Образ
нищеты. Нет, не лохмотья. А вот как-то глубокой осенью по улице поселка Мирный - там, где летом резвится Казантип - шла барышня. Увидела впереди темный куб на первом этаже пятиэтажки. Подумала - здесь магазин, но он закрыт. Подошла к дверям - да нет, вроде работает. Вошла.
Это был магазин с чем-то непродовольственным - типа канцелярских товаров, книг и прочей рабочей одежды. Как только она переступила порог, из темного угла выдвинулась фигура, и включила свет. Он оказался неожиданно ярким. Барышне стало неловко. Она не собиралась ничего покупать, просто полюбопытствовала. Но, поскольку ради нее в магазине начался такой заметный движ, она поневоле прошлась по рядам. Ей хотелось отблагодарить продавщицу за проявленное беспокойство, но купить было совершенно нечего, и она, извинившись, постаралась поскорее уйти прочь.
Вышла, оглянулась, и увидела, как куб магазина опять потемнел. Свет снова погас, и одинокая продавщица продолжила свое сидение в кромешной темноте на рабочем месте, скрупулезно экономя электроэнергию.
Крым тогда еще считался украинским. Изменилось ли что-то сейчас в маленьком магазинчике поселка Мирный?..
*
Образ веры. Религия в маленьком поселке выглядит так. Церкви нет, но есть одноэтажное презентабельное здание, предположительно принадлежащее каким-то сектантам, и половина поселка успешно там окормляется.
Но другая пожилая половина населения туда идти не хочет. Но куда-то ведь пойти надо. Не будешь ведь весь зимне-осенний сезон сидеть на печи безвылазно. До города, где имеется большой выбор культовых сооружений, сорок минут маршруткой. Для бабушки это далековато, да и по деньгам часто не наездишься. Есть клуб, но там отпугивает бабушку громкая музыка - даже если это не тяжелый рок, а легкий - у нее все равно голова начинает болеть. Фильмы типа «Дело было в Пенькове» крутят чрезвычайно редко. Все какие-то то ли триллеры, то ли вестерны.
Для таких бабушек разрешили открыть православную церковь в обычной пятиэтажке. На первом этаже. Святое место обозначили большим крестом на кирпичной стене. Пристроили крыльцо с перилами. В однокомнатной квартире повесили иконы, разложили вышитые коврики. Священник приезжает из города раз в неделю на службу. В остальное время в церкви дежурит за бесплатно местная баба Гаша. Она и полы моет, и пыль вытирает, и бумажные иконки продает вместе с пасхальными открытками. Открытки, кстати, с желтыми веселыми цыплятами, крапчатыми яйцами и девочками в капорах хорошо расходятся. У бабушек появилась цель в жизни. Управившись с делами, можно надеть тяжелую слоистую юбку, плюшевую жакетку, накинуть на плечи цветастый платок и пройтись до церкви, где непременно встретишь кого-то из дальнего конца поселка, куда, кроме тех, кто там живет, никто и не ходит. Вошли, перекрестились, поговорили с бабой Гашей, а потом и между собой. Тут и еще кто-то подошел, и еще. Становится вообще весело. Можно поделиться кулинарными рецептами и обсудить поселковые новости.
Дома у бабушки пухлый, засаленный молитвослов, доставшийся ей еще от ее бабушки. На ночь она прочитывает абзац, на втором ее начинает клонить в сон, но она еще немного борется с ним, тщательно перечисляя всех родственников, которым желает здравия, а потом, конечно, безмятежно засыпает с чувством исполненного долга и не зря прожитого дня...
*
Образ власти. Представим, что у нас есть огромная бочка с каким-то вязким содержимым, мож, типа меда, и мы его стараемся перемешать с помощью крошечной чайной ложечки. Вот это и есть образ власти. Верхнее содержимое все время в движении, но перемешивается только само с собой - одна власть сменяет другую, идет беспрерывный движ и перераспределение ништяков. А все, что под этим слоем живет - како было, тако стало.
Да, чуть больше, чем 100 лет назад бочку сильно тряхнуло, ложечка вообще ни при чем, бочка покатилась с горы, к тому же сильно подскакивая на ухабах. Верхнее содержимое с нижним вообще местами поменялись, а половина того, что было в бочке, по дороге выплеснулась. Но потом, когда бочка докатилась до твердой поверхности, заняла привычное вертикальное положение и государство принялось за свою обычную работу, все постепенно вернулось на круги своя.
Уборщица все так же начала мести тряпкой паркеты, и все, кто зарабатывает руками, так же пустили их в ход - начали строить, шить, доить, сеять…
Уровень жизни тоже занял устойчивое положение, и с тех пор, как ни перемешивает ложечка верхние сливки, нижняя простокваша живет все на тех же тридцати метрах, безмерно им рада, и без интереса следит за тем, как новой чайной ложечкой опять пытаются перемешать молекулы наверху. Ну, перемешают, и что? Ни в одной программе улучшение жизни уборщицы и иже с ней рабочих людей не предусматривается, да его и не будет. Как были заселены хрущевки трудящимися, так и останутся, кто бы там на букву Н., или на букву Г. (самый громкий ныне идеолог), или сам субъект на буку Х. - и т.д. не пришел в результате посильных действий чайной ложечки к власти. И потому скучно, девушки. Нам, уборщицам, скучно. Никак вы нас не развеселите, нет, да и не стараетесь.