Двенадцать лет я строю Империю! (часть 1)
Я вспомнила, что у меня есть возможность хоть немного проиллюстрировать шизофрению, сектанство и ад, происходящие в Центре.
У меня остались подробно записанными кое-какие истории, происходившие в Сальватере, которые я и предлагаю вашему вниманию. Под катом много странного. Записи идут в хронологическом порядке, поэтому чем дальше, тем жести больше.
А кто все пропустил, это наглядная иллюстрация к этому и этому посту.
Маленький пример стандартного начала крупного скандала:
Восьмого ноября я пришла на очередное занятие и увидела, что кто-то стер с доски объявлений даты ближайших семинаров и общих встреч, и написал красным маркером: «Свобода, товарищи!».
- Лучия! - ворвалась я в 301. - Что случилось? Что это за надпись… там?
- Ой, Вирджик, не лезь ты в эти дела… Я сама толком ничего не знаю. Вчера Джулиано подписал отречение от престола.
- Почему? Как?
- Не знаю. Пойдем заниматься, все будет нормально.
Джулиано в тот день выглядел мрачно и разговаривал сквозь зубы. Я поняла, что никакого лагеря, Велья, поездок за рубеж и вообще Сальватера может и не быть.
<...>
Через два дня Элис рассказала нам, что Гвидо и Фабрицио нашли какую-то ошибку в формулировке отречения, уговорили Джулиано признать его недействительным и остаться нашим императором.
- Элис, - спросила я, - а в чем вообще было дело?
- Ну… Преподаватели еще в лагере пообещали Джулиано, что они получат гражданство, а сами ничего для этого не делают. Джулиано очень сильно напрягает ситуация с гражданством вообще. Вы же знаете, что можно получить гражданство империи?
Мы толком ничего не знали.
- Для того, чтобы получить гражданство, нужно привести в Центр трех человек, заплатить определенную сумму в местной валюте… Написать статью о Центре… Еще что-то. Где-то лежало положение о гражданстве, найдите, посмотрите.
- А что это дает? - спросил кто-то.
- Ну, все граждане имеют право частично оплатить обучение в местной валюте.
- И девочки тоже?
- И девочки тоже.
Вообще-то это право было только у парней. Джулиано придумывал для парней кучу льгот, только бы они оставались в Центре. Девушек было в несколько раз больше…
Крошечная иллюстрация на тему отношений полов:
" В конце февраля Джулиано вызвал меня к себе в кабинет и сказал обеспокоенным тоном:
- Анабел не сможет поехать с нами в Италию. Так что непонятно, Вирджиния, кто же составит тебе компанию…
Я моментально ответила, с невинным удивлением в глазах:
- А как же Гвидо?!... А Кассио?
Лицо императора изменило цвет и вытянулось. На нем отразилось не меньшее, чем у меня, удивление, но только с явным оттенком возмущения. Ледяным тоном он произнес:
- Может быть, конечно, когда-нибудь вы с Гвидо и будете жить в одном номере… Но точно не на этот раз!"
А вот чем закончились наши сборы в Италию:
"- Джулиано, как там с Италией? - спрашивала я раза два в неделю.
Джулиано мрачным тоном отвечал, что ничего непонятно. Что никак не приходят приглашения, что неизвестно, поедет ли Гвидо, что сам он сейчас уезжает во Францию, а когда приедет, то останется мало времени…
- Ну так все-таки?
Джулиано пожимал плечами и менял тему разговора.
Приглашения в Италию пришли 31 марта. Джулиано почему-то не обрадовался. И сказал, что мы посмотрим, когда он приедет из Франции.
В начале апреля, на очередном правительстве император сказал:
- Наша сорвавшаяся поездка в Италию…
Это было всего лишь частью какой-то длинной мысли, но я не расслышала ее конца и немедленно забыла ее начало.
При разговоре с Джулиано нужно было вслушиваться не столько в произносимые слова, сколько в интонацию. Он всегда говорил настолько выразительно, что все его слова казались ужасно правильными. Когда я потом пыталась кому-нибудь его пересказать, ничего не получалось.
Сейчас из тона Джулиано явственно следовало, что мы никуда не едем и лучше и не спрашивать - почему.
Приглашение лежало у меня дома, я уже почти выучила его наизусть, документы было подавать все еще можно, и мы с Кассио вроде готовы ехать… Что, черт возьми, случилось?
Виноваты были почему-то мы.
- Никому из вас не нужна была нужна эта поездка, - сказал Джулиано. - Разве что Вирджинии… А я никому не собираюсь делать одолжения насильно.
Маленькая иллюстрация промывки мозгов в Центре:
От этих мыслей меня спасала Элис. Она обладала уникальным качеством - способностью объяснить все что угодно с процентровской точки зрения. И этой способностью она охотно делилась с другими, в частности, со мной. Верней, пыталась делиться, потому что научиться мыслить точь-в-точь как Джулиано мне так и не удалось. Несмотря на все долгие, душеспасительные разговоры с Элис, у которой это отлично получалось.
Я жутко ей завидовала. Мне бы такую стройность мыслей! В моей голове была каша. Хотелось что-то делать, а что, я и сама не знала.
Первый душеспасительный разговор случился после того знаменитого скандала с коварным ксероксом.
Мы с Элис и Джулией стояли около автобусной остановки, собирались было уже прощаться, и тут я ляпнула:
- А у меня опять неприятности…
Выяснилось, что Элис не в курсе. Когда я принялась кратко излагать ситуацию, оказалось, что у меня получается не очень кратко. Мы с Джулией забили на автобус, Элис забила на то, что ей в другую сторону, и наша группа двинулась в сторону Киевской.
Центр находится около Поклонки, до Киевской идти где-то полчаса.
Чем интересней становился разговор, тем быстрее мы шли. Когда мы уже почти бежали, Элис сказала:
- Джулиано не придирается к безразличным ему людям. Чем перспективней человек, тем больше ему достается. Скандал - это средство воспитания. Джулиано помогает человеку измениться так, чтобы приносить больше пользы Центру и самому себе... Ну и отсев ненужных людей происходит, само собой. Если человек уходит из Центра только потому, что с ним заговорили не в том тоне, Сальватеру ведь такой человек и не нужен. Разве не так, Крис?
И еще:
"Я помогала новеньким не потеряться в этом Центре, а Элис помогала мне. Она без конца объясняла мне основные принципы Сальватера, рассказывала историю Центра. Жутковатую историю - очень много скандалов, очень много замечательных людей ушло со скандалом, очень много преподавателей предало Джулиано… чего только не случалось.
- Интересно, почему люди уходят из этого Центра? - спросила я у Элис задумчивым тоном.
- Нет, Крис, почему люди уходят из Центра - это не интересно. Это и так понятно. Проблемы, скандалы, недопонимание. У кого-то просто не хватает терпения спокойно разобраться со своими проблемами. Кто-то просто перерастает все это и уходит. Некоторые уходят, громко хлопнув дверью и этим создают другим массу проблем. Резкий уход - это попытка решить свои проблемы за счет других. Некоторые уходят из-за какой-то ерунды, из ложного чувства собственного достоинства. Мало ли причин… Мне интересно, почему люди остаются. Что их держит здесь? Уйти намного проще, чем остаться. Это уходят просто так, а остаются по какой-то причине.
- А ты почему остаешься?
- Для меня возможность оставаться в Центре - это прежде всего возможность личностного роста. Я очень изменилась в этом Центре и очень многого достигла.
Но мне все равно было интересно, почему люди уходят. Здесь легко было оставаться, несмотря на любые скандалы, но очень тяжело уйти. Сложно, ненужно и глупо - абсолютно неестественно. Почему же мы до сих пор помещаемся в двух комнатах, куда ушли полторы тысячи человек, побывавших в Сальватере за 13 лет?
Джулиано как-то раз сказал, что люди часто уходят из Центра очень резко. Как можно более резко, только бы не иметь возможности вернуться. Потому что Сальватер - это наркотик. Он забирает очень много энергии, но ты не можешь не приходить сюда. Потому что здесь слишком здорово. И не получается уйти, даже если хочется, слишком сильно тянет назад. Тогда нужно устроить скандал, насмерть рассориться с Джулиано, оглушительно хлопнуть дверью в расчете на то, что назад тебя уже не пустят.
Самое смешное, добавил император, что это не срабатывает.
Вернуться можно всегда, с каким бы скандалом ты не ушел.
И очень многие возвращаются. "
И еще:
"Я опять ночевала не дома, что я тогда очень любила, и заодно Элис рассказала мне пару эпизодов из истории Центра.
Истории были почему-то в основном о любви. И все они заканчивались еще хуже, чем самая печальная на свете повесть о Ромео и Джульетте. Чаще всего - диким скандалом и уходом из Центра, даже свадьбы не были исключением. Очень много людей вроде Гвидо ушло из-за девушек.
- Ужасно, что Центр теряет таких людей, как Гвидо, из-за какой-то там дурацкой любви, - думала я.
Джулиано, наверное, тоже так думал. И относился к девушкам настороженно. Ему все время казалось, что они хотят утащить парней из Центра к себе на кухню. И уже неважно, что они на этой кухне будут делать - пить чай, пить пиво или заниматься более интересными вещами. Главное, что парню уже будет не до Центра.
В Сальватере были поэтому запрещены так называемые «внецентровские встречи». Когда мы с Джулией вдвоем ходили в Пушкинский музей посмотреть на статую Давида или в Пушкинский кинотеатр посмотреть на Гарри Поттера, мы уже нарушали закон. Люди из Сальватера должны были встречаться только в Сальватере. Никаких посиделок у кого-то дома, никаких походов куда-то еще. "
И еще небольшой скандал:
"В день моего выпускного нужно было зайти в Центр, чтобы отдать Гвидо паспорт и деньги на билет. Сразу после этого должно было состояться, как-никак, торжественное мероприятие, так что я была красива. В платье, по крайней мере. Настроение было отличным, я ждала поздравлений, праздника и замечательного лета.
Все было не так просто. Джулиано говорил долго, громко, сердито и не очень понятно. Ладно, у нас не хватало палаток. И байдарок.
Но по большому счету дело было не в этом.
- Вы не команда!- сказал Джулиано, оглядев меня, Кассио и Гвидо.
Он не мог с нами никуда ехать. Он не был уверен в нас на сто процентов. И опасался, что любые его действия будут восприниматься скептически. Не был уверен даже в нас троих, не говоря уж про пару новичков, которые тоже хотели было ехать с нами.
- Минус со стороны Бори, возможный минус со стороны Кристины - и что? Вся поездка сорвана!
Я пыталась вспомнить хоть один случай, когда выражала недовольство действиями Джулиано. Не могла. И случая, когда вообще была недовольна его действиями, тоже не могла.
Я не знала, команда мы или не команда. Но подозревала, что опять что-то не так, и я сделала что-то не то, а что - никто, кроме императора, не знает. А он не скажет.
Джулиано считал, что на озеро мы ехать не можем. И говорил о каких-то альтернативных возможностях - поездка в Пушкинские Горы, например. Но собравшаяся компания его не устраивала. Никто не знал, что делать.
Гвидо иногда что-то говорил, успокаивая императора.
Я вспоминала Италию и опять не понимала, в чем проблема, за исключением нехватки палаток…
Мой выпускной должен был начаться через сорок минут, о чем я и сообщила Джулиано.
- Джулиано, можно, я уже пойду?
Эти слова я произнесла в первый раз за весь год. Обычно я уходила только тогда, когда уже не было ни необходимости спрашивать разрешение, ни выбора.
- Иди. Но перед тем, как ты уйдешь, я хотел бы отметить, что это первые слова, которые ты произнесла сегодня.
С окончанием школы меня так никто и не поздравил."
Большой скандал на Велье:
Мы сидели у Кассио с Уолтером часов до 12 ночи, жуя печенье, болтая и играя уже не в карты, а в слова, потому что пришла Элис, которая в карты не хотела. По брезенту стучал дождь, но внутри было сухо, тепло, уютно, несмотря на бардак, и хорошо.
Там-то нас и нашел Джулиано. Заглядывая в палатку, он сказал:
- А, вы все тут! Хорошо. С вашего позволения я хотел бы подвести некоторые итоги.
И понеслось…
Император заявил, что мы вступили на экстенсивный путь развития, и это ужасно. Никто ничего не понял, даже Элис. Она-то и попросила объяснить.
Суть была в том, что жить следует интенсивно. Производя, а не потребляя. А мы лишь пользуемся тем, что нам дает природа - солнцем, озером и земляникой. Стоило пойти дождю, и все - делать нам уже нечего. Нельзя же, в самом деле, рассматривать карты как достойное времяпрепровождение!
И вообще, близится лагерь, здесь собрались почти все инструктора, и никто из них даже не хочет потренироваться делать зарядки и проговоры.
Я честно слушала Джулиано. Только я плохо понимала его, и злилась на себя за это, а также за то, что я опять сделала что-то не так.
А я опять сделала что-то не так. Собственно - все.
И завпит из меня отвратительный, причем не потому, что у нас что-то не то с питанием.
- Так хорошо, - сказал император, - мы на Велье еще никогда не ели.
Но ведь это не моя заслуга, а заслуга Элис. Мнение Элис, которая была совсем не против, во внимание не принималось. Тот факт, что мы все тратим кучу времени на приготовление невероятно сложных для походных условий обедов, пока парни играют в футбол, тоже.
Проблема была во мне самой. В том, что я не умею давать людям руководящие указания, в том, что я не проконтролировала, сколько буханок хлеба купит Гвидо. В трехстах граммах сыра.
В тот день Лоренцо уезжал в деревню за продуктами и спросил меня, убирающую со стола, сколько сыра ему купить.
- Ну, грамм триста, - машинально ответила я.
-Сколько?!
Голос у Лоренцо был такой потрясенный, как будто я предложила купить то ли 5 грамм, то ли 5000 килограмм.
Этих трехсот грамм, которых недостаточно на восемь человек, Джулиано мне простить не мог. «Идиотка» - это самое мягкое, что я про себя в тот вечер услышала.
- Когда человек, в каком-то смысле представляющий Лингвистическую Империю Сальватер, говорит ТАКУЮ чушь, это же подрыв авторитета!!!
Элис сказала, что, может быть, Джулиано чересчур преувеличивает.
Он так не считал. Напротив, это еще не все. Я вообще не имею привычки думать, прежде чем говорить, болтаю все, что приходит в голову, а в голову мне приходит исключительно чушь.
Сейчас, возможно, я бы смеялась, узнав, что триста грамм сыра чудовищным образом подрывают авторитет Империи. Тогда я сидела и тихо плакала, благо что было темно. Еще я пыталась как-то оправдываться, в результате чего услышала:
- А Кристина вместо того, чтобы понять, наконец, что от нее требуется, все еще пытается сохранить свое чувство гордости!
К тому моменту, как я вылезла из палатки, я уже знала, что человек я пропащий. Что до сих пор точно не знаю, чем буду заниматься в лагере. Я знала, что почтой, но, видимо, недостаточно хорошо. По крайней мере Джулиано был недоволен.
Что то, что я ввожу по ночам песни Анне Ренне - это ужасно. Почему не всем? Ответ «Все их и без того знают» не котировался. Что это еще за индивидуализм - вдвоем в палатке!
И вообще я ужасно тупа и ничего не умею. Толку от меня тоже никакого.
Джулиано на тот момент был почти всегда прав. Я думала, стоя на мокрой траве и не зная, куда мне теперь идти, - а вдруг он прав и на этот раз?
Там меня и нашла Элис.
- Успокойся, Крис.
Я не очень успокаивалась. Вместо этого я кричала куда-то в черную лесную пустоту:
- Я не могу сохранять чувство гордости!! У меня его больше нет! Не осталось!
И еще что-то про то, что такого количества оскорблений в свой адрес я не слышала больше нигде. И действительно - не слышала. Несмотря на весь свой богатый жизненный опыт белой вороны. Один Джулиано умеет оскорблять лучше, чем целые стаи злобных подростков.
И делает он это для моего же блага - объяснила мне Элис.
- Он говорит тебе все это не потому, что ты плохая. А потому, что ты можешь и должна стать лучше.
Продолжение большого скандала на Велье:
"И тут, когда я слушала себе внимательно, задумываясь о своем уровне итальянского и дрожа крупной дрожью - холодало, а мне было жалко пропустить хоть слово Джулиано ради того, чтобы сбегать в палатку за курткой - и тут грянул гром. Опять. Без каких-то особых причин, просто Джулиано вспомнил про нашу несостоявшуюся поездку в Италию.
И если в прошлый раз у императора получалось, что виноваты мы все, но я меньше всех, потому что готова ехать больше всех, то на этот раз все было куда проще.
Виновата, кажется, была только я.
- Вот с Гвидо, - задумчиво и почему-то грозно начал император, - я готов хоть завтра ехать в любую страну, которую он только назовет.
А со мной он не был готов ни к чему такому, чему было множество причин. Впрочем, причины не назывались прямо - на них давались намеки. Слишком уж тонкие для того, чтобы я их могла понять в своем потрясенном состоянии. Так что единственное, что я поняла - что я просто никуда не гожусь в равной степени как личность, как работник (опять вспомнили засохший хлеб, опять помянули Триста Грамм Сыра) и как бог знает кто еще. Словом, куда-то поехать вместе со мной мог определенно лишь сумасшедший. А Джулиано пока нормальный. И вообще:
- Кристина, ну вот что ты реально сделала для того чтобы я поверил, что тебе нужна эта поездка?
Я без особого труда - мне так и не удалось этого забыть - вспомнила, как бесконечно считала дни до Италии, как засыпала и просыпалась с мыслью об этой поездке, как днями и ночами слушала кассету, чтобы получше выучить итальянский, как я ходила за Джулиано и спрашивала, что там с нашей поездкой… И поняла, что не знаю, как мне ответить на этот вопрос. Что я вообще должна была сделать, чтобы император понял абсолютно очевидную вещь?
Еще я вспомнила слова Элис - «Крис, если тебе что-то непонятно из того, что говорит Джулиано, никогда не бойся спрашивать!». Ну я и не побоялась:
- Джулиано, видите ли, мне не совсем понятно… Не могли бы вы привести пример, что конкретно я должна была сделать, чтобы вам стало понятно, что мне нужна эта поездка?
Император посмотрел на меня тяжелым задумчивым взглядом и ответил:
- На провокационные вопросы я не отвечаю!...
Я, в таком случае, тоже не знала, что отвечать.
О чем я и заявила минут через пятнадцать на подведении итогов беседы. За эти пятнадцать минут я успела узнать о себе еще много нового.
Император говорил. Мои друзья слушали его и, естественно, молчали. Я на них не обижалась.
На кого я обижалась, так это на себя - это надо же быть такой бестолковой, что Джулиано даже не готов со мной никуда ехать.
Гвидо зевал и тер красные от ежевечернего дыма глаза. Элис говорила что-то о необходимости самосовершенствования, оставив бесполезные попытки меня защитить. Анна Ренна извинялась перед Джулиано за то, что не слишком активно шла на контакт с ним. Джулиано благосклонно кивал и за что-то хвалил Уолтера. Лоренцо явно плевать хотел на всю эту ситуацию и уж в особенности на меня.
Я молчала. Я не могла придумать, что говорить и думала, что редкое мое слово не сделает ситуацию хуже.
Мое молчание, впрочем, тоже делало ее хуже."
У меня остались подробно записанными кое-какие истории, происходившие в Сальватере, которые я и предлагаю вашему вниманию. Под катом много странного. Записи идут в хронологическом порядке, поэтому чем дальше, тем жести больше.
А кто все пропустил, это наглядная иллюстрация к этому и этому посту.
Маленький пример стандартного начала крупного скандала:
Восьмого ноября я пришла на очередное занятие и увидела, что кто-то стер с доски объявлений даты ближайших семинаров и общих встреч, и написал красным маркером: «Свобода, товарищи!».
- Лучия! - ворвалась я в 301. - Что случилось? Что это за надпись… там?
- Ой, Вирджик, не лезь ты в эти дела… Я сама толком ничего не знаю. Вчера Джулиано подписал отречение от престола.
- Почему? Как?
- Не знаю. Пойдем заниматься, все будет нормально.
Джулиано в тот день выглядел мрачно и разговаривал сквозь зубы. Я поняла, что никакого лагеря, Велья, поездок за рубеж и вообще Сальватера может и не быть.
<...>
Через два дня Элис рассказала нам, что Гвидо и Фабрицио нашли какую-то ошибку в формулировке отречения, уговорили Джулиано признать его недействительным и остаться нашим императором.
- Элис, - спросила я, - а в чем вообще было дело?
- Ну… Преподаватели еще в лагере пообещали Джулиано, что они получат гражданство, а сами ничего для этого не делают. Джулиано очень сильно напрягает ситуация с гражданством вообще. Вы же знаете, что можно получить гражданство империи?
Мы толком ничего не знали.
- Для того, чтобы получить гражданство, нужно привести в Центр трех человек, заплатить определенную сумму в местной валюте… Написать статью о Центре… Еще что-то. Где-то лежало положение о гражданстве, найдите, посмотрите.
- А что это дает? - спросил кто-то.
- Ну, все граждане имеют право частично оплатить обучение в местной валюте.
- И девочки тоже?
- И девочки тоже.
Вообще-то это право было только у парней. Джулиано придумывал для парней кучу льгот, только бы они оставались в Центре. Девушек было в несколько раз больше…
Крошечная иллюстрация на тему отношений полов:
" В конце февраля Джулиано вызвал меня к себе в кабинет и сказал обеспокоенным тоном:
- Анабел не сможет поехать с нами в Италию. Так что непонятно, Вирджиния, кто же составит тебе компанию…
Я моментально ответила, с невинным удивлением в глазах:
- А как же Гвидо?!... А Кассио?
Лицо императора изменило цвет и вытянулось. На нем отразилось не меньшее, чем у меня, удивление, но только с явным оттенком возмущения. Ледяным тоном он произнес:
- Может быть, конечно, когда-нибудь вы с Гвидо и будете жить в одном номере… Но точно не на этот раз!"
А вот чем закончились наши сборы в Италию:
"- Джулиано, как там с Италией? - спрашивала я раза два в неделю.
Джулиано мрачным тоном отвечал, что ничего непонятно. Что никак не приходят приглашения, что неизвестно, поедет ли Гвидо, что сам он сейчас уезжает во Францию, а когда приедет, то останется мало времени…
- Ну так все-таки?
Джулиано пожимал плечами и менял тему разговора.
Приглашения в Италию пришли 31 марта. Джулиано почему-то не обрадовался. И сказал, что мы посмотрим, когда он приедет из Франции.
В начале апреля, на очередном правительстве император сказал:
- Наша сорвавшаяся поездка в Италию…
Это было всего лишь частью какой-то длинной мысли, но я не расслышала ее конца и немедленно забыла ее начало.
При разговоре с Джулиано нужно было вслушиваться не столько в произносимые слова, сколько в интонацию. Он всегда говорил настолько выразительно, что все его слова казались ужасно правильными. Когда я потом пыталась кому-нибудь его пересказать, ничего не получалось.
Сейчас из тона Джулиано явственно следовало, что мы никуда не едем и лучше и не спрашивать - почему.
Приглашение лежало у меня дома, я уже почти выучила его наизусть, документы было подавать все еще можно, и мы с Кассио вроде готовы ехать… Что, черт возьми, случилось?
Виноваты были почему-то мы.
- Никому из вас не нужна была нужна эта поездка, - сказал Джулиано. - Разве что Вирджинии… А я никому не собираюсь делать одолжения насильно.
Маленькая иллюстрация промывки мозгов в Центре:
От этих мыслей меня спасала Элис. Она обладала уникальным качеством - способностью объяснить все что угодно с процентровской точки зрения. И этой способностью она охотно делилась с другими, в частности, со мной. Верней, пыталась делиться, потому что научиться мыслить точь-в-точь как Джулиано мне так и не удалось. Несмотря на все долгие, душеспасительные разговоры с Элис, у которой это отлично получалось.
Я жутко ей завидовала. Мне бы такую стройность мыслей! В моей голове была каша. Хотелось что-то делать, а что, я и сама не знала.
Первый душеспасительный разговор случился после того знаменитого скандала с коварным ксероксом.
Мы с Элис и Джулией стояли около автобусной остановки, собирались было уже прощаться, и тут я ляпнула:
- А у меня опять неприятности…
Выяснилось, что Элис не в курсе. Когда я принялась кратко излагать ситуацию, оказалось, что у меня получается не очень кратко. Мы с Джулией забили на автобус, Элис забила на то, что ей в другую сторону, и наша группа двинулась в сторону Киевской.
Центр находится около Поклонки, до Киевской идти где-то полчаса.
Чем интересней становился разговор, тем быстрее мы шли. Когда мы уже почти бежали, Элис сказала:
- Джулиано не придирается к безразличным ему людям. Чем перспективней человек, тем больше ему достается. Скандал - это средство воспитания. Джулиано помогает человеку измениться так, чтобы приносить больше пользы Центру и самому себе... Ну и отсев ненужных людей происходит, само собой. Если человек уходит из Центра только потому, что с ним заговорили не в том тоне, Сальватеру ведь такой человек и не нужен. Разве не так, Крис?
И еще:
"Я помогала новеньким не потеряться в этом Центре, а Элис помогала мне. Она без конца объясняла мне основные принципы Сальватера, рассказывала историю Центра. Жутковатую историю - очень много скандалов, очень много замечательных людей ушло со скандалом, очень много преподавателей предало Джулиано… чего только не случалось.
- Интересно, почему люди уходят из этого Центра? - спросила я у Элис задумчивым тоном.
- Нет, Крис, почему люди уходят из Центра - это не интересно. Это и так понятно. Проблемы, скандалы, недопонимание. У кого-то просто не хватает терпения спокойно разобраться со своими проблемами. Кто-то просто перерастает все это и уходит. Некоторые уходят, громко хлопнув дверью и этим создают другим массу проблем. Резкий уход - это попытка решить свои проблемы за счет других. Некоторые уходят из-за какой-то ерунды, из ложного чувства собственного достоинства. Мало ли причин… Мне интересно, почему люди остаются. Что их держит здесь? Уйти намного проще, чем остаться. Это уходят просто так, а остаются по какой-то причине.
- А ты почему остаешься?
- Для меня возможность оставаться в Центре - это прежде всего возможность личностного роста. Я очень изменилась в этом Центре и очень многого достигла.
Но мне все равно было интересно, почему люди уходят. Здесь легко было оставаться, несмотря на любые скандалы, но очень тяжело уйти. Сложно, ненужно и глупо - абсолютно неестественно. Почему же мы до сих пор помещаемся в двух комнатах, куда ушли полторы тысячи человек, побывавших в Сальватере за 13 лет?
Джулиано как-то раз сказал, что люди часто уходят из Центра очень резко. Как можно более резко, только бы не иметь возможности вернуться. Потому что Сальватер - это наркотик. Он забирает очень много энергии, но ты не можешь не приходить сюда. Потому что здесь слишком здорово. И не получается уйти, даже если хочется, слишком сильно тянет назад. Тогда нужно устроить скандал, насмерть рассориться с Джулиано, оглушительно хлопнуть дверью в расчете на то, что назад тебя уже не пустят.
Самое смешное, добавил император, что это не срабатывает.
Вернуться можно всегда, с каким бы скандалом ты не ушел.
И очень многие возвращаются. "
И еще:
"Я опять ночевала не дома, что я тогда очень любила, и заодно Элис рассказала мне пару эпизодов из истории Центра.
Истории были почему-то в основном о любви. И все они заканчивались еще хуже, чем самая печальная на свете повесть о Ромео и Джульетте. Чаще всего - диким скандалом и уходом из Центра, даже свадьбы не были исключением. Очень много людей вроде Гвидо ушло из-за девушек.
- Ужасно, что Центр теряет таких людей, как Гвидо, из-за какой-то там дурацкой любви, - думала я.
Джулиано, наверное, тоже так думал. И относился к девушкам настороженно. Ему все время казалось, что они хотят утащить парней из Центра к себе на кухню. И уже неважно, что они на этой кухне будут делать - пить чай, пить пиво или заниматься более интересными вещами. Главное, что парню уже будет не до Центра.
В Сальватере были поэтому запрещены так называемые «внецентровские встречи». Когда мы с Джулией вдвоем ходили в Пушкинский музей посмотреть на статую Давида или в Пушкинский кинотеатр посмотреть на Гарри Поттера, мы уже нарушали закон. Люди из Сальватера должны были встречаться только в Сальватере. Никаких посиделок у кого-то дома, никаких походов куда-то еще. "
И еще небольшой скандал:
"В день моего выпускного нужно было зайти в Центр, чтобы отдать Гвидо паспорт и деньги на билет. Сразу после этого должно было состояться, как-никак, торжественное мероприятие, так что я была красива. В платье, по крайней мере. Настроение было отличным, я ждала поздравлений, праздника и замечательного лета.
Все было не так просто. Джулиано говорил долго, громко, сердито и не очень понятно. Ладно, у нас не хватало палаток. И байдарок.
Но по большому счету дело было не в этом.
- Вы не команда!- сказал Джулиано, оглядев меня, Кассио и Гвидо.
Он не мог с нами никуда ехать. Он не был уверен в нас на сто процентов. И опасался, что любые его действия будут восприниматься скептически. Не был уверен даже в нас троих, не говоря уж про пару новичков, которые тоже хотели было ехать с нами.
- Минус со стороны Бори, возможный минус со стороны Кристины - и что? Вся поездка сорвана!
Я пыталась вспомнить хоть один случай, когда выражала недовольство действиями Джулиано. Не могла. И случая, когда вообще была недовольна его действиями, тоже не могла.
Я не знала, команда мы или не команда. Но подозревала, что опять что-то не так, и я сделала что-то не то, а что - никто, кроме императора, не знает. А он не скажет.
Джулиано считал, что на озеро мы ехать не можем. И говорил о каких-то альтернативных возможностях - поездка в Пушкинские Горы, например. Но собравшаяся компания его не устраивала. Никто не знал, что делать.
Гвидо иногда что-то говорил, успокаивая императора.
Я вспоминала Италию и опять не понимала, в чем проблема, за исключением нехватки палаток…
Мой выпускной должен был начаться через сорок минут, о чем я и сообщила Джулиано.
- Джулиано, можно, я уже пойду?
Эти слова я произнесла в первый раз за весь год. Обычно я уходила только тогда, когда уже не было ни необходимости спрашивать разрешение, ни выбора.
- Иди. Но перед тем, как ты уйдешь, я хотел бы отметить, что это первые слова, которые ты произнесла сегодня.
С окончанием школы меня так никто и не поздравил."
Большой скандал на Велье:
Мы сидели у Кассио с Уолтером часов до 12 ночи, жуя печенье, болтая и играя уже не в карты, а в слова, потому что пришла Элис, которая в карты не хотела. По брезенту стучал дождь, но внутри было сухо, тепло, уютно, несмотря на бардак, и хорошо.
Там-то нас и нашел Джулиано. Заглядывая в палатку, он сказал:
- А, вы все тут! Хорошо. С вашего позволения я хотел бы подвести некоторые итоги.
И понеслось…
Император заявил, что мы вступили на экстенсивный путь развития, и это ужасно. Никто ничего не понял, даже Элис. Она-то и попросила объяснить.
Суть была в том, что жить следует интенсивно. Производя, а не потребляя. А мы лишь пользуемся тем, что нам дает природа - солнцем, озером и земляникой. Стоило пойти дождю, и все - делать нам уже нечего. Нельзя же, в самом деле, рассматривать карты как достойное времяпрепровождение!
И вообще, близится лагерь, здесь собрались почти все инструктора, и никто из них даже не хочет потренироваться делать зарядки и проговоры.
Я честно слушала Джулиано. Только я плохо понимала его, и злилась на себя за это, а также за то, что я опять сделала что-то не так.
А я опять сделала что-то не так. Собственно - все.
И завпит из меня отвратительный, причем не потому, что у нас что-то не то с питанием.
- Так хорошо, - сказал император, - мы на Велье еще никогда не ели.
Но ведь это не моя заслуга, а заслуга Элис. Мнение Элис, которая была совсем не против, во внимание не принималось. Тот факт, что мы все тратим кучу времени на приготовление невероятно сложных для походных условий обедов, пока парни играют в футбол, тоже.
Проблема была во мне самой. В том, что я не умею давать людям руководящие указания, в том, что я не проконтролировала, сколько буханок хлеба купит Гвидо. В трехстах граммах сыра.
В тот день Лоренцо уезжал в деревню за продуктами и спросил меня, убирающую со стола, сколько сыра ему купить.
- Ну, грамм триста, - машинально ответила я.
-Сколько?!
Голос у Лоренцо был такой потрясенный, как будто я предложила купить то ли 5 грамм, то ли 5000 килограмм.
Этих трехсот грамм, которых недостаточно на восемь человек, Джулиано мне простить не мог. «Идиотка» - это самое мягкое, что я про себя в тот вечер услышала.
- Когда человек, в каком-то смысле представляющий Лингвистическую Империю Сальватер, говорит ТАКУЮ чушь, это же подрыв авторитета!!!
Элис сказала, что, может быть, Джулиано чересчур преувеличивает.
Он так не считал. Напротив, это еще не все. Я вообще не имею привычки думать, прежде чем говорить, болтаю все, что приходит в голову, а в голову мне приходит исключительно чушь.
Сейчас, возможно, я бы смеялась, узнав, что триста грамм сыра чудовищным образом подрывают авторитет Империи. Тогда я сидела и тихо плакала, благо что было темно. Еще я пыталась как-то оправдываться, в результате чего услышала:
- А Кристина вместо того, чтобы понять, наконец, что от нее требуется, все еще пытается сохранить свое чувство гордости!
К тому моменту, как я вылезла из палатки, я уже знала, что человек я пропащий. Что до сих пор точно не знаю, чем буду заниматься в лагере. Я знала, что почтой, но, видимо, недостаточно хорошо. По крайней мере Джулиано был недоволен.
Что то, что я ввожу по ночам песни Анне Ренне - это ужасно. Почему не всем? Ответ «Все их и без того знают» не котировался. Что это еще за индивидуализм - вдвоем в палатке!
И вообще я ужасно тупа и ничего не умею. Толку от меня тоже никакого.
Джулиано на тот момент был почти всегда прав. Я думала, стоя на мокрой траве и не зная, куда мне теперь идти, - а вдруг он прав и на этот раз?
Там меня и нашла Элис.
- Успокойся, Крис.
Я не очень успокаивалась. Вместо этого я кричала куда-то в черную лесную пустоту:
- Я не могу сохранять чувство гордости!! У меня его больше нет! Не осталось!
И еще что-то про то, что такого количества оскорблений в свой адрес я не слышала больше нигде. И действительно - не слышала. Несмотря на весь свой богатый жизненный опыт белой вороны. Один Джулиано умеет оскорблять лучше, чем целые стаи злобных подростков.
И делает он это для моего же блага - объяснила мне Элис.
- Он говорит тебе все это не потому, что ты плохая. А потому, что ты можешь и должна стать лучше.
Продолжение большого скандала на Велье:
"И тут, когда я слушала себе внимательно, задумываясь о своем уровне итальянского и дрожа крупной дрожью - холодало, а мне было жалко пропустить хоть слово Джулиано ради того, чтобы сбегать в палатку за курткой - и тут грянул гром. Опять. Без каких-то особых причин, просто Джулиано вспомнил про нашу несостоявшуюся поездку в Италию.
И если в прошлый раз у императора получалось, что виноваты мы все, но я меньше всех, потому что готова ехать больше всех, то на этот раз все было куда проще.
Виновата, кажется, была только я.
- Вот с Гвидо, - задумчиво и почему-то грозно начал император, - я готов хоть завтра ехать в любую страну, которую он только назовет.
А со мной он не был готов ни к чему такому, чему было множество причин. Впрочем, причины не назывались прямо - на них давались намеки. Слишком уж тонкие для того, чтобы я их могла понять в своем потрясенном состоянии. Так что единственное, что я поняла - что я просто никуда не гожусь в равной степени как личность, как работник (опять вспомнили засохший хлеб, опять помянули Триста Грамм Сыра) и как бог знает кто еще. Словом, куда-то поехать вместе со мной мог определенно лишь сумасшедший. А Джулиано пока нормальный. И вообще:
- Кристина, ну вот что ты реально сделала для того чтобы я поверил, что тебе нужна эта поездка?
Я без особого труда - мне так и не удалось этого забыть - вспомнила, как бесконечно считала дни до Италии, как засыпала и просыпалась с мыслью об этой поездке, как днями и ночами слушала кассету, чтобы получше выучить итальянский, как я ходила за Джулиано и спрашивала, что там с нашей поездкой… И поняла, что не знаю, как мне ответить на этот вопрос. Что я вообще должна была сделать, чтобы император понял абсолютно очевидную вещь?
Еще я вспомнила слова Элис - «Крис, если тебе что-то непонятно из того, что говорит Джулиано, никогда не бойся спрашивать!». Ну я и не побоялась:
- Джулиано, видите ли, мне не совсем понятно… Не могли бы вы привести пример, что конкретно я должна была сделать, чтобы вам стало понятно, что мне нужна эта поездка?
Император посмотрел на меня тяжелым задумчивым взглядом и ответил:
- На провокационные вопросы я не отвечаю!...
Я, в таком случае, тоже не знала, что отвечать.
О чем я и заявила минут через пятнадцать на подведении итогов беседы. За эти пятнадцать минут я успела узнать о себе еще много нового.
Император говорил. Мои друзья слушали его и, естественно, молчали. Я на них не обижалась.
На кого я обижалась, так это на себя - это надо же быть такой бестолковой, что Джулиано даже не готов со мной никуда ехать.
Гвидо зевал и тер красные от ежевечернего дыма глаза. Элис говорила что-то о необходимости самосовершенствования, оставив бесполезные попытки меня защитить. Анна Ренна извинялась перед Джулиано за то, что не слишком активно шла на контакт с ним. Джулиано благосклонно кивал и за что-то хвалил Уолтера. Лоренцо явно плевать хотел на всю эту ситуацию и уж в особенности на меня.
Я молчала. Я не могла придумать, что говорить и думала, что редкое мое слово не сделает ситуацию хуже.
Мое молчание, впрочем, тоже делало ее хуже."