Снизу на нарах устроился вор, убийца - лег надо мной;
Я - посредине, с кашлем в грудине, скрюченный и больной;
Кожа да кости - прах на погосте, стонущий и смурной.
Чуять не мог обмороженных ног, зренье ушло из глаз;
Пальцем в опухшее тело ткни - вмятина будет враз;
Десны чернеют, язык цепенеет, близится смертный час.
Крепко меня скрутила цинга, был я ужасно плох...
Зачем обо мне пекутся они - никак я понять не мог;
Ужель, мужики, вам не с руки, чтоб я скорее подох?
Варили они хвойный отвар, давали с ложечки пить;
Вор улыбался и не гнушался болячки мои обмыть;
Добрый убийца едой делился, пытался меня кормить.
Оба злодеи - ни дать ни взять; вор меня обмывал -
И все вспоминал имена людей, которых обворовал;
Убийца тоже речист, но все же каялся-тосковал.
Век не забуду тусклый рассвет, что занимался вдали,
Когда завернули меня в меха и в сани вдвоем снесли,
Сами впряглись - нету собак, и на ближний пост повезли.
Как отломали они сто миль - не помню, был словно пуст;
Сердце стучало, как молоток; дыханье срывалось с уст;
Помню, как снегоступы в наст проваливались - хруст-хруст...
Концы отдавал - и вновь оживал: медлит старуха с косой;
Над снежной пустыней закаты стыли багровою полосой;
Мои глаза увлажняла слеза, по щекам стекала росой.
Первопуток месили, теряли силы; по вечерам - привал;
О, как же был я отдыху рад, и как в пути изнывал!
О, как же я ненавидел тех, кто покою мне не давал!
В бессильной злости кричал им: бросьте - пусть снег меня приберет!
Они плевали - слыхали едва ли, что там цинготник орет;
Склонясь до земли, они волокли сани вперед и вперед.
О, как я мечтал, как я шептал молитву страстную ту:
Вмешайся, Боже, пусть чертовы рожи швырнут меня в пустоту!
Но сон прервался - я оклемался на полицейском посту.
Вор и убийца - мои друзья - напротив меня сидят,
В наручниках оба, на лицах злоба, и безнадежный взгляд.
...Когда призовут их на Страшный Суд - я в том суде адвокат.
- перевод Андрея Кроткова
http://ir-ingr.livejournal.com/1141975.html?mode=reply#add_comment