Два разговора.
Вообще, я придумала себе правило: то, что я пишу в Фейсбуке, в ЖЖ я не переношу. В прямом смысле. Но сегодня не удержусь, повторю. Я просто не могу удержаться от этого.
- Сегодня какое число? - врач меня спрашивает.
Я мамашу привезла на обследование.
- Пятое, - я говорю, - день смерти Сталина.
И не успеваю рот ещё больше открыть, чтобы добавить, что этот день празднует всё прогрессивное человечество, как доктор эта прекращает писать. Ручку откладывает. Мне в глаза глубоко заглядывает, практически до сетчатки. И говорит:
- Что только ни говорят теперь. А легко ли ему было? О чём он думал? Умер...
И не успеваю я сказать Максим ну и хуй с ним, как она заканчивает сама свою фразу:
- ...а лучше-то разве кто-нибудь был?
На печать личную дыхом своим дохнула, выписку припечатала, я мамашу свою под микитки тут же схватила и ну её, сердешную, по лестнице прочь тащить.
А давление у мамаши и прочие показатели все нормальные. Хоть в космос её запускай, как Белку и Стрелку.
Я мамашу домой привезла, зашла в магазин.
Продавщица мне говорит:
- Вы продукты-то покупали? У нас тут соль брали, спички, крупу. Думали война будет. А чего боялись? Россию никто не победит. Пусть только бы эти к нам сунулись.
- Кто, - спрашиваю, - эти?
- Да украинцы, - она говорит.
И не успела я спросить "а что, они разве планировали", как она говорит:
- А Путин вчера им так и сказал: и не надейтесь, войны у нас с вами не будет.
Ну, тут я пакетики со снедью своей свежекупленной прибрала, на улицу вышла. И вдохнула там воздух свободы и воли с очень даже большим удовольствием.
Тут ещё третьего дня ко мне Брежнев кадрился. Но, думаю, мне вас поберечь всё-таки надо, поэтому об этом я вам всё-таки не рассказываю. И просто на этом заканчиваю.
- Сегодня какое число? - врач меня спрашивает.
Я мамашу привезла на обследование.
- Пятое, - я говорю, - день смерти Сталина.
И не успеваю рот ещё больше открыть, чтобы добавить, что этот день празднует всё прогрессивное человечество, как доктор эта прекращает писать. Ручку откладывает. Мне в глаза глубоко заглядывает, практически до сетчатки. И говорит:
- Что только ни говорят теперь. А легко ли ему было? О чём он думал? Умер...
И не успеваю я сказать Максим ну и хуй с ним, как она заканчивает сама свою фразу:
- ...а лучше-то разве кто-нибудь был?
На печать личную дыхом своим дохнула, выписку припечатала, я мамашу свою под микитки тут же схватила и ну её, сердешную, по лестнице прочь тащить.
А давление у мамаши и прочие показатели все нормальные. Хоть в космос её запускай, как Белку и Стрелку.
Я мамашу домой привезла, зашла в магазин.
Продавщица мне говорит:
- Вы продукты-то покупали? У нас тут соль брали, спички, крупу. Думали война будет. А чего боялись? Россию никто не победит. Пусть только бы эти к нам сунулись.
- Кто, - спрашиваю, - эти?
- Да украинцы, - она говорит.
И не успела я спросить "а что, они разве планировали", как она говорит:
- А Путин вчера им так и сказал: и не надейтесь, войны у нас с вами не будет.
Ну, тут я пакетики со снедью своей свежекупленной прибрала, на улицу вышла. И вдохнула там воздух свободы и воли с очень даже большим удовольствием.
Тут ещё третьего дня ко мне Брежнев кадрился. Но, думаю, мне вас поберечь всё-таки надо, поэтому об этом я вам всё-таки не рассказываю. И просто на этом заканчиваю.