Они возвращаются
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу...
Данте Алигьери
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочёл до середины...
Осип Мандельштам
После посещения морей и домрайсадов (и после того, как рассказала пришедшей в гости Маринке свой сон-воспоминание о собственном рождении) я опять стала видеть образно-символические сны.
Я их видела всю свою сознательную жизнь, многие из них были повторяющимися, некоторые - вещими, эти две группы снов часто «перекрещивались»: большинство из повторяющихся снов были наделены «провидческим компонентом», особенно сны с водой, и особенно-особенно - с морем.
Я их расскажу отдельно, в-перед-до-послеморских-и-домрайсадских лоскутах, здесь лишь скажу, почему на протяжении последних лет семи мне почти не снились образно-символические сны.
Я их отменила добровольно, вместе с провидческими сновидениями, поскольку «послевкусие» (послесоние) после вещего сна было невыносимое: невероятная тяжесть на сердце, беспричинные слёзы, вскоре объяснявшиеся: в мире случалась большая катастрофа, сопряжённая с огромными волнами человеческого горя, ужаса и тревоги.
Я «улавливала» грядущую катастрофу, как звери чуют землетрясения, сходы лавин, цунами, торнадо и прочие беспределы могущественной Природы по отношению ко всем своим «малым сим».
Помочь, предупредить и тем более предотвратить я была не в состоянии (поди знай, например, что увиденная 19 августа 2001 года полая символическая зеленовато-коричневая фигура с контурами то ли птицы, то ли птичьего крыла, то ли человеческой ладони с пальцами, просто зависшая над землёй под углом сорок градусов, вызвавшая невероятно тяжёлое состояние души и тела, - означает грядущее 11 сентября и целую серию множественных падений самолётов в тот злополучный год).
Терпеть эти жуткие картины сил не было: я спала, а сквозь меня острым потоком текли трагедии мира, наутро я просыпалась разбитая, вся в тревоге и слезах, просила кого-нибудь включить телевизор: я видела жуткий сон, предвещающий катастрофу, что на этот раз? «На этот раз» оказывалось или землетрясение в Армении, или взрыв на какой-нибудь шахте, или «Курск», или «Норд-Ост».
И тогда я взмолилась к неведомым силам с просьбой избавить меня от вещих снов.
Как ни странно, просьбу исполнили: я спала, а трагедийная «кинолента» стала течь «параллельно» мне, то есть я всё так же была «в курсе» течения мировых событий, но их поток проходил не сквозь меня, а как бы «вдоль». Это действительно была «кинолента» - ряд почти бесплотных теней, страдающих, мятущихся, вступающих в какие-то отношения, тёк в воздухе, как бежит отражение кадров плёнки по киноэкрану, только экран этот был не белым, а «воздушно-бесцветным», вот как будто скользят в светлой воде неясные тени рыб или водорослей...
...Но теперь меня стали «доставать» «формулами»: словесными формулировками - чёткими, лаконичными, почему-то часто с цифрами (и особенно часто почему-то фигурировала цифра 10), очевидно, призванными дать какие-то измерения сроков, или величин/значимостей событий, или ещё чего-то важного.
Через некоторое время эти формулы сбывались, подтверждая тем самым, что моя «связь с космосом» - это не психиатрический диагноз, а способ подсознания нечто сообщить сознанию...
...И я стала бывать во сне в таких пространствах, для описания (или даже вспоминания) которых у меня не было ни слов, ни даже понятий.
Просыпаясь, я знала, что я где-то была и что-то делала-говорила-воспринимала, но что?
Однако меня совсем не печалило это незнание - я просыпалась безмятежной, меня не душили никакие слёзы, не глодала беспричинная тревога...
И вот сон о рождении (он же повторяющийся базовый образно-символический) опять стронул этот пласт.
Пока что они меня не мучают, и я не пытаюсь их «отменить». Поживём - увидим, а пока: кинолента (точнее, избранные кинокадры, трейлер) нескольких последних дней.
***
Делая для Лидочки lidiamp фильм памяти её мамы и приступая к его компоновке, я увидела сон: чёрно-белую фотографию (в действительности не существующую)... нет, не так: монохромную уже, в жемчужно-серых тонах - «в дымке времени».
И такую... «художественно совершенную» - и по композиции, и - главное - по эмоции.
Если применить киноаналогию: крупный план, Лида (на фотографии ей лет 10-12, а мама молодая и красивая) сидит с мамой в лодке, их фигуры расположены просто безукоризненно, с учётом всех законов построения кадра и в то же время живо и непосредственно (как сделаны, например, все фильмы Тарковского или картины гениальных художников), на лицах написано такое родство и такая похожесть - как мадонна с младенцем... или как дети с бабушкой/мамой в последних кадрах «Зеркала».
Я вижу их лица крупно и отчётливо, они светятся счастьем единения и понимания - и в то же время отрешены от нас, зрителей, отделены завесой прошлого...
И я думаю во сне: ой как хорошо! Именно эту-то фоточку я и поставлю на финал в фильме!
Потом я поняла, откуда лодка: так трансформировалась в моём сознании Лидина детская шапочка-колпачок:
***
Позавчерашний сон был многосоставной (или многосуста...?), но наиболее ясно запомнились три «сустава».
Второй был связан с бабушкой Марусей, она - старенькая и больная - была где-то в комнате (вроде как в бывшей моей, некогда уступленной мной бабушке во время её операции на глазах), а к нам должны были приехать хоть и долгожданно-приятные (и с каким-то пополнением в роду, чьим-то младенцем), но шумные и трудные для пожилого человека гости, и я помню всего лишь картинку: дверь к бабушке открывается, на мгновение врываются шум-гам-свет, бабушка морщится, как от боли, - и я выключаю свет и закрываю дверь, чтобы бабушке стало спокойно...
Первый - очень красивый, очень «кинематографичный»: я вижу белый круглый стол с креслами, реально стоящий в саду под абрикосом, только во сне он как бы сдвинут в сторону второго абрикоса, ближе к дорожке, ведущей за угол дома и потом к калитке, а на столе лежит раскрытая посередине моя рукопись: большая такая «амбарная книга» (в такой «Книге учёта» вот уже тридцать с лишним лет назад я записывала примеры для своей ненаписанной диссертации по семиотике юмора). И вижу свой собственный почерк, «толковые лиловые» (но бледнее гораздо, бледно-сиреневые) чернила...
И моросит мелюсенький-мелюсенький такой дождичек, почти невесомая водяная пыль.
И почти мгновенно наступает абсолютная ночь.
И будто бы Оля una_tartaruga, бывшая у меня в гостях и собирающаяся уходить-уезжать, по ошибке выключает свет во дворе, того не понимая, что ей будет темно идти по дорожке. И я говорю ей: «Не выключай, что ты!» - и включаю свет опять.
И опять «экран» заливается дневным светом, и я вижу рукопись на столе под моросящим дождиком, раскрытую посредине.
И третий, по всем законам снижения пафоса юмористический.
Я сижу за столом, в гостях у кого-то в замке/на вилле/в поместье.
И девица, прислуживающая гостям, постоянно - нагло и демонстративно - обносит меня блюдами.
Вот уже первое блюдо я не получила, второе... наконец я решаюсь напрямую попросить у девицы салат.
В ответ та, вызывающе глядя мне в глаза, отвечает: «А он уже кончился!» - и выскребает ложкой остатки салата на тарелку кому-то из гостей.
Каким-то образом об этой неслыханной дерзости девки (намеренно оскорбить дорогую гостью!) прознаёт хозяйка замка - и застолья.
Следующим этапом «киносюжета» должна стать картина публичной расправы над девицей: её будут то ли сечь плетьми (и возможно, засекут до смерти), то ли ещё каким-то жестоким образом истязать, для чего я должна публично произнести перед гостями, чем именно провинилась передо мной наглая служанка (время действия сюжета - наши дни, но строй там, в этом замке, - феодальный).
И вот я думаю: ну вот, ещё этого мне не хватало, чтобы из-за какой-то чепухи - пусть трижды наглую - девку подвергали столь жестокому наказанию, и я ещё эти картины должна лицезреть? Да оно мне надо?
И думаю: да ну его всё на фиг, не стану я ничего говорить...
***
...Наверное, в качестве своеобразной компенсации за несостоявшееся пиршество на следующий день (точнее, на следующую ночь) я ем вишни, не выходя из автобуса (будто бы прямо под крышей автобуса растут вишнёвые ветки, усыпанные вкусными, свежими и сочными ягодами, я рву их, как итальянская девушка в одноимённом полдне Карла Брюллова, собирающая виноград, - именно в этой позе, то есть высоко подняв руки, - и ем с огромным наслаждением: ягоды крупные, вызревшие, почти чёрные, и сладкие, как черешня).
Автобус - «поповский», «наполненный шёпотом»: «Подошёл автобус с лампочками под толстой бутылочной крышей. В нём было только два места, в разных его концах. Увидев это, пассажиры заволновались, затеяли пересадку, в которую пытались вовлечь и водителя. И наконец открылось два места рядом. Они сели, почувствовав головами шёпот двух старух, сидящих сзади. Старушки шептались очень долго и своим шёпотом нагрели весь автобус».
И вдруг я с ужасом понимаю, что в заднем отсеке автобусного салона почти бесконтрольно (с моей стороны) расположились кошаки, которые ведь могут разбежаться и потеряться: в автобус, как водится, входят и из него выходят люди, двери открываются и т.п.
Я бросаюсь их пересчитывать - их оказывается девять, как если бы был жив и Чапулик... (А ещё несколькими днями ранее я видела «возвращённого» Осипа, будто бы я так и сказала, увидев несколько растерянного и боящегося радоваться встрече Осеньку: «Нам вернули Осика!». А потом спросила кого-то невидимого: а Чапочку? - И будто бы поняла, сама себе ответив: Осик ещё молодой, ему можно, а Чапулик старенький, у него больные лапки, ему лучше оставаться там...)
И Пусик спит, прислонившись спиной к чужому чёрному кошаку, у которого на животе расположились в ряд, как поросята, чёрно-белые кошачьи младенцы (слава богу, чужие! с меня хватит...).
Потом быстро разворачивается (и, слава богу, быстро сворачивается обратно) полуводевильная ситуация с покупкой мной какого-то (старого и с дыркой, из которой высвистывает воздух) надувного матраса, почему-то очень длинного, который мне быстренько удаётся спихнуть обратно в какой-то полуподвально-полукриминальный магазин...
...И я выруливаю в следующую часть сна.
Я вижу радостного (просто лучащегося счастьем) Кошкодильчика koshkodil и вижу текст-пост:
«Пробую писать вам из Юрмалы, у меня день рождения...» (на деле ДР у КД зимой) - и далее читаю какую-то совершенно потрясающей красоты не то рифмованную, не то просто прекрасную, потому что ритмически организованную кошкодильскую прозу: « как в метрике Гомера».
А буквы эти писаны - интенсивным золотом по лёгкому: прямо по воздушному прозрачно- жемчужно-серому полотну.
...В общем, пора, наверное, включать свет да дописывать рукопись.
А то чего ей зря мокнуть под дождём?
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
Я очутился в сумрачном лесу...
Данте Алигьери
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочёл до середины...
Осип Мандельштам
После посещения морей и домрайсадов (и после того, как рассказала пришедшей в гости Маринке свой сон-воспоминание о собственном рождении) я опять стала видеть образно-символические сны.
Я их видела всю свою сознательную жизнь, многие из них были повторяющимися, некоторые - вещими, эти две группы снов часто «перекрещивались»: большинство из повторяющихся снов были наделены «провидческим компонентом», особенно сны с водой, и особенно-особенно - с морем.
Я их расскажу отдельно, в-перед-до-послеморских-и-домрайсадских лоскутах, здесь лишь скажу, почему на протяжении последних лет семи мне почти не снились образно-символические сны.
Я их отменила добровольно, вместе с провидческими сновидениями, поскольку «послевкусие» (послесоние) после вещего сна было невыносимое: невероятная тяжесть на сердце, беспричинные слёзы, вскоре объяснявшиеся: в мире случалась большая катастрофа, сопряжённая с огромными волнами человеческого горя, ужаса и тревоги.
Я «улавливала» грядущую катастрофу, как звери чуют землетрясения, сходы лавин, цунами, торнадо и прочие беспределы могущественной Природы по отношению ко всем своим «малым сим».
Помочь, предупредить и тем более предотвратить я была не в состоянии (поди знай, например, что увиденная 19 августа 2001 года полая символическая зеленовато-коричневая фигура с контурами то ли птицы, то ли птичьего крыла, то ли человеческой ладони с пальцами, просто зависшая над землёй под углом сорок градусов, вызвавшая невероятно тяжёлое состояние души и тела, - означает грядущее 11 сентября и целую серию множественных падений самолётов в тот злополучный год).
Терпеть эти жуткие картины сил не было: я спала, а сквозь меня острым потоком текли трагедии мира, наутро я просыпалась разбитая, вся в тревоге и слезах, просила кого-нибудь включить телевизор: я видела жуткий сон, предвещающий катастрофу, что на этот раз? «На этот раз» оказывалось или землетрясение в Армении, или взрыв на какой-нибудь шахте, или «Курск», или «Норд-Ост».
И тогда я взмолилась к неведомым силам с просьбой избавить меня от вещих снов.
Как ни странно, просьбу исполнили: я спала, а трагедийная «кинолента» стала течь «параллельно» мне, то есть я всё так же была «в курсе» течения мировых событий, но их поток проходил не сквозь меня, а как бы «вдоль». Это действительно была «кинолента» - ряд почти бесплотных теней, страдающих, мятущихся, вступающих в какие-то отношения, тёк в воздухе, как бежит отражение кадров плёнки по киноэкрану, только экран этот был не белым, а «воздушно-бесцветным», вот как будто скользят в светлой воде неясные тени рыб или водорослей...
...Но теперь меня стали «доставать» «формулами»: словесными формулировками - чёткими, лаконичными, почему-то часто с цифрами (и особенно часто почему-то фигурировала цифра 10), очевидно, призванными дать какие-то измерения сроков, или величин/значимостей событий, или ещё чего-то важного.
Через некоторое время эти формулы сбывались, подтверждая тем самым, что моя «связь с космосом» - это не психиатрический диагноз, а способ подсознания нечто сообщить сознанию...
...И я стала бывать во сне в таких пространствах, для описания (или даже вспоминания) которых у меня не было ни слов, ни даже понятий.
Просыпаясь, я знала, что я где-то была и что-то делала-говорила-воспринимала, но что?
Однако меня совсем не печалило это незнание - я просыпалась безмятежной, меня не душили никакие слёзы, не глодала беспричинная тревога...
И вот сон о рождении (он же повторяющийся базовый образно-символический) опять стронул этот пласт.
Пока что они меня не мучают, и я не пытаюсь их «отменить». Поживём - увидим, а пока: кинолента (точнее, избранные кинокадры, трейлер) нескольких последних дней.
***
Делая для Лидочки lidiamp фильм памяти её мамы и приступая к его компоновке, я увидела сон: чёрно-белую фотографию (в действительности не существующую)... нет, не так: монохромную уже, в жемчужно-серых тонах - «в дымке времени».
И такую... «художественно совершенную» - и по композиции, и - главное - по эмоции.
Если применить киноаналогию: крупный план, Лида (на фотографии ей лет 10-12, а мама молодая и красивая) сидит с мамой в лодке, их фигуры расположены просто безукоризненно, с учётом всех законов построения кадра и в то же время живо и непосредственно (как сделаны, например, все фильмы Тарковского или картины гениальных художников), на лицах написано такое родство и такая похожесть - как мадонна с младенцем... или как дети с бабушкой/мамой в последних кадрах «Зеркала».
Я вижу их лица крупно и отчётливо, они светятся счастьем единения и понимания - и в то же время отрешены от нас, зрителей, отделены завесой прошлого...
И я думаю во сне: ой как хорошо! Именно эту-то фоточку я и поставлю на финал в фильме!
Потом я поняла, откуда лодка: так трансформировалась в моём сознании Лидина детская шапочка-колпачок:
***
Позавчерашний сон был многосоставной (или многосуста...?), но наиболее ясно запомнились три «сустава».
Второй был связан с бабушкой Марусей, она - старенькая и больная - была где-то в комнате (вроде как в бывшей моей, некогда уступленной мной бабушке во время её операции на глазах), а к нам должны были приехать хоть и долгожданно-приятные (и с каким-то пополнением в роду, чьим-то младенцем), но шумные и трудные для пожилого человека гости, и я помню всего лишь картинку: дверь к бабушке открывается, на мгновение врываются шум-гам-свет, бабушка морщится, как от боли, - и я выключаю свет и закрываю дверь, чтобы бабушке стало спокойно...
Первый - очень красивый, очень «кинематографичный»: я вижу белый круглый стол с креслами, реально стоящий в саду под абрикосом, только во сне он как бы сдвинут в сторону второго абрикоса, ближе к дорожке, ведущей за угол дома и потом к калитке, а на столе лежит раскрытая посередине моя рукопись: большая такая «амбарная книга» (в такой «Книге учёта» вот уже тридцать с лишним лет назад я записывала примеры для своей ненаписанной диссертации по семиотике юмора). И вижу свой собственный почерк, «толковые лиловые» (но бледнее гораздо, бледно-сиреневые) чернила...
И моросит мелюсенький-мелюсенький такой дождичек, почти невесомая водяная пыль.
И почти мгновенно наступает абсолютная ночь.
И будто бы Оля una_tartaruga, бывшая у меня в гостях и собирающаяся уходить-уезжать, по ошибке выключает свет во дворе, того не понимая, что ей будет темно идти по дорожке. И я говорю ей: «Не выключай, что ты!» - и включаю свет опять.
И опять «экран» заливается дневным светом, и я вижу рукопись на столе под моросящим дождиком, раскрытую посредине.
И третий, по всем законам снижения пафоса юмористический.
Я сижу за столом, в гостях у кого-то в замке/на вилле/в поместье.
И девица, прислуживающая гостям, постоянно - нагло и демонстративно - обносит меня блюдами.
Вот уже первое блюдо я не получила, второе... наконец я решаюсь напрямую попросить у девицы салат.
В ответ та, вызывающе глядя мне в глаза, отвечает: «А он уже кончился!» - и выскребает ложкой остатки салата на тарелку кому-то из гостей.
Каким-то образом об этой неслыханной дерзости девки (намеренно оскорбить дорогую гостью!) прознаёт хозяйка замка - и застолья.
Следующим этапом «киносюжета» должна стать картина публичной расправы над девицей: её будут то ли сечь плетьми (и возможно, засекут до смерти), то ли ещё каким-то жестоким образом истязать, для чего я должна публично произнести перед гостями, чем именно провинилась передо мной наглая служанка (время действия сюжета - наши дни, но строй там, в этом замке, - феодальный).
И вот я думаю: ну вот, ещё этого мне не хватало, чтобы из-за какой-то чепухи - пусть трижды наглую - девку подвергали столь жестокому наказанию, и я ещё эти картины должна лицезреть? Да оно мне надо?
И думаю: да ну его всё на фиг, не стану я ничего говорить...
***
...Наверное, в качестве своеобразной компенсации за несостоявшееся пиршество на следующий день (точнее, на следующую ночь) я ем вишни, не выходя из автобуса (будто бы прямо под крышей автобуса растут вишнёвые ветки, усыпанные вкусными, свежими и сочными ягодами, я рву их, как итальянская девушка в одноимённом полдне Карла Брюллова, собирающая виноград, - именно в этой позе, то есть высоко подняв руки, - и ем с огромным наслаждением: ягоды крупные, вызревшие, почти чёрные, и сладкие, как черешня).
Автобус - «поповский», «наполненный шёпотом»: «Подошёл автобус с лампочками под толстой бутылочной крышей. В нём было только два места, в разных его концах. Увидев это, пассажиры заволновались, затеяли пересадку, в которую пытались вовлечь и водителя. И наконец открылось два места рядом. Они сели, почувствовав головами шёпот двух старух, сидящих сзади. Старушки шептались очень долго и своим шёпотом нагрели весь автобус».
И вдруг я с ужасом понимаю, что в заднем отсеке автобусного салона почти бесконтрольно (с моей стороны) расположились кошаки, которые ведь могут разбежаться и потеряться: в автобус, как водится, входят и из него выходят люди, двери открываются и т.п.
Я бросаюсь их пересчитывать - их оказывается девять, как если бы был жив и Чапулик... (А ещё несколькими днями ранее я видела «возвращённого» Осипа, будто бы я так и сказала, увидев несколько растерянного и боящегося радоваться встрече Осеньку: «Нам вернули Осика!». А потом спросила кого-то невидимого: а Чапочку? - И будто бы поняла, сама себе ответив: Осик ещё молодой, ему можно, а Чапулик старенький, у него больные лапки, ему лучше оставаться там...)
И Пусик спит, прислонившись спиной к чужому чёрному кошаку, у которого на животе расположились в ряд, как поросята, чёрно-белые кошачьи младенцы (слава богу, чужие! с меня хватит...).
Потом быстро разворачивается (и, слава богу, быстро сворачивается обратно) полуводевильная ситуация с покупкой мной какого-то (старого и с дыркой, из которой высвистывает воздух) надувного матраса, почему-то очень длинного, который мне быстренько удаётся спихнуть обратно в какой-то полуподвально-полукриминальный магазин...
...И я выруливаю в следующую часть сна.
Я вижу радостного (просто лучащегося счастьем) Кошкодильчика koshkodil и вижу текст-пост:
«Пробую писать вам из Юрмалы, у меня день рождения...» (на деле ДР у КД зимой) - и далее читаю какую-то совершенно потрясающей красоты не то рифмованную, не то просто прекрасную, потому что ритмически организованную кошкодильскую прозу: « как в метрике Гомера».
А буквы эти писаны - интенсивным золотом по лёгкому: прямо по воздушному прозрачно- жемчужно-серому полотну.
...В общем, пора, наверное, включать свет да дописывать рукопись.
А то чего ей зря мокнуть под дождём?
Click to view © Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.