Устройство мозга: всегда с внешней помощью
Продолжу описание устройства своего мозга рассказом о том, каким образом заводятся идеи. Сегодня я опишу первую часть процесса их появления, еще будет вторая.
Мой мозг невероятно инертен. По началу меня это пугало, но потом мы подружились. Вообще очень полезно для душевного спокойствия принять самого себя. Это не значит, что надо отменить программу по улучшению себя, но основу надо назначить комфортной. Иначе будешь постоянно нервничать и переживать. Конечно же, я постоянно нервничаю и переживаю, но так как это состояние для меня комфортно, то в результате я очень редко нервничаю и почти ни о чем не переживаю. Чем-то напоминает способ уменьшить шум от мотора в хорошей машине. В Мерседесе-то двигатель пердит и трясет не меньше, чем в Волге, но умные люди придумали, как это сделать незаметным для водителя.
Так вот, про инертность. Если вокруг ничего не будет просходить, то моему мозгу неоткуда будет получить пищу для размышления. В камере сенсорной депривации наступает та самая тупость, которая берется от отсутствия внешних раздражителей. Когда мне в этой темноте попала соль в глаз, вот тут сразу мозг заработал, ему стало интересно.
Мозг любого человека не в состоянии быть полностью оригинальным, но в состоянии выработать свой почерк. Оригинальности неоткуда взяться, потому что мы с рождения учим язык, пропитываемся культурой и вообще долго пытаемся узнать норму в разных областях. Если попросить художника нарисовать несуществующее животное, а поэта - несуществующее слово, то у них ничего не выйдет. Их результат будет до мельчайших подробностей состоять из того багажа знаний, который у них есть в голове. Художник не может придумать микроба, пока не изобретут микроскоп. А поэт не просвистит как кит в море, пока не изобретут сонар.
В своей студии я борюсь с оригинальностью как могу, но всячески поддерживаю свежесть и самостоятельность. То есть, мне неинтересна лошадь с куриными ногами и сигаретой во рту (оригинальность), а интересна хорошо нарисованная лошадь (свежесть и самостоятельность проявляются в технике исполнения и ракурсе).
Мозг начинает работать тогда, когда мысли есть хоть за что-нибудь уцепиться. Тогда слово за слово развивается сюжет. Скажем, сегодня на глаза попалась энергосберегающая лампа в йеменской тошниловке, которая висит так долго, что ее успели основательно засрать мухи. Значит, она действительно долговечна. Значит, этот ход можно было бы использовать в рекламе энергосберегающих ламп. Или аналогичный ход. Или этот ход, но для рекламы чего-нибудь другого долговечного. Или еще много для чего. В данном случае помогли мухи, потому что до этого при виде энергосберегающих ламп я думал только о том, как они мерзко режут глаз и как они неестественно освещают.
Я живу с уверенностью, что инертность моего мозга - это моя индивидуальная особенность, а у других людей котелок варит без остановки в результате каких-то неведомых мне свойств самобурления.
Я могу только подсматривать, выдавая результат наблюдений за собственное творчество. Эту мысль иллюстрирует суперобложка второго бумажного издания "Ководства", где среди чайно-кофейных пятен вдруг обнаруживается золотое кольцо.
А для решения текущих задач приходится пользоваться имеющимся ассоциативно-прецедентным багажом. Использовать для новых задач еще не имеющуюся в голове информацию можно, но редко. (Об этом - во второй части когда-нибудь.)
Продолжение рассказов об устройстве моего мозга следует.
Мой мозг невероятно инертен. По началу меня это пугало, но потом мы подружились. Вообще очень полезно для душевного спокойствия принять самого себя. Это не значит, что надо отменить программу по улучшению себя, но основу надо назначить комфортной. Иначе будешь постоянно нервничать и переживать. Конечно же, я постоянно нервничаю и переживаю, но так как это состояние для меня комфортно, то в результате я очень редко нервничаю и почти ни о чем не переживаю. Чем-то напоминает способ уменьшить шум от мотора в хорошей машине. В Мерседесе-то двигатель пердит и трясет не меньше, чем в Волге, но умные люди придумали, как это сделать незаметным для водителя.
Так вот, про инертность. Если вокруг ничего не будет просходить, то моему мозгу неоткуда будет получить пищу для размышления. В камере сенсорной депривации наступает та самая тупость, которая берется от отсутствия внешних раздражителей. Когда мне в этой темноте попала соль в глаз, вот тут сразу мозг заработал, ему стало интересно.
Мозг любого человека не в состоянии быть полностью оригинальным, но в состоянии выработать свой почерк. Оригинальности неоткуда взяться, потому что мы с рождения учим язык, пропитываемся культурой и вообще долго пытаемся узнать норму в разных областях. Если попросить художника нарисовать несуществующее животное, а поэта - несуществующее слово, то у них ничего не выйдет. Их результат будет до мельчайших подробностей состоять из того багажа знаний, который у них есть в голове. Художник не может придумать микроба, пока не изобретут микроскоп. А поэт не просвистит как кит в море, пока не изобретут сонар.
В своей студии я борюсь с оригинальностью как могу, но всячески поддерживаю свежесть и самостоятельность. То есть, мне неинтересна лошадь с куриными ногами и сигаретой во рту (оригинальность), а интересна хорошо нарисованная лошадь (свежесть и самостоятельность проявляются в технике исполнения и ракурсе).
Мозг начинает работать тогда, когда мысли есть хоть за что-нибудь уцепиться. Тогда слово за слово развивается сюжет. Скажем, сегодня на глаза попалась энергосберегающая лампа в йеменской тошниловке, которая висит так долго, что ее успели основательно засрать мухи. Значит, она действительно долговечна. Значит, этот ход можно было бы использовать в рекламе энергосберегающих ламп. Или аналогичный ход. Или этот ход, но для рекламы чего-нибудь другого долговечного. Или еще много для чего. В данном случае помогли мухи, потому что до этого при виде энергосберегающих ламп я думал только о том, как они мерзко режут глаз и как они неестественно освещают.
Я живу с уверенностью, что инертность моего мозга - это моя индивидуальная особенность, а у других людей котелок варит без остановки в результате каких-то неведомых мне свойств самобурления.
Я могу только подсматривать, выдавая результат наблюдений за собственное творчество. Эту мысль иллюстрирует суперобложка второго бумажного издания "Ководства", где среди чайно-кофейных пятен вдруг обнаруживается золотое кольцо.
А для решения текущих задач приходится пользоваться имеющимся ассоциативно-прецедентным багажом. Использовать для новых задач еще не имеющуюся в голове информацию можно, но редко. (Об этом - во второй части когда-нибудь.)
Продолжение рассказов об устройстве моего мозга следует.