Дело идет к декабрю
Которая уже зима начинается с этих слов?
Год назад я была в начале ноября в Амстердаме, но не решилась там задержаться, а ведь концерт Екатерины Гопенко и «Немного Нервно» был там. До сих пор иной раз думаю, могла ли бы эта музыка починить меня.
Мне надо что-то решать.
Невыносимая травля на работе имела паузу на неделю, когда директор и завуч вместе час на очной ставке меня и Ирины Палны говорили ей, что она должна начать со мной общаться и перестать меня буллить. В конце они сказали ей, что от этого будет зависеть размер её новогодней премии. Мне было жалко её, а ещё я думала, что всё теперь будет иначе. Её хватило на неделю.
Я разрешаю себе уйти с этой работы. Может быть, даже не ждать конца учебного года. А может, поспорить с собой и выдержать.
Я разрешаю себе не инвестировать в расселение очередной сложной коммунальной квартиры. Сегодня был токсичнейший разговор с риэлторкой, которая очень гордится доверенностью на продажу самой большой доли в квартире, и я понимаю, что либо я добуду контакты Софьи, либо я откажусь от этой идеи. Продам всё своё и уйду оттуда. Уеду совсем. Куплю Веронике квартиру на вырост и уйду.
Я разрешаю себе горевать по Хенрику. Я горюю по нему страшно, потому что стала любить его и потому что хотела с ним быть. Без перспектив. Просто хотела. В октябре умерла Рахиль и мне не дали визу, и с того дня, как он узнал, что я не могу приехать, он не написал мне ни слова. Это похоже на стекло, которое разбили внутри меня, и при каждом вдохе оно мешает. В среду на группе поддержки я рвала ручкой бумагу и полыхала внутри этим «ты оставил меня, ты меня оставил», хотя за секунду до того думала, что вообще не могу злиться. Мне больно. Он ранил меня. Он ранил меня. Он меня ранил.
На сорок дней с того дня, как не дали визу, доллар скакнул с тех 83 рублей в августе до 117 рублей, и вечером пятницы я рыдала на улице. Хочется иной раз обладать силищей Фрэнка из драйзеровского «Финансиста», но я не он и никогда не буду такой. В том, в чем нужно быть такой, если хочешь справляться с совсем большими деньгами. Все деньги сейчас уходят на залатывание дыр в Вероникином образовании, и мне хочется выть от этих 1500 трижды в неделю на ее репетиторку. Выть, натурально выть.
Наверно, что бы я себе ни разрешала, я никогда не смогу простить себя, если только не увижу, что жизнь Вероники складывается счастливо, да и то в том случае буду думать, каких возможностей её лишили мои решения, связанные со страхом, отбитым в детстве мозгом, сиротством и беспомощностью. Я потеряла полтора миллиона денег на этом скачке валют и на последней сделке, и я никогда не забуду об этом, потому что это уже четвертый раз, когда я могла купить дочери квартиру, и не сделала этого.
Только бы остаться живой.
Вероника все время говорит о Париже, я не знаю, что там и как там, но почему-то мне кажется таким нужным показать ей этот Париж. Так глупо.
Декабрь, декабрь, верни мою стрелку компаса.