(no subject)
Содержание:
ПРЕЛЮДИЯ - Начало
ПЕРВЫЙ ТАКТ - Грув
ВТОРОЙ ТАКТ - Ноты
ТРЕТИЙ ТАКТ - Артикуляция/Длительность (1)
ТРЕТИЙ ТАКТ - Артикуляция/Длительность (2)
ЧЕТВЕТРЫЙ ТАКТ - Техника
ПЯТЫЙ ТАКТ - Эмоции/Чувства
ШЕСТОЙ ТАКТ - Динамика
СЕДЬМОЙ ТАКТ - Ритм/Темп
ВОСЬМОЙ ТАКТ - Тон
ДЕВЯТЫЙ ТАКТ - Фразы
ДЕСЯТЫЙ ТАКТ - Тишина/Паузы
ОДИННАДЦАТЫЙ ТАКТ - Слушание
ПОСЛЕДНИЙ ТАКТ - Сон?
КОДА
ТРЕТИЙ ТАКТ
Артикуляция/Длительность (2)
Мы проехали по прекрасной извилистой дороге в округ Читам, который был окружен круглыми холмами на востоке и длинной узкой рекой Харпет на западе. Ландшафт в это время дня был великолепен. Низкое утреннее солнце светило сквозь деревья и, отражаясь от оставшихся дубовых и гикори листьев, наполняло воздух волшебством.
Темная c рябью река ползла и извивалась как змея, искушая нас отведать запретный плод, который находился прямо на другой её стороне. Мне было сказано припарковать автомобиль на правой стороне дороги возле одного из поворотов реки. Потом мы прошли вверх по крутой редко используемой тропинке на вершину утеса Мэйс.
Утес Мэйс - это высокий холм, покрытый порослью сосны и кедровыми деревьями, с которого открывается вид на реку. Подножный покров - в основном ядовитый плющ - настолько плотен, что служит подобно барьеру, охраняющему гору. Немногие случайные гуляющие рискнут проходить через него.
На вершине утеса находится низкая плоская скала, удобная для сидения, с вырезанным изображением в середине. Эта вырезка известна как Петроглиф утеса Мэйс. Исследователи гадают относительно его значения годами, но так и не пришли к какому-либо выводу. Всё, что они знают, состоит в том, что он индейского происхождения, и что ему сотни лет. Всё, что я знаю, так это то, что с вершины утеса открывается захватывающий вид.
Майкл встал с закрытыми глазами и с поднятыми над головой руками. Он сделал три глубоких вдоха. Я не знал, что мне полагалось делать, поэтому я просто стоял и наблюдал. Я мог бы сказать, что для него - это священное место, и ждал, что он мне скажет по этому поводу. Особенно я хотел узнать о резьбе в скале. Вместо этого, закончив дыхательные упражнения, он сел прямо на резьбу, будто её здесь и не было и указал рукой через реку.
«Посмотри», сказал он: «сквозь деревья. Это место называется поляна Курганов. Сотни лет назад для коренных жителей Америки это место было священным. Некоторые из тех индейцев все еще возвращаются сюда по сей день.»
Я не знал, говорил ли он о живущих ныне потомках коренных жителей Америки или о духах из далекого прошлого. Я видел в Нэшвилле не так много индейцев. Так что, если духи всё ещё витают вокруг, то откуда он мог знать. Мог ли он их видеть? Чувствовать их? Или он просто опять играет с моим мозгом? Ему ведь полагалось учить меня музыке, поэтому я не стал переспрашивать.
Я насчитал тринадцать курганов разных размеров, окружавших один большой курган, расположенный посередине. Говорили, что большой курган был по крайней мере шесть метров в высоту. Они были разбросаны вокруг широкого открытого поля и с нашей смотровой площадки выглядели как небольшие пупырышки на земле. Трудно было поверить, что они действительно настолько большие.
«Это ноты, большие ноты», сказал Майкл, кивая на другую сторону реки с курганами.
«Что ты имеешь в виду?», спросил я.
«Знаки, оставленные коренными жителями. Эти курганы как большие ноты. Но тебе надо быть вдали от них, чтобы ты смог прочесть их как группу. Том Браун младший - следопыт, поэтому он назвал бы их следами. Я музыкант, поэтому я зову их нотами. Если хороший следопыт может многое рассказать о людях, оставивших эти следы, то хороший музыкант должен в состоянии сделать тоже самое.»
После нескольких минут музыкального созерцания курганов Майкл нарушил молчание.
«Чтение следов подобно чтению Музыки так же, как оставление следов похоже на игру Музыки. Нет способа пересечь местность, не оставив следов. Не имеет значение, будет ли ландшафт природным или музыкальным. С каждым твоим движением и с каждой сыгранной нотой ты оставляешь частичку себя позади. Нет возможности избежать этого.
«Теперь, следопыт», объяснял он, продолжая смотреть на поле: «если он хороший следопыт, он может заглянуть прямо в душу того, кто оставил следы. Следопыт может рассказать, о чем думал создатель следов, что он чувствовал и так далее. Хороший музыкант должен быть способен делать тоже самое. Чтобы этому научиться потребуется время, усердие и интуиция. Но так как ты уже можешь читать Музыку, к тебе это должно прийти легко.»
Я слышал о чтении по ладоням, чайным листам, волосяным фолликулам, глазам, а книга Брауна даже говорила о чтении по следам, но никогда до этого я не слышал о чтении музыки, по крайней мере таким способом.
«Взгляни хорошенько на эти курганы», настаивал Майкл, обводя рукой горизонт. «Созерцание их в целом очень похоже на взгляд на музыкальную композицию. Хороший чтец может составить представление о звучании музыкальной композиции, точно также взглянув на нее в целом. А сейчас, чтобы получить более подробные детали о Музыке, нам необходимо подойти поближе. Пойдем!»
Без промедления он бросился бежать вниз. Он несся с этой небольшой горы как олень, и я прикладывал все свои усилия, чтобы не отставать. К тому времени, когда я добрался до подножия, Майкл уже пересекал реку и направлялся к курганам. Когда я наконец догнал его, он стоял на вершине большого кургана, который, как я сейчас заметил, был пологим сверху, образуя небольшое плато. С этой точки он мог отчетливо видеть, как меньшие, в форме подковы, курганы были расположены вокруг самого большого кургана.
«Тоника», констатировал Майкл.
«Что?»
«Тоника, ты нашёл ее. Ты стоишь на ней. Видишь, как этот курган похож на центр в музыкальной композиции? Все остальное здесь призвано поддержать этот большой курган.»
«Вижу», ответил я, силясь понять. «Дай-ка попробую. Большой курган, на котором мы стоим, подобен тонике в песне. Все другие курганы тут находятся для того, чтобы помочь определить тонику. Этот курган должен был быть возведен первым, прежде остальных курганов, или другими словами, раньше остальных нот. Стоя здесь в центре понятно, что меньшие курганы здесь находятся для того, чтобы оказать поддержку большому кургану. Так что, соотнося эти курганы с музыкой, я могу видеть, что перво-наперво нужно определить тонику. Как получилось?»
«Очень хорошо», ответил он. «Но как я говорил ранее, первое может и не быть тоникой.»
«Верно, грув, но в данной ситуации мы говорим о курганах. Погоди-ка минутку! Ты хочешь сказать, что индейцы сначала установили грув, еще до строительства курганов?»
«Да!»
«Каким образом?». Я представил, как индейцы танцуют под музыку во время строительства курганов. Я знал, что он не это имел в виду, но я не мог найти связь. По крайней мере, пока не мог.
«О чем они думали, прежде чем поставить здесь курганы?», спросил он.
Я попытался придумать ответ, но сам процесс попытки, казалось, отодвинул его.
«Я не знаю.»
«Ты ищешь ответы так же, как ты ищешь ноты. Давай откажемся от необходимости быть во главе.», напутствовал Майкл.
Я не совсем ухватил то, о чем он говорил, но попытался расслабиться. Не помогло. Я все равно не мог найти ответа.
«Ты не мог бы дать мне подсказку?», спросил я.
«Завтра мы построим точную копию этого кургана на твоем заднем дворе. Идет?»
«Зачем?», спросил я, не улавливая его логику.
«Наконец-то! Я думал, что ты никогда не найдешь ответа.»
«О чем ты говоришь?», я был в полном замешательстве.
«Ты даже не ухватываешь ответы, когда они приходят к тебе. Все еще хуже, чем я думал.» Майкл склонил свою голову. Глядя на то, как дергалась его голова, я мог бы сказать, что он пытался скрыть свой смех.
В раздражении я поднял вверх руки. «Я все равно не догоняю.»
«Почему!», брякнул Майкл.
Чувствуя еще большее раздражение, мне пришлось сдерживаться от крика. «Я не знаю почему.»
«Нет, послушай, им нужно было ‘зачем/почему’, причина, прежде чем они поставили курганы. Они ведь не просто однажды днем решили поставить здесь курганы. У них была причина сделать это. Потом они решили, где их ставить. Где поместить курганы - вот в чем ключ (тоника - прим. перев.). Зачем их ставить на первое место - в этом грув.»
«Хорошо, теперь понял.», я издал глубокий вздох облегчения. «Это было не так уж просто. Конечно, у них была причина поставить здесь курганы. Им нужна была причина ‘зачем’ прежде, чем они решали ‘где’ поставить их, и никак наоборот. Теперь я это ясно понимаю.»
«Да, и теперь ты понимаешь, как их причина была их ‘грувом’, правильно?», спросил он.
«Да, понимаю. И какова же была причина у них, чтобы поставить здесь курганы?», спросил я.
«Давай взглянем поближе и посмотрим, какие идеи нас посетят.»
Он полез в свою поясную сумку и вытащит оттуда пригоршню палочек для мороженного. Я не понимал, зачем они нужны. Он начал ходит вокруг большого кургана, втыкая палочки в землю. К тому времени, когда он закончил, появились ряды палочек, направленных от и к кургану во всех направлениях.
«Посмотри сюда. Что ты видишь?» Он указывал на землю.
«Траву», ответил я, немного посмеиваясь.
Он опустился на колени и жестами показал мне сделать то же самое. Положив свои руки на траву, от осторожно раздвинул стебли. «Вспомни Тома Брауна», предложил он.
Я ответил сразу же. «След, я вижу его.»
«Да, здесь на открытой местности на вершинах курганов следы оленей», ответил он, вставая. «Каждый из этих рядов палочек отмечает путь различного животного, пришедшего к вершине этого кургана.»
«Я вижу палочки, но мне трудно увидеть следы», признался я.
«Если, будучи в комнате, ты настраиваешь свой мозг на голубой цвет, всякий голубой предмет выпрыгнет на тебя. Всё, что тебе нужно сделать здесь, это настроить свой мозг на внешний вид следа, который я только что показал тебе. Затем, как и с голубым цветом, появятся остальные следы.»
Я понимал, о чем он говорит. Я раньше проделывал с цветами подобное много раз. Я мог вызвать у себя узнавание любого цвета в комнате простой мыслью об этом цвете. Как только я фокусировал свое внимание, всё, что было в комнате близко по цвету к тому, о котором я думал, начинало выделяться. Концентрируясь на другом цвете, я мог заставить выделяться его. Я решил попытаться проделать это со следом.
Я посмотрел вниз и сфокусировался на оленьем следе у наших ног. Он был слегка темнее, чем остальная трава. Пользуясь своим периферическим зрением, я отвел глаза и посмотрел вокруг кургана,. К моему удивлению, я смог увидеть ряды маленьких темных кружков вокруг повсюду.
«Я вижу их!», воскликнул я.
«Конечно, видишь. Вокруг этих курганов следы животных повсеместно. Скажи мне вот что. Почему, ты думаешь, животные, рискуя своими жизнями, приходят сюда? Здесь на вершине кургана нет ни пищи, ни воды, и они оказываются на открытой местности, на которой они не любят находится. Что притягивает их на это место?
«Может быть здесь есть что-то для животных, чего мы не видим.», ответил я.
«Точно!», воскликнул Майкл с возбуждением. «И может быть здесь было что-то и для коренных жителей. И может быть есть что-то для нас, но мы просто не видим этого. Как мы называем то, что не видим, но знаем, что оно здесь?».
«Дух».
«Именно! Дух, ощущаемый, но не видимый. Музыка точно такая же. Ты можешь увидеть Музыку? Нет? Тогда в чем состоит реальность, я тебя спрашиваю?»
Я слышал, что музыка вещь духовная, но он высказал это так, что для меня появился смысл.
Внезапно, не дожидаясь моего ответа, Майкл снял свои ботинки и устремился вниз с холма на четвереньках, как животное. Выглядело смешно. Он скакал вверх и вниз, вперед и назад. Поворачивая и мечась, как будто сошёл с ума, он пробежал вокруг всего кургана. Я видел, как белки так себя ведут, но чтобы человек...
Его лицо выражало радость. Глаза сияли как у щенка, впервые увидевшего снег. Мне это тоже казалось забавным, но я нашел в себе смелости присоединяться к нему. Вынув палочки одного ряда, он положил их рядом с каждым следом. Затем поманил меня присоединиться к нему у подножья кургана. Конечно, я подошёл.
«Смотри», сказал он. «Музыкальный манускрипт.»
«Что ты имеешь в виду?», спросил я.
«Если ты позволишь следу быть нотой, а палочке стать штилем, то каждый след станет выглядеть как музыкальная нота. Тогда ты сможешь прочитать походку животного как произведение Музыки.»
«Круто!»
«Кроме этого», добавил Майкл: «подметив, как ноги животного ‘атакуют’ землю, ты сможешь еще больше рассказать о нем. Обычно, чем резче атака каждой ноги, тем меньшее время нога задерживается на земле. Это очень похоже на Музыку.»
Я прочитал в книге о следах, что походки говорили о том, двигалось ли животное быстро или медленно, и что по обзору краев следа можно было судить о направлении и намерении животного. После того, как Майкл показал мне, как читать группу оленьих следов подобно музыкальному такту, я смог проделать это. Я сразу же мог сказать, что олень бежал галопом, если следы резко врезались в землю группами по четыре. Следы группами по два означали, что олень передвигался медленнее.
До меня тут же дошло, что то же самое справедливо и для музыки. Четыре ноты в такте в противоположность двум нотам в такте с первого взгляда дают понимание того, насколько быстро движутся ноты. Тот факт, что олень бежал по полю, но ходил по верхушке открытого кургана, давал понять, что ему было там комфортно.
Уделяя внимание тому, насколько отчетливы края следов от копыт оленя, я мог сказать когда животное собиралось сменить направление. Я не мог понять, как Майклу удавалось предсказывать эти изменения направлений, пока он не показал, на что я должен смотреть. Теперь, когда я мог это делать, я чувствовал себя Шерлоком Холмсом.
Он показал мне, как вычислить, в какую сторону смотрело животное, основываясь на том, как его ноги ударяли по земле. Он также рассказал мне, что, если посмореть глубже в следы, мы сможем глубже заглянуть в хозяина следов. Майкл полагал, что многие внутренние вещи о животном или человеке можно распознать по изучению его следов. Я не понимал что он подразумевает под ‘внутренними вещами’, но того, что он уже показал мне, было достаточно. Обладание возможностью рассказывать столь многое через простое наблюдение земли мне казалось магическим. Я мог только догадываться, на что это могло быть похоже, при использовании таких возможностей при прослушивании чьей-либо музыки.
Грустный человек часто играет музыку в минорной тональности, в то время как мажорная тональность предполагает счастливый настрой. Это я уже знал. Я даже уже мог сказать, когда человек чрезвычайно нервный через простое слушание его музыки. Может быть, подобно следам, музыка является дверью, позволяющей заглянуть в душу человека. Мысль об этом была очень интригующей. Мне не терпелось узнать больше.
«Это место духов.», заговорил Майкл после того, как мы проскакали галопом обратно на вершину холма. «Индейцы знают об этом. Животные знают об этом, и теперь ты знаешь об этом.»
«Но какие у тебя доказательства? Откуда ты знаешь, что это место духов? Чем оно отличается от других мест?», поинтересовался я.
«Доказательство? Что такое доказательство, как не чья-то точка зрения? И скажи мне, насколько, так или иначе, важно доказательство? Разве ты не учишься по опыту? Вот он и важен!»
«Но что делает это место более духовным, чем любое другое?», спросил я.
«Я не говорил, что это место более духовно, чем любое другое место», продолжил он. «Я сказал, что это место духов и коренные жители знают об этом. Подумай вот о чем: ты смотрел на это место с вершины утеса Мэйс и увидел красоту. А сейчас ты смотришь на следы животных, которые ходили по кургану, и все равно видишь красоту. Теперь закрой глаза и скажи мне, что ты видишь.»
Я сделал как он попросил и вновь увидел красоту.
«Хорошо. С четырех разных точек ты увидел это чудесное место, и каждый вид генерировал одинаковое чувство - чувство красоты! Как тут можно ошибиться?
«Красота - это то, что ты испытываешь, а не то, что можно доказать. Ты можешь сказать, что такое красота, или ты можешь всего лишь предложить мне свою точку зрения о ней? Может ли наука дать определение красоты? Ты можешь её увидеть или прикоснуться к ней, или ты только видишь и прикасаешься к чему-то, что обладает её качеством? Красота невидима, индивидуальна и неосязаема. Интересно, не правда ли? Это то, что ты знаешь, но технически она не здесь. Как такое может быть? Подобно Музыке она живет внутри тебя, и ты накладываешь её качества на то, что сам выбираешь.
«Люди говорят о красоте столетиями. Один мудрец в XIX веке сказал: ‘Красота там, где многое, все еще воспринимаемое как многое, становится единым’. В этом изречении есть правда, но в упрощенном виде можно сказать иначе, как сделал другой мудрец. Он написал: ‘Красота - это правда, правда - это красота. ’ Это легко понять.»
Выпрямившись, он широко раскинул свои руки и закрыл глаза.
«Индейцы знали и все ещё знают, что это духовное место, потому что они таким выбрали его. И обосновались здесь, на излучине прекрасной реки Харпет. И ты можешь видеть почему.»
Он быстро открыл глаза, и наклонившсь вперед, собрался задать мне последний вопрос.
«Если это место прекрасно, а ‘красота’ невидима, тогда что это за место?»
«Духовное место!», воскликнул я.
«Спасибо! Теперь мы можем идти.»