Покинув Ковчег.
Наверное, этот текст, в силу того, что он уже проговаривался несколько раз, надо записать. Поводом к его написанию служит моё посещение "Молодого Ковчега", где сегодня разбирались мои стихи маститыми мэтрами русской литературы (во всяком случае, они так выглядят).
Итак, что я могу сказать? Я не пишу ничего, что может быть интересно широкой аудитории. Я пишу только для двух или трёх людей. Они пишут лучше меня, но с я говорю с ними, с ними я не согласен (или согласен по сути). Разговор с этими людьми приносит мне ощущение настоящего и позволяет мне верить, такое же ощущение есть и у них. Я понимаю под "ощущением настоящего" ни что иное, как совершённую работу; вглядывание, высматривание и нахождение того ускользающего, что я называю сутью. Будем считать, что вы поняли о чём я говорю.
Эта работа может быть совершена различными способами. Это чтение древних, это изучение Писания, это разговор, в котором понимается то, что не было доселе известно хотя бы тем, кто говорит об этом. И в то же время - то, что не имеет прямой конкретной пользы, то, в чём есть некий воздух; чему присуща всеобщность и метафизика.
Кроме всего перечисленного есть ещё и стихи, радость души моей. Я не могу не читать и не писать стихи. Но как это делать?
Тут, как мне кажется, мне надо объясниться. Писать манифест у меня нет ни желания, ни сил. Тем более, я не понимаю, зачем его писать - я никого не призываю "под свои знамёна", это было бы по крайней мере подло. Я веду заранее проигранный бой, мне известно лишь то, что мои слова не будут приняты; строй моей речи, то, как я слышу свой воздух, вряд ли окажутся интересным явлением для кого бы то ни было. В лучшем случае, это будет воспринято как непоэтическое - пусть и высокое - косноязычие. Но сам я хочу выполнить поставленную задачу - рассказать о своём воздухе.
Это несколько общих, но необходимых слов.
Я не считаю, что русский язык гладок и удобопроизносим; конечно, из него можно сделать и такое, но мне интересно показать, насколько он напряжён, не текуч; скорее всплеск, взрыв, разрыв свойственны его фонетическому строю. Я не добиваюсь какого-то специального "музыкального" звучания строки, мне кажется, несколько русских слов, осмысленно поставленных в ряд, красивы уже в силу своей причастности единой речи. Искусственное нанизывание ненужных, нудных и неважных звуков для неделимой длительности естественной речи бессмысленно. В большинстве случаев это лишь попытка скрыть отсутствие поэтической (равно как и всякой другой) мысли.
Более того, задача построения гладкой уже блестяще решена - мне даже не надо приводить примеры, читатель, без сомнения, приведёт их в большем количестве.
Следующее замечание, которое, как мне кажется, является уже необходимым: чтобы рассказать о сути, необходимо, чтобы в рассказе о ней было место "шелухе", тому, что является внешним. Я не думаю, что я мог бы говорить о сути, не используя "избыточное" количество служебных частей речи. Я хотел бы показать их как то, что является предметом поэзии.
Это расширенное многословие, на мой взгляд, как раз и есть то, что выражает скрытую суть: взаимодействие внешних и внутренних пластов языка, жизни, речи. Невозможно изъять их из языка. Они переполняют речь, как рыбы - море. Передо мной стоит задача показать это серебристое кишение.
Третье, и, наверное, последнее, что мне хочется объяснить. Я не вижу русскую поэтическую грамматику чем-то устоявшимся; наоборот, я вижу самую прямую необходимость её преодолевать, и через это изменять строй речи. Я не буду стыдиться своих строк: "невинным от воды", "я знаю то, что глаз вмещает больше дома", "Да, я забыл о куполе широком думать"; удачно это или неудачно - я не считаю, что данные категории здесь применимы. Окажется или не окажется востребованным. Вот и всё.
Повторю вкратце. Я знаю, что настоящая поэтическая работа требует комплексного обновления строя языка; что её можно вести только изнутри себя. В то же время, её нельзя вести в вакууме, не зная бывшего. Необходимо, опираясь, и одновременно преодолевая язык, говорить дальше. Именно этим я и занят. Я знаю, что такая попытка почти всегда - обречена. Слишком многое переделывается сразу и, наверное, окажется лишь тем, что режет слух. Но зато сама такая попытка есть нечто интересное. Остальное - эпигонство и второголосие. Наверное, сейчас это более востребовано самим языком; я не стану спорить. Я же и начал с того, что я не являюсь непризнанным гением, нет, я всего лишь хотел слишком многого и мне нравится видеть свою обречённость, потому что мне дышится легко и просто. И мне почти не мешает то, что я знаю: прочитав мои стихи, никто не будет их перечитывать. Никто не будет заучивать их наизусть. Пусть. Так даже лучше.
Единственно, что иногда бывает тяжело - это малое количество тех, с кем можно говорить о сути. В конце-то концов, это и есть источник воздуха.
Итак, что я могу сказать? Я не пишу ничего, что может быть интересно широкой аудитории. Я пишу только для двух или трёх людей. Они пишут лучше меня, но с я говорю с ними, с ними я не согласен (или согласен по сути). Разговор с этими людьми приносит мне ощущение настоящего и позволяет мне верить, такое же ощущение есть и у них. Я понимаю под "ощущением настоящего" ни что иное, как совершённую работу; вглядывание, высматривание и нахождение того ускользающего, что я называю сутью. Будем считать, что вы поняли о чём я говорю.
Эта работа может быть совершена различными способами. Это чтение древних, это изучение Писания, это разговор, в котором понимается то, что не было доселе известно хотя бы тем, кто говорит об этом. И в то же время - то, что не имеет прямой конкретной пользы, то, в чём есть некий воздух; чему присуща всеобщность и метафизика.
Кроме всего перечисленного есть ещё и стихи, радость души моей. Я не могу не читать и не писать стихи. Но как это делать?
Тут, как мне кажется, мне надо объясниться. Писать манифест у меня нет ни желания, ни сил. Тем более, я не понимаю, зачем его писать - я никого не призываю "под свои знамёна", это было бы по крайней мере подло. Я веду заранее проигранный бой, мне известно лишь то, что мои слова не будут приняты; строй моей речи, то, как я слышу свой воздух, вряд ли окажутся интересным явлением для кого бы то ни было. В лучшем случае, это будет воспринято как непоэтическое - пусть и высокое - косноязычие. Но сам я хочу выполнить поставленную задачу - рассказать о своём воздухе.
Это несколько общих, но необходимых слов.
Я не считаю, что русский язык гладок и удобопроизносим; конечно, из него можно сделать и такое, но мне интересно показать, насколько он напряжён, не текуч; скорее всплеск, взрыв, разрыв свойственны его фонетическому строю. Я не добиваюсь какого-то специального "музыкального" звучания строки, мне кажется, несколько русских слов, осмысленно поставленных в ряд, красивы уже в силу своей причастности единой речи. Искусственное нанизывание ненужных, нудных и неважных звуков для неделимой длительности естественной речи бессмысленно. В большинстве случаев это лишь попытка скрыть отсутствие поэтической (равно как и всякой другой) мысли.
Более того, задача построения гладкой уже блестяще решена - мне даже не надо приводить примеры, читатель, без сомнения, приведёт их в большем количестве.
Следующее замечание, которое, как мне кажется, является уже необходимым: чтобы рассказать о сути, необходимо, чтобы в рассказе о ней было место "шелухе", тому, что является внешним. Я не думаю, что я мог бы говорить о сути, не используя "избыточное" количество служебных частей речи. Я хотел бы показать их как то, что является предметом поэзии.
Это расширенное многословие, на мой взгляд, как раз и есть то, что выражает скрытую суть: взаимодействие внешних и внутренних пластов языка, жизни, речи. Невозможно изъять их из языка. Они переполняют речь, как рыбы - море. Передо мной стоит задача показать это серебристое кишение.
Третье, и, наверное, последнее, что мне хочется объяснить. Я не вижу русскую поэтическую грамматику чем-то устоявшимся; наоборот, я вижу самую прямую необходимость её преодолевать, и через это изменять строй речи. Я не буду стыдиться своих строк: "невинным от воды", "я знаю то, что глаз вмещает больше дома", "Да, я забыл о куполе широком думать"; удачно это или неудачно - я не считаю, что данные категории здесь применимы. Окажется или не окажется востребованным. Вот и всё.
Повторю вкратце. Я знаю, что настоящая поэтическая работа требует комплексного обновления строя языка; что её можно вести только изнутри себя. В то же время, её нельзя вести в вакууме, не зная бывшего. Необходимо, опираясь, и одновременно преодолевая язык, говорить дальше. Именно этим я и занят. Я знаю, что такая попытка почти всегда - обречена. Слишком многое переделывается сразу и, наверное, окажется лишь тем, что режет слух. Но зато сама такая попытка есть нечто интересное. Остальное - эпигонство и второголосие. Наверное, сейчас это более востребовано самим языком; я не стану спорить. Я же и начал с того, что я не являюсь непризнанным гением, нет, я всего лишь хотел слишком многого и мне нравится видеть свою обречённость, потому что мне дышится легко и просто. И мне почти не мешает то, что я знаю: прочитав мои стихи, никто не будет их перечитывать. Никто не будет заучивать их наизусть. Пусть. Так даже лучше.
Единственно, что иногда бывает тяжело - это малое количество тех, с кем можно говорить о сути. В конце-то концов, это и есть источник воздуха.