дал себя обсчитать.
Сейчас в Калифорнии о нем не помнит почти никто кроме одного профессора местного университета, написавшего несколько книг о немецком археологе. Недалеко от Сан-Франциско ныне устроен музей, посвященный "золотой лихорадке". Организаторы не сочли нужным упомянуть в экспозиции имя Шлимана, бывшего здесь далеко не последним банкиром.
Вернувшись в Россию, Шлиман стал одним из самых богатых людей торгового Петербурга. Теперь он мог жить как хотел - но жить ему было нечем.
В тридцать лет он женился на сестре одного из богатейших русских купцов, восемнадцатилетней Кате Лыжиной. Жених был евангелическо-лютеранского исповедания, невеста - православного, браком они сочетались 12 октября 1852 года в Исаакиевском соборе, открытие и освящение которого, нелишне заметить, состоялось спустя шесть лет, в 1858 году. Она родила ему троих детей, но счастья не было. Екатерина Петровна не желала в сотый раз выслушивать стихи из "Илиады", учить древнегреческий и внимать рассуждениям мужа об античной истории. У нее был жесткий характер - скандал следовал за скандалом, после работы Генриху Шлиману не хотелось идти домой.
У него было налаженное дело, огромное состояние, но обогащение никогда не казалось ему самоцелью... По сути у него не было ничего, кроме старой, истрепанной, купленной на медные деньги гомеровской "Илиады". Когда Шлиман ликвидировал дело и оставил Петербург, его бывшие компаньоны лишь развели руками. В городе остались жена и дети, которым он назначил хорошее содержание, старые слуги, бывшие приказчики, получившие щедрую награду.
Никто из них его больше не увидит: Генрих Шлиман покинул Петербург для того, чтобы осуществить свою главную мечту.
******************************************************************************************
Продолжение следует
Предыдушие статьи тут:
Общие слова
Василий Ерошенко. Часть 1
Василий Ерошенко. Часть 2
Кароль Войтыла (Иоанн Павел II)