от автора
Борис Попов Сабин
К Т О
М Ы
?
"Кто мы? Том 1. От Ивана до Тянь-Вана".
Происхождение различных племён и народов, в том числе индоевропейских, включая русов и славян, а также их соседей давно привлекает к себе внимание исследователей и рядовых граждан. Многие профессиональные историки не раз пытались разгадать тайну их происхождения, но эти попытки до сих пор фактически не имели успеха. Настоящая книга решает названную и другие проблемы истории нынешней цивилизации с помощью ретроспективного комплексного подхода и попытки воссоздания предыстории реального, случайно выбранного человека, его генеалогического древа, включающего в себя несколько сотен поколений, несколько тысяч персонажей и охватывающего почти восемь тысячелетий их жизни. Читателя ожидает интересное путешествие в далёкое прошлое. Ему удастся разгадать не одну загадку из жизни наших предшественников. Предлагаемая книга - это книга необычного повествования и необычных открытий. Она ведёт нас прямо к сынам Божьим иНебесным правителям. Тех читателей, кто может найти в этой книге длинный перечень своих предков по отцовской или материнской линиям, сотни миллионов: в России, странах СНГ, Западной Европе, Северной Африке, Передней Азии, Индии, Китае, Америке и Австралии, - поэтому она по праву может быть настольной книгой в каждой семье.
ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ
Дорогой мой неизвестный читатель! Мне радостно оттого, что ты взял в руки эту книгу. Она стоит этого. Прежде всего, потому, что у неё необычная судьба. Она появилась на свет совершенно случайно. Казалось, ничто не предвещало её написания автором. Ещё несколько лет назад он никакого понятия не имел о предмете этой книги и занимался совсем другими вещами, находящимися вне сферы истории или литературы. Более того, жизнь его протекала в нескольких тысячах километрах от того места, где он впоследствии нашёл источники необходимой для книги информации.
Как же, в таком случае, всё произошло? Как случилось, что книга невероятным образом возникла из пустоты и небытия? Читатель обязательно должен знать историю создания настоящей книги, потому что ничто в нашей жизни не появляется и не исчезает случайно. Во всём есть непонятная пока для нас закономерность. Поэтому для лучшего понимания всего происходящего прежде, чем читать саму книгу, надо знать её предысторию, а она оказалась следующей.
Всю свою сознательную жизнь автор знал, что он русский и что его родители были обыкновенными людьми. Поэтому и у автора тоже была самая обыкновенная жизнь. По крайней мере, ему всегда так казалось. Но такая обыкновенная жизнь продолжалась до августа 1994 года. С тех пор многое переменилось, и автору пришлось заплатить высокую цену для того, чтобы понять, что наша жизнь не такая уж обыкновенная, много в ней на наш взгляд необъяснимого. Кроме того, оказывается, мы все, ныне живущие, до сих пор и не подозревали, кто мы, какого рода, племени, в какой взаимосвязи находимся друг к другу.
В августе 1994 произошло нечто такое, что заставило автора круто изменить всю свою жизнь и броситься за несколько тысяч километров от насиженного места во имя спасения родного человека. В августе того года произошла беда: врачи объявили о неотвратимости скорой гибели четырнадцатилетнего подростка, сына автора.
Он рос здоровым и крепким парнем, насколько это возможно в четырнадцать лет. Ходил на охоту в тайгу, глубоко нырял на дно моря, плавал под парусом, ездил на мотоцикле, любил спорт. Казалось, что впереди его ждут всё новые и новые радости и успехи. Но вот однажды во время игры в футбол он получил травму, нога его распухла от сильного удара, а опухоль затем превратилась в злокачественную саркому. Можно понять отчаяние, охватившее вдруг родителей этого подростка. Они лихорадочно стали искать пути спасения сына.
Если когда-то все пути вели в Рим, то в России ныне все пути ведут в Москву. Так автор, который ещё вчера занимался морскими науками на берегах Тихого океана, вынужден был по причине опасной болезни сына бросить всю свою размеренную и не очень жизнь на Дальнем Востоке и срочно лететь в Москву, столицу России. При этом автор думал: "Как то она нас встретит? Как мы сможем прожить в ней хотя бы один день? Ведь это совершенно незнакомый для нас город!"
Всю свою жизнь он относился к Москве очень настороженно, считал и считает до сих пор, что многие беды россиян в провинции зависят от того, что происходит в коридорах власти здесь, в столице России. А происходят здесь разные события, к сожалению, некоторые из них никак не отражают интересов значительной части россиян.
С одной стороны, Москва - это, прежде всего, арена ожесточённой борьбы за власть, вызванной сегодня небывалым в истории народов планеты переделом огромной собственности, созданной многовековым трудом многих поколений россиян, где, оказывается, можно даже дать взятку чиновнику, купить журналиста, нанять киллера и принять участие в присвоении награбленного, благо, что ты уже добрался до стен Кремля, а кто-то - ещё нет.
В то же время Москва - это и центр культурной жизни России. Поэтому иногда хочется вынести всё, что касается политики, далеко, далеко за пределы Москвы в какой-нибудь иной город, например, в Старую Руссу или Великий Новгород, откуда началось становление нашей страны ещё пятнадцать веков назад и где были многовековые, более богатые, чем в Москве, традиции республиканского правления, демократии и народовластия. Может быть, это помогло бы не только Москве, но и России в целом.
Так вот, если в Москве хотя бы на время забыть о политике, то можно обратить внимание на то, что в этом городе сосредоточены многие общероссийские кладези информации. Это фонды и архивы, библиотеки и читальные залы, музеи и научные заведения, издательства газет и журналов, центральное радио и телевидение. Попав из провинции на этот информационный перекресток, начинаешь больше всего ценить в своей короткой жизни не чистоган, а информацию. Конечно, кое-кто этого не замечает и продолжает безумствовать, опустив голову в погоне за призрачным. Но какая-то часть людей всё же иногда задумывается о пагубных последствиях этой погони и начинает видеть своё предназначение в ином свете.
И вот автор вместе с сыном попал в это пекло, причём вовсе не для того, чтобы участвовать в борьбе за власть, за место под солнцем, за раздел собственности, а совсем с иной целью: спасти жизнь самого дорого для него человека. Для него и его сына, несмотря ни на какие перипетии нашей сегодняшней жизни, казалось, что жить надо не властью и златом, а самым простым: встречей утренней зари или проводами вечернего заката, яркостью звёздного неба или серостью дождливого облака, зеленью дальнего леса или просторов ближайших полей, шелестом нежной листвы или шумом морского прибоя, улыбкой близкого друга или простого незнакомца, созиданием новой красоты или укреплением доброго мира, поиском старой истины или постижением вечной гармонии.
Что могли противопоставить двое многочисленной толпе вечно суетящихся москвичей и гостей столицы? Они могли попробовать сделать только одну единственную вещь: молча начать собирать разбросанные временем камни, жертвуя самым дорогим: жизнью. Три года продолжалась борьба со смертью, три года по крупицам, урывками собирался основной материал этой книги. А Всевышний ждал, наверное, когда он получит в награду за раскрытые тайны жизнь самого дорогого для автора человека.
Ему едва исполнилось семнадцать. Он понимал всё, что может с ним произойти в любой из дней. Он не сдавался, упрямо боролся до самого конца, но силы были неравны. Ему раньше времени пришлось стать настоящим мужчиной и быть им до последнего своего дыхания.
Всевышний остался доволен. Он получил то, что хотел, взамен позволив написать эту книгу. Плата за неё оказалась чрезвычайно высока. Получается, что все строки этой книги написаны не только пером, но и жизнью. Вместо чернил автор использовал алую кровь сына и собственные горькие слёзы. Она - часть их плоти. Семнадцатилетний человек был принесён в жертву ради восстановления родства разных народов, населяющих не только Россию, но и другие страны Европы и Азии, родства националистов и космополитов, верующих и агностиков, христиан и мусульман, протестантов и католиков, шиитов и суннитов, родства всех людей на земле. Каждый может убедиться, что жертва сына была не напрасной, и только такой ценой Всевышний указал нам выход из сегодняшнего тупика, заколдованного круга.
ОБРАЩЕНИЕ К СЫНУ
Сын мой! Прошло уже много времени с тех пор, как мы расстались, а мне всё кажется, что это случилось вчера. Ты ушёл так, что мне трудно теперь тебя найти. Я в растерянности: где ты есть? Я вижу теперь тебя только во сне и то очень редко. Может быть, ты являешься передо мной в другом образе: лучом яркой звезды или солнечным зайчиком, семицветной радугой или многоцветным северным сиянием, но я не знаю об этом. Может ты рядом со мной, а может летаешь за тысячи километров от меня где-то возле Кати или ещё дальше по дороге к далёким звёздам. Но, несмотря на всё это, думаю, что наши души всегда будут вместе и ничто не сможет нас разлучить.
Мне хочется надеяться, что ты меня видишь и слышишь или, вернее, чувствуешь. Мы с тобой последние годы так много общались, что жить дальше без такого общения и мне, и тебе было бы трудно. Конечно, мы люди, а не машины и потому иногда спорили, ссорились и обижались друг на друга, но главное не в этом, а в том, что мы всё чаще находили общий язык, начали лучше понимать друг друга. Ты стал для меня не просто сыном, а лучшим другом, и мне тяжко сегодня без тебя. Однако тяжесть эта ещё больше оттого, что я бессилен помочь тебе в твоих страданиях, ведь ты лишился своих самых близких людей и остался одинок, судьба отделила тебя от живых людей, и ты лишился возможности общаться с ними прежними способами.
Я понимаю, что ты в нынешнем состоянии никак не можешь придти ко мне и разговаривать со мной. Твоё общение с людьми приняло иную форму. Поэтому я буду обращаться к тебе с учётом этого обстоятельства. Мне хотелось бы, чтоб тебе рядом со мной было хорошо, спокойно и интересно, чтоб ты не улетал от меня далеко и надолго. Говорить с тобой мы, конечно же, будем о жизни или, в твоём понимании, о душе и духе. Потому что жизнь - это твоё прошлое, это существование души и духа посредством тела. Когда же они теряют тело и меняют форму своего существования на какое-то биополе, о котором я пока не имею никакого представления, то в таком случае говорить нам с тобой придётся не о жизни души и духа, а об их ином воплощении, изменении и развитии.
Твоё тело, сын, умерло, оно не вынесло стольких многих испытаний, выпавших на его долю за последние три года. Ведь, чтобы как-то продлить твою жизнь, его травили сильными ядами, облучали радиоактивными лучами, калечили скальпелем. Хотя, мне кажется, надо было действовать наоборот, то есть не отнимать у него силы, а прибавлять. Но такие способы лечения пока ещё не разработаны.
После твоей смерти в Москву прилетел твой брат Алёша. Он очень горько плакал, переживал твою кончину. Мы с ним купили тебе, сын, дорогой чёрный костюм, модные туфли, белую рубашку, галстук, новое бельё и красивый гроб. Сделан он был далеко, в Канаде, из сушеной лиственницы. Вся поверхность его пропитана тёмным лаком. По его периметру из позолоченного металла устроены красивые прочные поручни, за которые можно поднимать его и нести. Крышка гроба двойная, на петлях. Одна её часть закрывает тело выше пояса, а другая - ниже пояса. Обе они имеют защёлки. Внутренняя поверхность ложа и крышек отделана красивой белой блестящей тканью. Такой гроб не будет гнить в земле, и твоё тело в нём будет храниться очень долго.
После прощания с врачами и медсёстрами, которые приходили к тебе с цветами, мы повезли тебя на самолете из Москвы домой на Дальний Восток. Здесь нас встретили мама, дядя Юра, Дима, твои ребята, Катя, соседи. Мы подняли тебя на пятый этаж в нашу квартиру и сидели рядом с тобой весь день и вечер, а твои ребята дежурили даже всю ночь до утра.
Мы долго смотрели на тебя, радовались, что ты у нас вновь стал таким красивым, каким был когда-то до болезни, до облучения. У тебя отросли ресницы, брови, чубчик. Мы гладили твою голову, волосы, руки, трогали твои усики. Думали, что тебе приятны наши теплые прикосновения. На следующий день приходил священник и отпевал тебя. В комнате было тесно от пришедших прощаться с тобой людей. Мы все держали в руках горящие свечи, молча глотая свои слёзы.
Потом пришли мамины сослуживцы и вынесли тебя на улицу перед нашим домом. Собралось много народу. Все пришли проводить тебя в последний путь. Потом крышки гроба закрыли, подняли его на плечи и понесли вниз мимо домов, огибая церковь, к школе. Впереди шли девушки. Одни из них разбрасывали цветы по дороге, а другие несли венки и твою фотографию. За ними двигались шестеро мужчин, которые несли тебя на своих плечах. После них под руку шли мы с мамой, Алёшей, Оксаной и Катей. Маме было очень плохо, я боялся, что она лишится рассудка. Оксана и Катя плакали. За нами шли дядя Юра, Дима, твои ребята, учителя, наши соседи, мамины и Алёшины сослуживцы. Замыкал процессию духовой оркестр.
Спустившись вниз к дороге, мы подняли тебя на грузовую машину, положили рядом с тобой венки, сели рядом и поехали на кладбище. За нами двинулась колонна легковых автомобилей и автобусов. Приехав на кладбище, мы сняли тебя с машины и опять на плечах понесли вверх на небольшую сопку, где уже была вырыта могила. Началось прощание. Мы с мамой и Алёшей прижались к твоей груди и рыдали. Я, стиснув зубы, сотрясаясь, но не издавая ни звука, а они навзрыд. От моих рыданий на твоём костюме как раз над замолкшим сердцем осталось большое мокрое пятно. Потом подходили проститься с тобой другие. Сильно плакала Катя.
Когда все попрощались с тобой, мы с мамой и Алёшей опять подошли к тебе и поцеловали твой лоб и глаза. Потом саваном укрыли тебя вместе с головой и закрыли крышки гроба на защёлки. Здоровые мужики подняли гроб на верёвках и опустили на дно могилы. Играл духовой оркестр. Затем пришедшие люди начали кидать землю на гроб сверху. Я тоже подошёл к краю могилы и молча бросил горсть земли. Потом над могилой склонился Дима. Он громко кричал что-то тебе и рыдал. Когда на месте могилы образовался небольшой холмик, к нему подошёл Алёша и присел, трогая его рукой. Он снова плакал, так как никак не хотел расставаться с тобой. Потом на этот холмик установили памятник с твоей фотокарточкой, венки и цветы. Так мы похоронили тебя недалеко от нашего дома на сопочке под деревьями, а потом поехали в школу на твои поминки. На другой день мы опять вернулись на кладбище, приводили в порядок все венки и цветы, носили дёрн, укладывали его на могилу. В последующие дни вокруг неё мы с мамой и ребятами посадили цветы и кустарник, с Алёшей натаскали тяжёлых камней и чернозёма, выровняли окружающую площадку. Ребята твои помогали нам, часто навещали тебя, в том числе и Катя, конечно. Обещали регулярно приходить к тебе все вместе и не оставлять тебя одного.
Так что, сын, ты теперь можешь иметь представление о том, где и как покоится твоё тело и больше не волноваться на этот счёт. Мы похоронили тебя достойно, как и подобает потомку знаменитых предков, да и просто потому, что мы любим тебя. В настоящее время я беседую с тобой, глядя на твою фотографию. Лицо твоё грустно. Ты стоишь у тёмного окна в холле лечебницы. После облучения у тебя нет волос, бровей и ресниц. Но мне эта фотография нравится больше всех, потому что здесь отчётливо проявилась твоя душа: добрая, открытая, страдающая.
Тебе хотелось многое сделать, будучи человеком на земле. Но, к сожалению, наши с тобой мечты остались нереализованными. Мы не смогли победить страшную болезнь, хотя нам казалось, что победа над ней совсем уже близка. В тот день всё завершилось слишком быстро, и мы даже не успели ощутить реальность происходящего. Всё было как во сне. Мы не были готовы к такому повороту событий, хотя три года жили под страхом неминуемой смерти.
После тяжёлой борьбы, происходившей в последние твои часы, когда мы вместе с тобой и врачами пытались что-то сделать, чтоб изменить положение, и когда мы поняли своё бессилие перед надвигающейся трагедией, ты ушёл молча, хотя сильно переживал, не находил себе места от боли, морщился, тяжело дышал, успев лишь по-мужски протянуть мне руку для сильного рукопожатия и прощания. Я, замерев, прижимал её к своему сердцу до самого последнего твоего вздоха и запомнил последние вздрагивания твоих пальцев в моей руке и твои последние усилия, чтобы поднять дважды падавшую на подушке голову. Ты не сдался, так и ушёл с поднятой головой. Я боялся шелохнуться, чтобы не потревожить тебя. Сидел неподвижно почти час, прижимая левой рукой к своей груди твою ладонь, а правой - держа перед тобой трубку с кислородом, помогая тебе собрать последние душевные силы и уйти в вечность. После того, как остановилось твоё дыхание и замерло твоё сердце, я закрыл и поцеловал твои веки, сложил и поцеловал твои ладони, накрыл тебя с головой одеялом и обнял, чтобы ты не замерзал. Потом механически делал ещё какие-то мелкие дела. И лишь после того, как с меня спало долго длившееся оцепенение, я стал рыдать, но было уже поздно. Жизнь твоя оборвалась навсегда.
Сын мой! Я очень тебя люблю. Ты был самым близким моим другом на Земле. Поэтому и сегодня я вместе с тобой. Ты не должен был умирать. Тебе надо было жить дальше. Ты был достоин жизни и потому отчаянно боролся за неё изо всех своих сил, но где-то мы с тобой ошиблись. Конечно, больше всех в твоей смерти виноват я, твой отец. Мне не удалось уберечь тебя от травмы. Мне не удалось найти способа твоего лечения, хотя я искал его постоянно. Ты верил в мои силы, а я не оправдал твоих надежд. Мне горько от этого.
Сейчас я думаю, как можно поправить то, что произошло. Я не хочу опускать руки, и буду бороться за тебя даже после твоей смерти. Прежде всего, я думаю о том, чтобы ты не считал, что тебе мало удалось сделать на этом свете для людей в свои семнадцать лет и что ты навсегда ушёл из памяти твоих современников. Тебе удалось сделать немало, даже будучи подростком. Но самое главное, ты вольно или невольно помог мне взяться за необычную книгу. Такие книги пишутся нечасто. Фактически мы стали создавать её вдвоем. Кажется, что это сам Всевышний решил с помощью тебя открыть миру многие тайны жизни народов, нынешней цивилизации. Поэтому кто-нибудь из отдельных представителей этих народов когда-нибудь обязательно помянет тебя добрым словом или даже помолится за упокой твоей души. А это уже стоит того, чтобы считать свою миссию на земле, в какой-то степени, выполненной и покинуть этот мир более-менее спокойно.
Конечно, ты, сын, мечтал совсем о другом. Ты не думал о книге, тебе хотелось просто жить. Твои последние желания были самые простые: дышать свежим и чистым воздухом, ощущать теплоту солнца, ходить по земле, смотреть на знакомые места и лица, слушать голоса близких тебе людей. Совсем уж сказочными тебе казались мечты об учёбе, работе, любви, семье, детях. К несчастью, всё это для тебя уже невозможно, и я никак не могу в этом отношении тебе помочь и потому тоже страдаю. Нам с тобой остаётся, насколько это возможно в нашем нынешнем положении, пытаться заниматься каким-нибудь совместным духовным творчеством. Ты незримо будешь присутствовать рядом со мной, и мы будем пробовать вместе создавать новые духовные ценности. Так мы и будем с этого момента вместе идти по жизни, страдая и творя.
Конечно, мне хочется тебя обнять, поцеловать, погладить, пожалеть, сказать тебе много тёплых слов. Хочется порадоваться, что тебе уже семнадцать лет, что ты уже рассуждаешь как вполне взрослый человек. Но как это сделать, если сейчас ты уже не сын мой, а какое-то неуловимое биополе, которое нельзя ни увидеть, ни обхватить. Тем не менее, мы с тобой должны даже в такой ситуации довести начатое дело до конца и подарить миру свою совместную книгу. За дело, сын, как бы ни тяжело нам было. Впереди у нас с тобой трудный путь, но другого нам не дано.
Кроме того, сын, я надеюсь, что ты не будешь одинок в поднебесье. Ведь там обитают все твои многочисленные предки, о которых мы с тобой много говорили и которых узнали, будучи в Москве, и о которых будет эта книга. Они могут придти к тебе на помощь и поддержать тебя. Там же обитают и те твои сверстники, кто ушёл из этого мира до тебя и после тебя от той же самой болезни. Я не буду их перечислять, ты помнишь их всех по именам. Они тоже хотели жить, но, как и ты, не смогли побороть эту болезнь. Может быть, ты найдешь их всех, и вы будете вместе. Душа твоя успокоится. Жизнь человека на земле - это мгновение по сравнению с той вечностью, в которой обитает душа. Не может быть, чтобы душа не использовала своё вечное существование для какого-то нового конструктивного созидания. Она оторвалась от материальной зависимости бренного мира. Она может всецело посвятить себя творчеству. Как и в какой форме - мне неизвестно. Но хочется верить, что такое возможно. Значит надо попытаться освоиться в изменившейся ситуации и начать новый путь к совершенству. А я буду рядом с тобой всей своей душой.
КНИГА ПЕРВАЯ
ОТ ИВАНА ДО ТЯНЬ-ВАНА
Я считал совершенно невозможным верить им, и, однако, как только впервые увидал летающего иностранца, варвара, - он называл себя гиперборейцем, я поверил и оказался побеждённым, хотя долго противодействовал. И что, в самом деле, оставалось мне делать, когда на моих глазах днём человек носился при мне по воздуху, ступал по воде и медленным шагом проходил сквозь огонь?
Лукиан, II век н.э.
За этими Рипейскими горами по ту сторону Аквилона, счастливый народ, который называется гиперборейцами, достигает весьма преклонных лет и прославлен чудесными легендами. Верят, что там находятся петли мира и крайние пределы обращения светил, Солнце там светит в течение полугода, и это только один день, когда Солнце не скрывается. Светила там восходят только однажды в год, при летнем солнцестоянии, а заходят только при зимнем.
Плиний, I век н.э.
С так называемых у них Рипейских гор слетает туча лебедей, непреодолимая своим множеством; и они облетают храм, как будто очищая его своим полётом, затем, однако, садятся на ограду храма, представляя собой зрелище величественное по множеству и красоте.
Элиан, II век н.э.
Однажды он отправился на берег Молочного моря и оттуда на северо-запад, где находился большой остров, названный Шветадвипа. Достигнув этого острова, где обитали "светлые, сияющие подобно месяцу люди", он воздел руки к небу и стал призывать в молитве верховного бога, восхваляя его тайными именами. И тогда на призыв Нарады "зримый во вселенском образе", явился Всевышний, который был "как бы подобно месяцу духовно чистый, и, вместе с тем, как бы вполне от месяца отличный. И как бы огнецветный, и как бы мысленно мелькнувшее звезды сияние; как бы радуга, и как хрусталя искристость, как бы иссиня-чёрный мазок, и как бы золота груды. То цвета ветки коралла, то как бы белый отблеск, здесь златоцветный, там подобный бериллу; как бы синева сапфира, местами - подобный смарагду, местами - подобный жемчужной нити. Так многообразные цвета и образы принимал Вечный святой стоголовый, тысячеголовый, тысяченогий, тысячеокий, тысячечревный, тысячерукий, а местами - незримый".
Махабхарата, II век до н.э.