(no subject)
"...я проснулась и вспомнила, как рожала детей.
это важно.
мой сын родился в умирающем советском союзе,
в сибири,
в сомнительном маленьком деревянном роддоме,
куда привозили цыганок, бродяжек и пьяниц.
там плохо топили, и уборщица возила тряпкой и материла
орущих дикими голосами теток.
меня привезли туда,
потому что у меня не было справки об анализах.
я боялась кричать, боялась даже стонать,
и чуть-чуть не умерла,
потому что ко мне никто не подходил -
раз не орет, значит, не больно.
мой сын родился в крещенье.
и когда я открыла глаза и увидела его,
он лежал на белой каталке с тремя другими младенцами -
самый крупный, я его сразу узнала.
у него были длинные черные волосы,
огромные черные глаза и выпяченные губы.
кожа от асфиксии и отрицательного резуса была очень темной,
и я подумала, что родила негритенка.
он был очень красивый, не то что другие младенцы,
и акушерка сказала, что впервые видит такого красивого ребенка.
она созвала всех уборщиц и показывала его, и все ахали и говорили: какой красивый мальчик.
а я еле слышно сказала, что это в отца,
а врачиха сердито сказала: в какого отца, когда у него такая красивая мама.
дочку я родила на пасху
в ужасном госпитале кони-айленд в нью-йорке
я лежала и смотрела, как в аквариум,
в огромное, во всю стену, стекло.
за стеклом был длинный стальной прилавок,
стальная раковина и надетый на конец водопроводного крана шланг.
шланг держала в руках невнятная тетка в зеленой робе,
а другая тетка приносила младенцев и складывала их на прилавок.
первая придвигала их к себе, одного за другим, как на ленте транспортера
у кассы в супермаркете,
брала за ножку, и, поворачивая на прилавке, окатывала из шланга.
дети скользили, как мясо, - в основном, испанские дети.
и вот я узнала свою дочь, она была самой крупной,
пять килограммов, сто граммов,
и у нее были светлые волосы.
я увидела, как ее берут за ножку,
равнодушно, как в аду.
и у меня страшно сжалось сердце,
так, что я даже не смогла заплакать.
но тут подошла старая толстая негритянка
с пеленкой в руках.
она взяла мою девочку, завернула
и стала целовать, нацеловывать, как родную.
такую хорошенькую, беленькую.
и я успокоилась и закрыла глаза.
одна девочка как-то сказала мне, что я негр.
она, наверное, думала, что этим меня обидит.
еще я проснулась ночью и заплакала,
потому что подумала, что я никогда не вернусь.
и меня когда-нибудь закопают в эту чужую землю.
но, может быть, на той стороне реки
меня встретит старая негритянка,
завернет в теплое и поцелует."
О. Родионова