На проторенных дорогах
ЕтаПушкин любил повторять - "Счастье можно найти только она проторенных дорогах".
А он, в свою очередь, говорят, присмотрел эту мысль у Шатобриана. Да неважно - мысль понятная. Можно, конечно, и огородами ходить - как, к примеру, сам Пушкин - и там тоже сорвать цветочек счастья, но проторенные дорожки все же вернее, это да.
Блок вот тоже ходил непроторенными дорогами - имеется в виду, в данном случае, личная жизнь. Но вот уж, кажется, женился, дальше должно пойти по накатанной. Так нет - сразу отпрыгнул в сторону - типа, никакого интима, никаких детей. Так оно и пошло дальше, и пошло, и все по буеракам (все это слишком хорошо известно).
Но вот, наступил 1921 год. Последний год жизни Блока. И у него родился сын.
Как? У Блока ведь не было детей. Может, и не было. Но, может, и был. Мальчик:)
Когда-то в етаем жж уже постилась фота сего мальчика, только в позднем возрасте. Но там он был больше похож на маму. Здесь же - только руками развести:)... Что и делали многие его современники:).
Литсплетню о том, был ли этот мальчик сыном АБ, или не был, обкатали и обмусолили за прошедшие со дня его рождения 100 лет, до дыр.
Да и, в конце концов, какое это имеет значение - ни этого мальчика, ни его предполагаемого отца, ни матери - давно уже нет на свете.
Зачем же еще раз шевелить этот муравейник?
Затем, что приятно хоть на минутку представить, что Блок все же прошел хотя бы пару метров по проторенной дороге - по той, где "только и можно быть счастливым".
Примерно в 1913 году он познакомился - вернее, она сама с ним познакомилась - с дамой, изображенной на снимке. Ее девичья фамилия Нолле, и она была замужем.
Но отношения завязались, и пунктиром продолжались до последних дней АБ. Всего, по словам Нолле (она оставила короткие, очень симпатичные воспоминания), она получила 47 писем от АБ; семь из них затерялись, остальные она сдала в архив. И свои письма к АБ тоже.
Весной, в мае 1920 и 1921 гг, когда АБ приезжал в Москву с выступлениями, он останавливался как раз у Нолле и ее мужа П. Когана на Арбате (серый высокий дом рядом с домом А. Белого).
В январе 1921 г., за несколько месяцев до своего ухода из жизни, АБ получил от Нолле письмо, в котором были такие слова:
"Я жду ребенка,и отец его - мой муж".
Можно ли представить себе более нелепую фразу?
Если ты замужем, то кто же еще может быть отцом твоего ребенка?
Такая фраза может быть разве что сигналом, знаком того, что в ней утверждается нечто противоположное тому, что есть на самом деле. К тому же, фраза адресована человеку, который прекрасно знает, кто еще, помимо мужа, может быть отцом ребенка.
Не говоря о том, что такое сообщение могло быть оговорено заранее в устном разговоре, и говорило о том именно, что адресат хотел услышать. Далее будущая мать просила Блока быть крестным отцом ребенка.
Он откликнулся письмом:
"Вы связываете будущего ребенка с мыслью обо мне. Я принимаю это, насколько умею, а умею очень плохо (....). Но во мне еще, правда 1/100 того, что бы надо передать кому-то; вот эту лучшую мою часть я бы мог выразить в пожелании Вашему ребенку, человеку близкого будущего. Это пожелание такое: пусть, если только это будет возможно, он будет человеком мира, а не войны, пусть он будет спокойно и медленно созидать истребленное семью годами ужаса. Если же это невозможно, если кровь все еще будет в нем кипеть и бунтовать, и разрушать, она во всех нас грешных - то пусть уж его терзает всегда и неотступно прежде всего совесть, пусть она хоть обезвреживает его ядовитые, страшные порывы, которыми богата современность наша, и, может быть, будет богато ближайшее будущее".
Совершенно ясно, что и Нолле в письме, и Блок в своем ответе - не были свободны, и говорили обиняками. Растить ребенка должен был настоящий муж Нолле, Блок никак не мог взять на себя вообще ничего - ни отцовства, ни помощи матери с ребенком. Поэтому оба говорят эзоповым языком. Но сквозь него все равно прорывается истина. "Вы связываете будущего ребенка с мыслью обо мне". Еще бы! Разве можно было бы так сказать, если бы речь шла о заведомо чужом ребенке?
"Ваш ребенок". Муж вообще не упоминается ни разу, хотя они с АБ были на поверхности в прекрасных отношениях, и П. Коган (литературовед) любил его и как поэта, и как человека.
Мысль о "крови", которая будет в этом ребенке "кипеть и бунтовать", а как - Блок знал это по себе - тоже не могла бы прозвучать в письме, если бы речь не шла о собственной "кровинке".
Блок беспокоится, что вместе со своей кровью передаст ребенку и "страшные порывы", в которых винил себя на протяжении всей жизни. Ему хочется, напротив, "передать свою лучшую часть". В 1921 году он уже очень плохо себя и чувствовал, и выглядел - мысли о конце, вероятно, уже терзали его, отсюда эти апокалиптические настроения.
Блок послал ребенку подарок - семейную реликвию - крест из фарфора с расположенной на перекладине розой. Чужому ребенку семейные реликвии не передают.
Надо ли говорить, что экзальтированные дамы-современницы ни секунды не сомневались в том, что родившийся уже после смерти отца ребенок - сын сами знаете кого:).
"Видела его годовалым ребенком: прекрасным, суровым. С блоковскими тяжелыми глазами (тяжесть - в верхнем веке), с его изогнутым ртом. Похож - более нельзя. Будут говорить, не блоковский - не верьте: это негодяи говорят", - писала МЦ
Р. Гулю.
В 1926 году она послала Рильке свой сборник "Стихи к Блоку", пояснив, что "цикл "Подруга" посвящается его последней возлюбленной и ее (его) сыну, которого Блок никогда не видел и которому он незадлого до смерти послал из Петербурга куклу арлекина и старый перламутровый крест (с розами - думаю, что выяснила возникновение "Рзы и Креста". Ребенку (как и он - Александр) было тогда три месяца".
Как человек легко восламеняющийся, МЦ потом не раз меняла свое мнение о том, был "сын" или не было "сына". На нее повлиял Ю. Алянский, который считал, что у Блока вообще не могло быть детей. Что никак не подтверждается врачами, лечившими А.Б.
М.Ц. дружила с Нолле, бывала у нее на Арбате, в т.ч. в 1921 году, и, с ее слов, называла ту "последней подругой" АБ.
Но были у Блока и другие "подруги", о которых МЦ не знала - не то чтобы позже, но одновременно, к тому же - в одном с ним городе. Нолле-то жила в Москве, и в гости к Блоку разве что периодически приезжала (а он к ней).
Одной из таких подруг была Н. Павлович (тоже оставила интересные воспоминания). У нее не было сомнений в том, что этот ребенок - "сын", и она эту свою убежденность так никогда и не потеряла. Павлович говорила, что никакие документы вообще не нужны. Достаточно на ребенка просто посмотреть.
Но дамы - то такое. Дамы - они такие дамы:). Но вот Аркадий Ваксберг (!), который видел "сына" уже во взрослом состоянии (легенду, сопровождавшую его рождение, он, конечно, знал), писал:
"Внешнее сходство для меня было несомненно - особенно его характерный взгляд, так знакомый по хрестоматийному портрету Наппельбаума".
Н.Нолле по паспорту значилась "Коган" - даже не Нолле-Коган, как ее часто называют в литературе, а просто - Н. Коган.
Сыну же она дала фамилию... Нолле. Просто Нолле. Александр Нолле. Почему не фамилию отца, записанного к сыну в метрику о рождении? И почему П. Коган - официальный отец - не возражал? Разве это не странно?
Вот он, кстати:
А вот, для сравнения, молодой еще АБ:
И теперь можно еще раз посмотреть на снимок вверху:)...
P.S. "Ребенок" прожил 68 лет - умер в Швеции в 1990 году. По профессии он был спортивным комментатором, взял псевдоним
А. Кулешов. Очень хорошо знал иностранные языки, особенно французский, которому его учили с детства. Окончил Военную академию, где тоже учил инстранные языки. В 50-е и далее годы был "сопровождающим" в спортивных командах, которые выезжали за границу. И потому побывал во многих странах в то время, когда об этом мало кто мог мечтать. У него было "легкое перо", он написал множество книг о спорте и несколько научно-фантастических романов.
Очень любил красивую жизнь, и вообще чувствовал себя гражданином мира. Дома у него была масса сувениров и других вещей, привезенных из-за границы. О его личных качествах знавшие его почему-то отзываются с кислой миной, как о человеке не слишком хорошем...
А он, в свою очередь, говорят, присмотрел эту мысль у Шатобриана. Да неважно - мысль понятная. Можно, конечно, и огородами ходить - как, к примеру, сам Пушкин - и там тоже сорвать цветочек счастья, но проторенные дорожки все же вернее, это да.
Блок вот тоже ходил непроторенными дорогами - имеется в виду, в данном случае, личная жизнь. Но вот уж, кажется, женился, дальше должно пойти по накатанной. Так нет - сразу отпрыгнул в сторону - типа, никакого интима, никаких детей. Так оно и пошло дальше, и пошло, и все по буеракам (все это слишком хорошо известно).
Но вот, наступил 1921 год. Последний год жизни Блока. И у него родился сын.
Как? У Блока ведь не было детей. Может, и не было. Но, может, и был. Мальчик:)
Когда-то в етаем жж уже постилась фота сего мальчика, только в позднем возрасте. Но там он был больше похож на маму. Здесь же - только руками развести:)... Что и делали многие его современники:).
Литсплетню о том, был ли этот мальчик сыном АБ, или не был, обкатали и обмусолили за прошедшие со дня его рождения 100 лет, до дыр.
Да и, в конце концов, какое это имеет значение - ни этого мальчика, ни его предполагаемого отца, ни матери - давно уже нет на свете.
Зачем же еще раз шевелить этот муравейник?
Затем, что приятно хоть на минутку представить, что Блок все же прошел хотя бы пару метров по проторенной дороге - по той, где "только и можно быть счастливым".
Примерно в 1913 году он познакомился - вернее, она сама с ним познакомилась - с дамой, изображенной на снимке. Ее девичья фамилия Нолле, и она была замужем.
Но отношения завязались, и пунктиром продолжались до последних дней АБ. Всего, по словам Нолле (она оставила короткие, очень симпатичные воспоминания), она получила 47 писем от АБ; семь из них затерялись, остальные она сдала в архив. И свои письма к АБ тоже.
Весной, в мае 1920 и 1921 гг, когда АБ приезжал в Москву с выступлениями, он останавливался как раз у Нолле и ее мужа П. Когана на Арбате (серый высокий дом рядом с домом А. Белого).
В январе 1921 г., за несколько месяцев до своего ухода из жизни, АБ получил от Нолле письмо, в котором были такие слова:
"Я жду ребенка,и отец его - мой муж".
Можно ли представить себе более нелепую фразу?
Если ты замужем, то кто же еще может быть отцом твоего ребенка?
Такая фраза может быть разве что сигналом, знаком того, что в ней утверждается нечто противоположное тому, что есть на самом деле. К тому же, фраза адресована человеку, который прекрасно знает, кто еще, помимо мужа, может быть отцом ребенка.
Не говоря о том, что такое сообщение могло быть оговорено заранее в устном разговоре, и говорило о том именно, что адресат хотел услышать. Далее будущая мать просила Блока быть крестным отцом ребенка.
Он откликнулся письмом:
"Вы связываете будущего ребенка с мыслью обо мне. Я принимаю это, насколько умею, а умею очень плохо (....). Но во мне еще, правда 1/100 того, что бы надо передать кому-то; вот эту лучшую мою часть я бы мог выразить в пожелании Вашему ребенку, человеку близкого будущего. Это пожелание такое: пусть, если только это будет возможно, он будет человеком мира, а не войны, пусть он будет спокойно и медленно созидать истребленное семью годами ужаса. Если же это невозможно, если кровь все еще будет в нем кипеть и бунтовать, и разрушать, она во всех нас грешных - то пусть уж его терзает всегда и неотступно прежде всего совесть, пусть она хоть обезвреживает его ядовитые, страшные порывы, которыми богата современность наша, и, может быть, будет богато ближайшее будущее".
Совершенно ясно, что и Нолле в письме, и Блок в своем ответе - не были свободны, и говорили обиняками. Растить ребенка должен был настоящий муж Нолле, Блок никак не мог взять на себя вообще ничего - ни отцовства, ни помощи матери с ребенком. Поэтому оба говорят эзоповым языком. Но сквозь него все равно прорывается истина. "Вы связываете будущего ребенка с мыслью обо мне". Еще бы! Разве можно было бы так сказать, если бы речь шла о заведомо чужом ребенке?
"Ваш ребенок". Муж вообще не упоминается ни разу, хотя они с АБ были на поверхности в прекрасных отношениях, и П. Коган (литературовед) любил его и как поэта, и как человека.
Мысль о "крови", которая будет в этом ребенке "кипеть и бунтовать", а как - Блок знал это по себе - тоже не могла бы прозвучать в письме, если бы речь не шла о собственной "кровинке".
Блок беспокоится, что вместе со своей кровью передаст ребенку и "страшные порывы", в которых винил себя на протяжении всей жизни. Ему хочется, напротив, "передать свою лучшую часть". В 1921 году он уже очень плохо себя и чувствовал, и выглядел - мысли о конце, вероятно, уже терзали его, отсюда эти апокалиптические настроения.
Блок послал ребенку подарок - семейную реликвию - крест из фарфора с расположенной на перекладине розой. Чужому ребенку семейные реликвии не передают.
Надо ли говорить, что экзальтированные дамы-современницы ни секунды не сомневались в том, что родившийся уже после смерти отца ребенок - сын сами знаете кого:).
"Видела его годовалым ребенком: прекрасным, суровым. С блоковскими тяжелыми глазами (тяжесть - в верхнем веке), с его изогнутым ртом. Похож - более нельзя. Будут говорить, не блоковский - не верьте: это негодяи говорят", - писала МЦ
Р. Гулю.
В 1926 году она послала Рильке свой сборник "Стихи к Блоку", пояснив, что "цикл "Подруга" посвящается его последней возлюбленной и ее (его) сыну, которого Блок никогда не видел и которому он незадлого до смерти послал из Петербурга куклу арлекина и старый перламутровый крест (с розами - думаю, что выяснила возникновение "Рзы и Креста". Ребенку (как и он - Александр) было тогда три месяца".
Как человек легко восламеняющийся, МЦ потом не раз меняла свое мнение о том, был "сын" или не было "сына". На нее повлиял Ю. Алянский, который считал, что у Блока вообще не могло быть детей. Что никак не подтверждается врачами, лечившими А.Б.
М.Ц. дружила с Нолле, бывала у нее на Арбате, в т.ч. в 1921 году, и, с ее слов, называла ту "последней подругой" АБ.
Но были у Блока и другие "подруги", о которых МЦ не знала - не то чтобы позже, но одновременно, к тому же - в одном с ним городе. Нолле-то жила в Москве, и в гости к Блоку разве что периодически приезжала (а он к ней).
Одной из таких подруг была Н. Павлович (тоже оставила интересные воспоминания). У нее не было сомнений в том, что этот ребенок - "сын", и она эту свою убежденность так никогда и не потеряла. Павлович говорила, что никакие документы вообще не нужны. Достаточно на ребенка просто посмотреть.
Но дамы - то такое. Дамы - они такие дамы:). Но вот Аркадий Ваксберг (!), который видел "сына" уже во взрослом состоянии (легенду, сопровождавшую его рождение, он, конечно, знал), писал:
"Внешнее сходство для меня было несомненно - особенно его характерный взгляд, так знакомый по хрестоматийному портрету Наппельбаума".
Н.Нолле по паспорту значилась "Коган" - даже не Нолле-Коган, как ее часто называют в литературе, а просто - Н. Коган.
Сыну же она дала фамилию... Нолле. Просто Нолле. Александр Нолле. Почему не фамилию отца, записанного к сыну в метрику о рождении? И почему П. Коган - официальный отец - не возражал? Разве это не странно?
Вот он, кстати:
А вот, для сравнения, молодой еще АБ:
И теперь можно еще раз посмотреть на снимок вверху:)...
P.S. "Ребенок" прожил 68 лет - умер в Швеции в 1990 году. По профессии он был спортивным комментатором, взял псевдоним
А. Кулешов. Очень хорошо знал иностранные языки, особенно французский, которому его учили с детства. Окончил Военную академию, где тоже учил инстранные языки. В 50-е и далее годы был "сопровождающим" в спортивных командах, которые выезжали за границу. И потому побывал во многих странах в то время, когда об этом мало кто мог мечтать. У него было "легкое перо", он написал множество книг о спорте и несколько научно-фантастических романов.
Очень любил красивую жизнь, и вообще чувствовал себя гражданином мира. Дома у него была масса сувениров и других вещей, привезенных из-за границы. О его личных качествах знавшие его почему-то отзываются с кислой миной, как о человеке не слишком хорошем...