извлеченное из Леты
Fb 08/12/2016
Еще из ночной пушкинистики - скучней, чем про блядей, но, кажется, точнее ))
В первой редакции «Разговора Книгопродавца с Поэтом» (1824) после строк «Кого в восторге юных дум / Боготворить не устыдился!..» шли несколько стихов, не попавших в печатный текст:
Ах, Лира, Лира! что же ты
Мое безумство разгласила?
Ах, если б Лета поглотила
Мои летучие листы
И память злобной красоты
Сокрыла темная могила!..
Комментировать тут, вроде бы, нечего. Сами ахи понятно откуда взялись - это отзвуки «Бахчисарайского фонтана», а именно, сожалений о безумной любви, которую поэт утаивал так громко, что все в нее поверили. хотя назвать так и не смогли (кто-то из позднейших пушкинистов посчитал даже, что это Николай Михайлович Карамзин - тсс!). Но любовные страсти, как правило, мало волнуют комментаторов (пускай их Шаликов поет!), да и расхожий топос про Лету, где тонут плохие писатели и дурные их творения, тоже особого интереса не вызывает: далеко ходить не надо - и у Батюшкова есть целая сатира («Видение на берегах Леты», 1809), и у самого Пушкина - эпиграмма («И в Лету - бух!», 1817-1818), не говоря о европейцах. Общее место есть общее место.
Но вместо того, чтобы сладко-сладко поспать, по инерции сидишь, ищешь, читаешь, проверяешь…. Ну, и таки да, иногда что-то извлекаешь. Здесь, скорее всего, использован вполне определенный текст - стихи Вольтера из «Послания Д’Аламберу» («Épitre à d’Alembert», 1771):
L’abbé François écrit; le Léthé sur ses rives
Reçoit avec plaisir ses feuilles fugitives.
[= Аббат Франсуа пишет; Лета на своих брегах
С радостью принимает его летучие листы].
(Maria Neklyudova, простите за топорную работу)
Ср.:
Ах, если б Лета поглотила
Мои летучие листы
Собственно, эти «летучие листы» (feuilles fugitives) и есть маркер заимствования. Т. е. топос «дурным сочинениям - место на берегах Леты» остался топосом, общим местом, но при этом автор стихов формально обозначил в обширной традиции тот конкретный образец, на который он ориентировался. А это уже повод для небольшого примечания, ровным счетом никому не нужного ))
_____________________________________________
Ну, и некоторые комментарии для скусу (две веточки).
1. Kirill Ospovat И это, как все заимстования из Вольтера, тянет за собой целую цепочку смыслов. В его тексте речь идет о способах бытования писателя -- от покровительства монархов (ср. письмо к Бестужеву про "состояние писателя") через идею свободного сатирического высказывания (ср. соотв. послание к цензору) к идее публики, которая одновременно источник разумных суждений и доходов: Le parterre éclairé juge les combattants ... A Danchet, à Brunet (6), le Pont-Neuf me compare / On préfère à mes vers Crébillon le barbare." Такая подкладка для литературной экономики Разговора.
Therese Philosophe à Kirill Ospovat Да, я немножко думал об этом, но меня очень смущало, что отсылка к Вольтеру, во-первых, убрана в самый личный, психологический уголок текста (это даже не о женском адресате в контексте лит. прагматики, о чем в Разговоре выше), а во-вторых, это удалено из печатного текста, и не за очевидностью (чтобы очевидность скрыть), а по ненадобности всего куска. Т.е. это, на мой взгляд, скорее не цитата-крючок, а цитата-рефлекс, отзвук подтекста, а не указание на него, Но еще подумаю, отметить в любом случае надо. Тем более, что весь "Разговор" насыщен отсылками к разного рода эстетич. концепциям и соотв. поэтическим практикам..
Kirill Ospovat à Therese Philosophe да, это все так. Мне тут кажется важным спрятанный симптом того, что социологическая рефлексия, как всегда, опирается на Вольтера. Как будто бы поэтические источники всей этой экономики в Разговоре -- наименее ясная его часть, а ведь П. описывал не уникальный опыт, а системный сдвиг, который в России, как водится, запаздывал и был, стало быть, описан на иностранных языках.
2. Alexander Dolinin Летучие листы сами по себе -- это тоже клише, ср. "Летучие листки" у Жуковского и в четвертой главеЕО, но Лета плюс летучие листы плюс топос забвения дурных стихов дают комплекс, отсылающий только к Вольтеру. И к тем смыслам, о которых написал Кирилл
Therese Philosophe à Alexander Dolinin Да, все в комплексе только и работает, листки лишь маркер на более широком топическом фоне. В фокусе Вольтер, но вот тянет ли эта зацепка за собой вольтеровские смыслы, я уже не так уверен. Саму металитературность послания к Даламберу - да, тянет, а вот отдельные смыслы (и контекст) вольтеровских стихов - с этим сложней. И потому надо еще думать. Моя же личная печаль в том, что весь обширный эстетический и социо-культурный пласт подтекстов в Разговоре почти не выявлен, этим надо заниматься всерьез - и скорей в повествовательном (статейном) модусе, а не комментаторском.
Kirill Ospovat à Alexander Dolinin тут замечательна перекодировка "старых" поэтизмов в новые экономические понятия. "Летучие листки" в первом значении -- альбомная лирика и "сердца горестные заметы", во втором -- печатная продукция, продающаяся небольшими изданиями в розницу. Естественно, хронологическим "переходом" это может считаться только в русской ситуации, аналогичные смыслы есть уже, как мы видим, у Вольтера, и даже Горация, он тоже пишет про продажу стихов. Онегин, кстати, неслучайно находится на стыке двух этих поэтик, лирики и фрагментарно-серийного романа, и Разговор неслучайно напечатан с ним.
Therese Philosophe à Kirill Ospovat Нет, ну и в русском это скорее не хронологический переход, а омонимия. Газеты и всякую несерьезную печатную продукцию называют листками (или реже летучими листками) по крайней мере еще в 1780-х.
Maria Neklyudova à Kirill Ospovat Если говорить о французском, то последовательность обратная: сначала разрозненная печатная и рукописная продукция неважно какого содержания (Pièce fugitive, Un ouvrage, soit manuscrit, soit imprimé, qui par la petitesse de son volume peut se perdre aisément), а уже потом "незначительная" поэзия. Конечно, надо проверять реальный узус, но словари свидетельствуют об этом: второе значение начинает фиксироваться поздно, уже в 19 в.
Sergey Zenkin à Maria Neklyudova В первом значении еще говорят и feuilles volantes.
Maria Neklyudova à Sergey Zenkin Кстати, "la memoire de la beaute cruelle" уж больно гладко поддается обратному переводу, цепляет.
Elena Kardash à Maria Neklyudova да, я тоже подумала) сейчас не с руки искать, не разложиться с компьютером - но, скорее всего, тоже какая-нибудь прелесть. Но там вообще весь текст такой, в скрытых цитатах. Навскидку, кстати - это может быть сращение "mémoire cruelle" и "beaute cruelle"; и то, и другое в виде расхожих формул обнаруживаются в количествах :)
Therese Philosophe à Elena Kardash Там еще хитрей: часто это, похоже, не цитаты, а квази-цитаты, - конструкты для создания определенных ассоциаций
Еще из ночной пушкинистики - скучней, чем про блядей, но, кажется, точнее ))
В первой редакции «Разговора Книгопродавца с Поэтом» (1824) после строк «Кого в восторге юных дум / Боготворить не устыдился!..» шли несколько стихов, не попавших в печатный текст:
Ах, Лира, Лира! что же ты
Мое безумство разгласила?
Ах, если б Лета поглотила
Мои летучие листы
И память злобной красоты
Сокрыла темная могила!..
Комментировать тут, вроде бы, нечего. Сами ахи понятно откуда взялись - это отзвуки «Бахчисарайского фонтана», а именно, сожалений о безумной любви, которую поэт утаивал так громко, что все в нее поверили. хотя назвать так и не смогли (кто-то из позднейших пушкинистов посчитал даже, что это Николай Михайлович Карамзин - тсс!). Но любовные страсти, как правило, мало волнуют комментаторов (пускай их Шаликов поет!), да и расхожий топос про Лету, где тонут плохие писатели и дурные их творения, тоже особого интереса не вызывает: далеко ходить не надо - и у Батюшкова есть целая сатира («Видение на берегах Леты», 1809), и у самого Пушкина - эпиграмма («И в Лету - бух!», 1817-1818), не говоря о европейцах. Общее место есть общее место.
Но вместо того, чтобы сладко-сладко поспать, по инерции сидишь, ищешь, читаешь, проверяешь…. Ну, и таки да, иногда что-то извлекаешь. Здесь, скорее всего, использован вполне определенный текст - стихи Вольтера из «Послания Д’Аламберу» («Épitre à d’Alembert», 1771):
L’abbé François écrit; le Léthé sur ses rives
Reçoit avec plaisir ses feuilles fugitives.
[= Аббат Франсуа пишет; Лета на своих брегах
С радостью принимает его летучие листы].
(Maria Neklyudova, простите за топорную работу)
Ср.:
Ах, если б Лета поглотила
Мои летучие листы
Собственно, эти «летучие листы» (feuilles fugitives) и есть маркер заимствования. Т. е. топос «дурным сочинениям - место на берегах Леты» остался топосом, общим местом, но при этом автор стихов формально обозначил в обширной традиции тот конкретный образец, на который он ориентировался. А это уже повод для небольшого примечания, ровным счетом никому не нужного ))
_____________________________________________
Ну, и некоторые комментарии для скусу (две веточки).
1. Kirill Ospovat И это, как все заимстования из Вольтера, тянет за собой целую цепочку смыслов. В его тексте речь идет о способах бытования писателя -- от покровительства монархов (ср. письмо к Бестужеву про "состояние писателя") через идею свободного сатирического высказывания (ср. соотв. послание к цензору) к идее публики, которая одновременно источник разумных суждений и доходов: Le parterre éclairé juge les combattants ... A Danchet, à Brunet (6), le Pont-Neuf me compare / On préfère à mes vers Crébillon le barbare." Такая подкладка для литературной экономики Разговора.
Therese Philosophe à Kirill Ospovat Да, я немножко думал об этом, но меня очень смущало, что отсылка к Вольтеру, во-первых, убрана в самый личный, психологический уголок текста (это даже не о женском адресате в контексте лит. прагматики, о чем в Разговоре выше), а во-вторых, это удалено из печатного текста, и не за очевидностью (чтобы очевидность скрыть), а по ненадобности всего куска. Т.е. это, на мой взгляд, скорее не цитата-крючок, а цитата-рефлекс, отзвук подтекста, а не указание на него, Но еще подумаю, отметить в любом случае надо. Тем более, что весь "Разговор" насыщен отсылками к разного рода эстетич. концепциям и соотв. поэтическим практикам..
Kirill Ospovat à Therese Philosophe да, это все так. Мне тут кажется важным спрятанный симптом того, что социологическая рефлексия, как всегда, опирается на Вольтера. Как будто бы поэтические источники всей этой экономики в Разговоре -- наименее ясная его часть, а ведь П. описывал не уникальный опыт, а системный сдвиг, который в России, как водится, запаздывал и был, стало быть, описан на иностранных языках.
2. Alexander Dolinin Летучие листы сами по себе -- это тоже клише, ср. "Летучие листки" у Жуковского и в четвертой главеЕО, но Лета плюс летучие листы плюс топос забвения дурных стихов дают комплекс, отсылающий только к Вольтеру. И к тем смыслам, о которых написал Кирилл
Therese Philosophe à Alexander Dolinin Да, все в комплексе только и работает, листки лишь маркер на более широком топическом фоне. В фокусе Вольтер, но вот тянет ли эта зацепка за собой вольтеровские смыслы, я уже не так уверен. Саму металитературность послания к Даламберу - да, тянет, а вот отдельные смыслы (и контекст) вольтеровских стихов - с этим сложней. И потому надо еще думать. Моя же личная печаль в том, что весь обширный эстетический и социо-культурный пласт подтекстов в Разговоре почти не выявлен, этим надо заниматься всерьез - и скорей в повествовательном (статейном) модусе, а не комментаторском.
Kirill Ospovat à Alexander Dolinin тут замечательна перекодировка "старых" поэтизмов в новые экономические понятия. "Летучие листки" в первом значении -- альбомная лирика и "сердца горестные заметы", во втором -- печатная продукция, продающаяся небольшими изданиями в розницу. Естественно, хронологическим "переходом" это может считаться только в русской ситуации, аналогичные смыслы есть уже, как мы видим, у Вольтера, и даже Горация, он тоже пишет про продажу стихов. Онегин, кстати, неслучайно находится на стыке двух этих поэтик, лирики и фрагментарно-серийного романа, и Разговор неслучайно напечатан с ним.
Therese Philosophe à Kirill Ospovat Нет, ну и в русском это скорее не хронологический переход, а омонимия. Газеты и всякую несерьезную печатную продукцию называют листками (или реже летучими листками) по крайней мере еще в 1780-х.
Maria Neklyudova à Kirill Ospovat Если говорить о французском, то последовательность обратная: сначала разрозненная печатная и рукописная продукция неважно какого содержания (Pièce fugitive, Un ouvrage, soit manuscrit, soit imprimé, qui par la petitesse de son volume peut se perdre aisément), а уже потом "незначительная" поэзия. Конечно, надо проверять реальный узус, но словари свидетельствуют об этом: второе значение начинает фиксироваться поздно, уже в 19 в.
Sergey Zenkin à Maria Neklyudova В первом значении еще говорят и feuilles volantes.
Maria Neklyudova à Sergey Zenkin Кстати, "la memoire de la beaute cruelle" уж больно гладко поддается обратному переводу, цепляет.
Elena Kardash à Maria Neklyudova да, я тоже подумала) сейчас не с руки искать, не разложиться с компьютером - но, скорее всего, тоже какая-нибудь прелесть. Но там вообще весь текст такой, в скрытых цитатах. Навскидку, кстати - это может быть сращение "mémoire cruelle" и "beaute cruelle"; и то, и другое в виде расхожих формул обнаруживаются в количествах :)
Therese Philosophe à Elena Kardash Там еще хитрей: часто это, похоже, не цитаты, а квази-цитаты, - конструкты для создания определенных ассоциаций