Alegria
Держусь, кажется, только благодаря этой песне.
Прошла седьмая из девяти моих недель в Уппсале.
Сегодня хоронили Львёнка, и мысль о том, что меня не было на этой панихиде и на похоронах, до сих пор не умещается в моей голове.
То, что он умирает, я знала уже давно, и даже помню раннее утро в октябре, когда в пять ещё было темно, но я вдруг проснулась и поняла, что скоро его не станет. Но когда ты сидишь в автобусе, выруливающим на дорогу, которая ведёт в Стокгольм, и тебе приходит это сообщение, ты не можешь быть готов.
Я ни к кому на свете не была так привязана, и последние дни его жизни испытывала физическое страдание, хотя не хотела ничего узнавать специально. Так я чувствовала его всегда, как и он меня. «Ты не болеешь? Я чувствовал».
В тот час, когда он отошел, я сбежала на улицу под дождь и шла в полном безмолвии по абсолютно пустой Уппсале. А потом прибилась в круг студентов в Pubrunda, говорила со всеми, кто проходил мимо, купила впервые за очень много лет себе градусный напиток, видела, как тревожно ищет меня глазами Хенрик, который особо ничего не спрашивал и держался возле Агнет, которая тоже взглядывала тревожно и потом все-таки спросила, пьяна ли я.
Но я только утром открыла сообщения в телефоне.
3 августа я когда-то видела своими глазами смерть деда в Севастополе, а потом спустя ровно десять лет в этот день наконец пришла моя дочь, а еще спустя девять лет ушел Ванька.
Я молчу эти четыре дня, молчу так, как на большой глубине, и думаю больше о его жене, которая осталась вдовой в 30 лет. Я всегда больше думаю о женщинах, чем о мужчинах.
Не странно ли, что накануне Мидсоммар я окончательно разошлась с второй своей большой любовью, и заняло это четыре дня, а спустя шесть недель окончательно ушел и первый человек, привязанность к которому изменила тогда всю мою жизнь.
Дождь полил с часа его похорон по московскому времени, и так и хлещет, хлещет яростно по огромным стеклам общей комнаты.
До встречи, Львёнок. Я знаю, что ты бы тоже пропустил мои похороны, даже если бы тебе не пришлось добираться на них из Стокгольма. Потому что ты устал от меня когда-то не меньше, чем я от тебя, и потому, что всякой боли от другого есть предел.
А теперь ты заслужил покой.
Я чувствую всем сердцем, Ванька, что покой для тебя настал.