Сладкий шёпот во тьме
Рассказ по теме, скрытой за номером 11 в билетах "Сумрачной лотереи".
Я боюсь этой тьмы. Так странно. За столько дней я уже должна была к ней привыкнуть, но страх, зародившийся где-то в глубинах души ещё c первой ночи, нарастает буквально с каждым часом. А ведь начиналось всё так романтично…
Ещё в самом начале, собирая вещи в объёмный рюкзак, я думала о том, как это здорово - когда вокруг только нескончаемая ледяная пустыня, перемежающаяся лишь редкими вкраплениями следов разумной жизни. Мизерные, не играющие роли останки цивилизации, напоминающие о том, насколько незначительная часть природы человек. Ты можешь думать, что тебе всё подвластно, ты защищён, но вот уже игривая стихия хлопнула в ладоши, и от того, что ты знал и любил, остались только пепел да подмороженные обломки. Это внушает безысходность и благоговейный страх.
А ещё… Вдохновение. Я - писательница. И прибыла в эти гиблые места в надежде вдохновиться на новый роман. Этот поход был тщательно спланирован, и помимо объемного рюкзака со всем необходимым и тёплой, можно сказать, профессиональной одежды ещё были средних размеров сани, груженные провизией, медикаментами и прочими приятностями.
Прогулка должна была продлиться месяц, согласно карте мне требовалось дойти до маяка и вернуться обратно. Это не казалось настолько сложным: сначала двигаться вдоль железной дороги, затем, миновав небольшое ущелье, выйти на шоссе, а оттуда через, по уверению жителя одного из окололежащих районов, небольшой переход выйти к сооружениям, ранее относящимся к китобойной промышленности. Там-то в окрестностях я и найду конечную точку своего путешествия, если не отклонюсь от маршрута. Судя по карте, при достаточно бодром шаге я не должна была испытывать проблемы с ночлегом - периодически встречаются заброшенные здания. Всё просто.
Просто? Да нет, нет же, чёрт возьми! Я схожу с ума, схожу с ума в этой проклятой ледяной коробке! Которая, похоже, станет моей могилой.
Я растеряла всё, что так старательно собирала перед дорогой. Карту из рук вырвал ветер и, кружа в белых снежинках, унёс куда-то в кроны деревьев. От санок меня отвлёк выскочивший из леса волк, мне пришлось бросить всё и бежать, не разбирая дороги, потому что эта серая тварь недвусмысленно хотела меня сожрать! В попытках удрать я разодрала свои водонепроницаемые штаны и ушибла колено, когда, споткнувшись, слетела в овраг. Рюкзак уже почти пуст, подъедено всё, что только можно было сжевать - даже кожаные перчатки, о чём я впоследствии только пожалела. При мне осталось лишь несколько таблеток да верный блокнот, на который я сейчас и изливаю душу.
Ещё недавно я могла похвастаться обилием дневниковых записей за всё время своих злоключений (из которых, к слову, сам по себе мог бы получиться неплохой роман), но тело просит тепла больше, чем сердце - памяти. Всё пущено на растопку. Правда, хватило раза на три от силы. У меня уже нет сил собирать толстые палки, да и рубить уже нечем, остается лишь подбирать тоненькие веточки и мешать их с бумагой, чтобы хоть как-то отогреть руки. Только эту записку я не сожгу, оставлю. Может быть, она станет последним, что я оставлю после себя в этом ледяном аду.
С животными здесь что-то не так. Они необычайно агрессивны к человеку, что не предусматривалось планом. У меня было с собой несколько отпугивающих факелов, но надолго их не хватило. Быть может, они такие из-за голода и жестоких условий? Я уже вся изодрана их острыми зубами и когтями. Раны кровоточат и, кажется, гноятся. Бинты и куски ткани, их заменяющие, пропитаны кровью и, по совести уж, совсем не помогают. Это настолько больно, что хочется лечь и не двигаться. Закрыть глаза, окунуться в тепло от камина, в мягкий свет ночника и запах свежего печева. И лежишь уже не на снегу или холодном полу пещеры, а на мягком диване, укутавшись в пушистый плед с кошкой под боком. И приятная усталость после продуктивного дня погружает в сладкую дремоту. Будто и не было всего этого ужаса. Вспомнить, как мы вместе, всей семьёю праздновали Рождество - я, мама, папа, старшие братья… Они навязывались в провожатые. Может быть, с их крепкими характерами и не менее крепкими руками всё могло быть иначе, и то, что сейчас кажется бесконечной бездной, могло обернуться бесконечно красивым сводом вечного ледяного дворца, встречающего уставших путников невиданными чудесами…
Сегодня я вспоминала Хэллоуин. Этот щекочущий нервы праздник с привкусом собранных сладостей, за чёрным пологом ночи хранящий интригующие тайны. Всеобщий эмоциональный подъем. Разнообразные костюмы детей и тёплые свечки в улыбчивых тыквочках. Тёплые… Мне бы хоть немного тепла. К чему я это? На Хэллоуин принято пугать. Кошелёк или жизнь! Ну, или просто рассказывать жуткие истории в тёмной гостиной. Только разве это страшно?
Здесь, за гранью своих возможностей, вне пределов человеческой досягаемости, я слышу шёпот. Кто-то шепчет мне из тьмы. Услышав его впервые, я не испугалась. Всё, что было во мне тогда ещё живого, возликовало! Я здесь не одна, здесь есть кто-то ещё! Собирая остатки воли, я с трудом встала и уверенно пошла на звук. Однако он развеялся, стоило мне подойти поближе, и материализовался уже где-то в совершенно другой стороне.
С тех пор я окрестила себя сумасшедшей. Я убеждаю себя, что этого нет. Я почти уверена, что это горячечный бред разваливающегося по частям сознания, генерирующего в себе звук, издаваемый живым, разумным существом, в агонии пытаясь удержать собственное равновесие насколько возможно долго. Я почти уверена в том, что это галлюцинация. О, что я могу осмысленного выдать в таком состоянии, скорчившись в углу пещеры уже даже без огня, но усиленно пытаясь оставить от себя что-то сознательное? Даже нет, не оставить. Просто успокоить себя тем, что ещё могу писать, могу формулировать мысли на бумаге. И пальцы мои, покрасневшие, а местами уже и почерневшие и почти негнущиеся, могут держать карандаш.
Шёпот возвращается каждую ночь, игнорируя моё неверие. Нежный голос что-то шепчет на непонятном мне языке, прорываясь сквозь шум метели, сквозь треск редких костерков… Шепчет что-то из глубин пещеры, заканчивающейся тупиком. А может, и в моей голове. Вокруг лишь тьма, и я её боюсь. Уже не надрывного волчьего воя вдалеке, прерывающегося визгом ветра, нет. Снежинки долетают до меня, ложатся на кожу и не тают. Как на фарфоровую куклу. Жаль, что я не буду выглядеть куколкой, когда отдам небу душу. Я этого не боюсь. Небо слишком красивое, чтобы бояться уйти туда. Бабушка мне в детстве рассказывала сказку о том, что каждая звёздочка - это чья-то чистая душа. В это так легко поверить, разглядывая эти алмазные россыпи.
Но этот шёпот… С каждой новой ночью он кажется мне все более нереальным. Словно не из нашего мира. Словно осколок какой-то чужой, враждебной вселенной, он сладкими нотками пленяет разум, увлекает его за собой. Он делает это против моей воли. Я безумно боюсь того, кто говорит со мной из тьмы, и столь же безумно, исступлённо ловлю каждое слово, путаясь в дьявольском наваждении. Боль в теле уходит куда-то далеко, я начинаю чувствовать её будто не свою, будто сквозь толщу воды. Это невероятная смесь чувств, невозможный пик страха и наслаждения. Раньше по ночам, когда был огонь, я писала свои заметки. Сейчас же я лишь лежу и слушаю, слушаю, слушаю…
А недавно… - Я едва не захлебнулась слезами восторга! - таинственный голос пришёл не один. Они, клянусь, я это поняла, они вели диалог. Иногда в потоке фраз я улавливала своё имя, искажённое выговором обладателей голосов. Или голос - единственное, чем обладает это нечто? Потом они мне что-то рассказывали, рассказывали, всё настолько же непонятное, но не менее увлекательное. Я слушала взахлеб, не шелохнувшись даже для того, чтобы подбросить последние веточки в огонь. Не тронулась с места, когда по полу заскользил враждебный холодок. В ту ночь я почти умерла, окоченела, слушая моих невидимых друзей.
Я уже не хочу возвращаться домой, хотя всё так же их боюсь. Как это странно. Мне кажется, если меня спасут, я больше их не услышу. Никогда. Но я… я уже не могу без них! Пусть я лучше погибну, слушая… Каждую ночь их всё больше. Я всё ещё никого не вижу, но голосов всё больше. Я ищу еду и топливо, чтобы продлить эту сладкую агонию, чтобы подольше насладиться этим многоголосьем. Иногда они переговариваются, иногда звучат все разом, но мне сейчас любой из этих пагубных плодов что вареньем по губам, что возвышающая классическая музыка, изящный свадебный танец, сладких запах цветения вишни.
Мне кажется, если не сегодня, то завтра уж точно я уйду туда, куда они все меня зовут. Трясясь от страха и вожделения. Уйду, несмотря на страх. Просто уйду. Растворюсь в этом пленительном множестве голосов. Навсегда.
***
- Видел ли ты когда-нибудь такое? - Энтони нахмурился и разгладил на колене мятый блокнотный листок, исписанный непонятными на первый взгляд каракулями. При ближайшем рассмотрении это оказалось чем-то вроде дневниковых записей, сделанных дрожащей рукой. Буквы настолько искажались из-за этого, что текст казался почти нечитаемым. И всё же молодой спасатель смог разобрать, что здесь написано, и строки эти не могли не тронуть его.
- Что видел? Такое нытье на бумаге? Всякое повидал на своём веку, не заморачивайся на этом, - лишь отмахнулся старший и более опытный товарищ откуда-то слева. Их выслали на поиски заплутавшей Сильвии Роджерс, ушедшей в длительный поход чуть более месяца назад и заранее оставившей маршрут и примерное время своего пребывания в пути. Когда спустя пять дней от крайней даты женщина не вернулась, начались поисковые мероприятия. - А таких умников и умниц мне ничуть не жаль! Здесь им не место! Гиблая сторона! Никто не знает, почему здесь все вымерли. Правительство замяло этот инцидент. Зачем лезть своим носом в такие дебри? О, смотри-ка, ещё бумажка. На, читай, раз интересно.
- Она - писательница. Наверное, собирала материал, - Энтони вздохнул и, приблизившись, взял новую часть «дневника». - Искусство иногда требует жертв.
- Ну, вот пусть и жертвуют, - Марк усмехнулся. - А наше дело маленькое. О, ещё бумажка. И ещё, ещё… Да тут следы. Эх, куда залезла, чертовка! Конечно, ей отсюда не вылезти самой… Далеко ушла. А зачем? Дура.
- Карту ветер из рук вырвал, - доверительно пояснил младший, следуя по пятам за напарником. Его сейчас больше занимала находка - быть может, она укажет им на местоположение пропавшей.
- Это на этих огрызках написано? Дура. Крепче держать надо было. А, дьявол!
Следы становились всё жиже и жиже, а в конце концов и вовсе оборвались. Марк кинулся было в разные стороны, но за ближайшими деревьями продолжения не оказалось. Цепочка вела от ближайшей небольшой пещеры и безпричинно заканчивалась, будто дальше Сильвия не шла, а вспорхнула и улетела.
- Неужели… Действительно растворилась в своих голосах?
- Да нет, бред. Ветер замёл.
Я боюсь этой тьмы. Так странно. За столько дней я уже должна была к ней привыкнуть, но страх, зародившийся где-то в глубинах души ещё c первой ночи, нарастает буквально с каждым часом. А ведь начиналось всё так романтично…
Ещё в самом начале, собирая вещи в объёмный рюкзак, я думала о том, как это здорово - когда вокруг только нескончаемая ледяная пустыня, перемежающаяся лишь редкими вкраплениями следов разумной жизни. Мизерные, не играющие роли останки цивилизации, напоминающие о том, насколько незначительная часть природы человек. Ты можешь думать, что тебе всё подвластно, ты защищён, но вот уже игривая стихия хлопнула в ладоши, и от того, что ты знал и любил, остались только пепел да подмороженные обломки. Это внушает безысходность и благоговейный страх.
А ещё… Вдохновение. Я - писательница. И прибыла в эти гиблые места в надежде вдохновиться на новый роман. Этот поход был тщательно спланирован, и помимо объемного рюкзака со всем необходимым и тёплой, можно сказать, профессиональной одежды ещё были средних размеров сани, груженные провизией, медикаментами и прочими приятностями.
Прогулка должна была продлиться месяц, согласно карте мне требовалось дойти до маяка и вернуться обратно. Это не казалось настолько сложным: сначала двигаться вдоль железной дороги, затем, миновав небольшое ущелье, выйти на шоссе, а оттуда через, по уверению жителя одного из окололежащих районов, небольшой переход выйти к сооружениям, ранее относящимся к китобойной промышленности. Там-то в окрестностях я и найду конечную точку своего путешествия, если не отклонюсь от маршрута. Судя по карте, при достаточно бодром шаге я не должна была испытывать проблемы с ночлегом - периодически встречаются заброшенные здания. Всё просто.
Просто? Да нет, нет же, чёрт возьми! Я схожу с ума, схожу с ума в этой проклятой ледяной коробке! Которая, похоже, станет моей могилой.
Я растеряла всё, что так старательно собирала перед дорогой. Карту из рук вырвал ветер и, кружа в белых снежинках, унёс куда-то в кроны деревьев. От санок меня отвлёк выскочивший из леса волк, мне пришлось бросить всё и бежать, не разбирая дороги, потому что эта серая тварь недвусмысленно хотела меня сожрать! В попытках удрать я разодрала свои водонепроницаемые штаны и ушибла колено, когда, споткнувшись, слетела в овраг. Рюкзак уже почти пуст, подъедено всё, что только можно было сжевать - даже кожаные перчатки, о чём я впоследствии только пожалела. При мне осталось лишь несколько таблеток да верный блокнот, на который я сейчас и изливаю душу.
Ещё недавно я могла похвастаться обилием дневниковых записей за всё время своих злоключений (из которых, к слову, сам по себе мог бы получиться неплохой роман), но тело просит тепла больше, чем сердце - памяти. Всё пущено на растопку. Правда, хватило раза на три от силы. У меня уже нет сил собирать толстые палки, да и рубить уже нечем, остается лишь подбирать тоненькие веточки и мешать их с бумагой, чтобы хоть как-то отогреть руки. Только эту записку я не сожгу, оставлю. Может быть, она станет последним, что я оставлю после себя в этом ледяном аду.
С животными здесь что-то не так. Они необычайно агрессивны к человеку, что не предусматривалось планом. У меня было с собой несколько отпугивающих факелов, но надолго их не хватило. Быть может, они такие из-за голода и жестоких условий? Я уже вся изодрана их острыми зубами и когтями. Раны кровоточат и, кажется, гноятся. Бинты и куски ткани, их заменяющие, пропитаны кровью и, по совести уж, совсем не помогают. Это настолько больно, что хочется лечь и не двигаться. Закрыть глаза, окунуться в тепло от камина, в мягкий свет ночника и запах свежего печева. И лежишь уже не на снегу или холодном полу пещеры, а на мягком диване, укутавшись в пушистый плед с кошкой под боком. И приятная усталость после продуктивного дня погружает в сладкую дремоту. Будто и не было всего этого ужаса. Вспомнить, как мы вместе, всей семьёю праздновали Рождество - я, мама, папа, старшие братья… Они навязывались в провожатые. Может быть, с их крепкими характерами и не менее крепкими руками всё могло быть иначе, и то, что сейчас кажется бесконечной бездной, могло обернуться бесконечно красивым сводом вечного ледяного дворца, встречающего уставших путников невиданными чудесами…
Сегодня я вспоминала Хэллоуин. Этот щекочущий нервы праздник с привкусом собранных сладостей, за чёрным пологом ночи хранящий интригующие тайны. Всеобщий эмоциональный подъем. Разнообразные костюмы детей и тёплые свечки в улыбчивых тыквочках. Тёплые… Мне бы хоть немного тепла. К чему я это? На Хэллоуин принято пугать. Кошелёк или жизнь! Ну, или просто рассказывать жуткие истории в тёмной гостиной. Только разве это страшно?
Здесь, за гранью своих возможностей, вне пределов человеческой досягаемости, я слышу шёпот. Кто-то шепчет мне из тьмы. Услышав его впервые, я не испугалась. Всё, что было во мне тогда ещё живого, возликовало! Я здесь не одна, здесь есть кто-то ещё! Собирая остатки воли, я с трудом встала и уверенно пошла на звук. Однако он развеялся, стоило мне подойти поближе, и материализовался уже где-то в совершенно другой стороне.
С тех пор я окрестила себя сумасшедшей. Я убеждаю себя, что этого нет. Я почти уверена, что это горячечный бред разваливающегося по частям сознания, генерирующего в себе звук, издаваемый живым, разумным существом, в агонии пытаясь удержать собственное равновесие насколько возможно долго. Я почти уверена в том, что это галлюцинация. О, что я могу осмысленного выдать в таком состоянии, скорчившись в углу пещеры уже даже без огня, но усиленно пытаясь оставить от себя что-то сознательное? Даже нет, не оставить. Просто успокоить себя тем, что ещё могу писать, могу формулировать мысли на бумаге. И пальцы мои, покрасневшие, а местами уже и почерневшие и почти негнущиеся, могут держать карандаш.
Шёпот возвращается каждую ночь, игнорируя моё неверие. Нежный голос что-то шепчет на непонятном мне языке, прорываясь сквозь шум метели, сквозь треск редких костерков… Шепчет что-то из глубин пещеры, заканчивающейся тупиком. А может, и в моей голове. Вокруг лишь тьма, и я её боюсь. Уже не надрывного волчьего воя вдалеке, прерывающегося визгом ветра, нет. Снежинки долетают до меня, ложатся на кожу и не тают. Как на фарфоровую куклу. Жаль, что я не буду выглядеть куколкой, когда отдам небу душу. Я этого не боюсь. Небо слишком красивое, чтобы бояться уйти туда. Бабушка мне в детстве рассказывала сказку о том, что каждая звёздочка - это чья-то чистая душа. В это так легко поверить, разглядывая эти алмазные россыпи.
Но этот шёпот… С каждой новой ночью он кажется мне все более нереальным. Словно не из нашего мира. Словно осколок какой-то чужой, враждебной вселенной, он сладкими нотками пленяет разум, увлекает его за собой. Он делает это против моей воли. Я безумно боюсь того, кто говорит со мной из тьмы, и столь же безумно, исступлённо ловлю каждое слово, путаясь в дьявольском наваждении. Боль в теле уходит куда-то далеко, я начинаю чувствовать её будто не свою, будто сквозь толщу воды. Это невероятная смесь чувств, невозможный пик страха и наслаждения. Раньше по ночам, когда был огонь, я писала свои заметки. Сейчас же я лишь лежу и слушаю, слушаю, слушаю…
А недавно… - Я едва не захлебнулась слезами восторга! - таинственный голос пришёл не один. Они, клянусь, я это поняла, они вели диалог. Иногда в потоке фраз я улавливала своё имя, искажённое выговором обладателей голосов. Или голос - единственное, чем обладает это нечто? Потом они мне что-то рассказывали, рассказывали, всё настолько же непонятное, но не менее увлекательное. Я слушала взахлеб, не шелохнувшись даже для того, чтобы подбросить последние веточки в огонь. Не тронулась с места, когда по полу заскользил враждебный холодок. В ту ночь я почти умерла, окоченела, слушая моих невидимых друзей.
Я уже не хочу возвращаться домой, хотя всё так же их боюсь. Как это странно. Мне кажется, если меня спасут, я больше их не услышу. Никогда. Но я… я уже не могу без них! Пусть я лучше погибну, слушая… Каждую ночь их всё больше. Я всё ещё никого не вижу, но голосов всё больше. Я ищу еду и топливо, чтобы продлить эту сладкую агонию, чтобы подольше насладиться этим многоголосьем. Иногда они переговариваются, иногда звучат все разом, но мне сейчас любой из этих пагубных плодов что вареньем по губам, что возвышающая классическая музыка, изящный свадебный танец, сладких запах цветения вишни.
Мне кажется, если не сегодня, то завтра уж точно я уйду туда, куда они все меня зовут. Трясясь от страха и вожделения. Уйду, несмотря на страх. Просто уйду. Растворюсь в этом пленительном множестве голосов. Навсегда.
***
- Видел ли ты когда-нибудь такое? - Энтони нахмурился и разгладил на колене мятый блокнотный листок, исписанный непонятными на первый взгляд каракулями. При ближайшем рассмотрении это оказалось чем-то вроде дневниковых записей, сделанных дрожащей рукой. Буквы настолько искажались из-за этого, что текст казался почти нечитаемым. И всё же молодой спасатель смог разобрать, что здесь написано, и строки эти не могли не тронуть его.
- Что видел? Такое нытье на бумаге? Всякое повидал на своём веку, не заморачивайся на этом, - лишь отмахнулся старший и более опытный товарищ откуда-то слева. Их выслали на поиски заплутавшей Сильвии Роджерс, ушедшей в длительный поход чуть более месяца назад и заранее оставившей маршрут и примерное время своего пребывания в пути. Когда спустя пять дней от крайней даты женщина не вернулась, начались поисковые мероприятия. - А таких умников и умниц мне ничуть не жаль! Здесь им не место! Гиблая сторона! Никто не знает, почему здесь все вымерли. Правительство замяло этот инцидент. Зачем лезть своим носом в такие дебри? О, смотри-ка, ещё бумажка. На, читай, раз интересно.
- Она - писательница. Наверное, собирала материал, - Энтони вздохнул и, приблизившись, взял новую часть «дневника». - Искусство иногда требует жертв.
- Ну, вот пусть и жертвуют, - Марк усмехнулся. - А наше дело маленькое. О, ещё бумажка. И ещё, ещё… Да тут следы. Эх, куда залезла, чертовка! Конечно, ей отсюда не вылезти самой… Далеко ушла. А зачем? Дура.
- Карту ветер из рук вырвал, - доверительно пояснил младший, следуя по пятам за напарником. Его сейчас больше занимала находка - быть может, она укажет им на местоположение пропавшей.
- Это на этих огрызках написано? Дура. Крепче держать надо было. А, дьявол!
Следы становились всё жиже и жиже, а в конце концов и вовсе оборвались. Марк кинулся было в разные стороны, но за ближайшими деревьями продолжения не оказалось. Цепочка вела от ближайшей небольшой пещеры и безпричинно заканчивалась, будто дальше Сильвия не шла, а вспорхнула и улетела.
- Неужели… Действительно растворилась в своих голосах?
- Да нет, бред. Ветер замёл.