12. Общение с жертвами ЧП и как самому не стать жертвой
В своей работе репортеру часто приходится оказываться на месте крупных трагедий (а мелкие журналистов не очень-то интересуют) - авиакатастроф, терактов, стихийных бедствий, и прочее, прочее. Работа журналиста в таких местах имеет свои сложности, которые, наверное, очевидны, но все-таки стоит остановиться на них подробнее.
Не буду сейчас много говорить о соблюдении элементарных мер собственной безопасности - это могло бы стать темой отдельной методички. Достаточно сказать, что у компании BBC, например, есть курсы безопасности журналистов, которые должны пройти все сотрудники телекомпании. Причем эти курсы не разовые - журналист должен проходить их раз в три года, чтобы не растерять навыки. Журналистам многих СМИ, отправляющимся в горячие точки или на акции протеста, даже выдаются бронежилеты.
Или, например, такая большая проблема, как теракты - известно, что террористы зачастую используют метод «двойного взрыва». Это когда через определенный момент после первого взрыва, например, тротила, сообщники смертника приводят в действие второе устройство - на этот раз в давке паникующих мирных жителей или рядом с группой прибывших на место трагедии чиновников и силовиков. Причем второй взрыв зачастую оказывается более разрушительным, чем первый.
Например, автор этих строк сам чуть было не попал в такую ситуацию - осенью 2009 года после подрыва поезда «Невский экспресс» в Тверской области, когда на месте работали крупные чины из РЖД, МЧС и прокуратуры (а также многочисленные рядовые сотрудники), прогремел второй взрыв. По счастливой случайности, никто не пострадал.
Подобная схема должна была быть применена и во время взрывов в московском метро 29 марта 2010 года - в какой-то момент террористке пришлось изменить свои планы и уехать со станции «Парк культуры» на Лубянку.
В общем, нетрудно представить, что жертвой «второго взрыва» может стать и журналист, поспешивший на место теракта для работы. Как не попасть в такую ситуацию? Пожалуй, я адресую читателя к специальной литературе, иначе бы мне пришлось переписать весь спецкурс BBC.
Благо, что в таких ситуациях хватает и других проблем, о которых я бы сейчас и хотел немного поговорить. Это, прежде всего, проблемы психологические. Во-первых, журналисту приходится общаться с жертвами трагедии - выжившими в катастрофе ее непосредственными участниками (зачастую получившими травмы), родственниками погибших, которых обычно тоже относят к жертвам терактом (они понесли моральный и психологический вред, хотя сами на месте теракта не были и физических травм не получили).
Тяжело общаться и со спасателями и врачами - эти люди, перед профессионализмом и святостью которых я, конечно, снимаю шляпу - зачастую считают журналистов некомпетентными и малополезными существами, которые только мешаются под ногами, не понимая всех масштабов трагедии. Кроме того, спасатели и врачи ведь тоже люди - они могут быть уставшими, подверженными эмоциям и т. д.
Еще одно немаловажное обстоятельство - журналист ведь и сам видит последствия трагедии: трупы, разрушения, кровь и слезы. В конце концов, он и сам начинает задумываться, что мог бы оказаться на месте жертв: сесть не в тот самолет или не в тот поезд. В общем, понятно, что впечатлительным особам среди работающих в «горячих точках» журналистов не место. Но и человек с устойчивой психикой, понятное дело, не железный.
Подробнее остановимся на теме общения с жертвами ЧП и их родственниками. С одной стороны, лучше было бы, наверное, вовсе не приставать к этим людям с расспросами. Этих людей понять можно - они пережили страшную трагедию, а тут досужие журналисты (которые зачастую даже не пытаются изобразить, что тоже расстроены) пристают с расспросами.
С другой - «человеческое» лицо, «человеческое» измерение любой трагедии - это как раз то, чего больше всего ждет читатель и телезритель. Это то, без чего любая трагедия остается статистикой. Одно дело услышать, что жертвами взрыва стали 10 человек. И другое - увидеть лица этих людей и услышать их истории, понять, что они оказались на месте трагедии случайно, просто направляясь по своим повседневным делам.
Кроме того, многие жертвы трагедии наоборот, хотят выговориться, выплеснуть свои эмоции.
К тому же от внимания журналистов к жертвам трагедии может быть и практический смысл - их узнает кто-то из родственников и захочет помочь, да и просто обычный читатель, увидев, что за трагедией стоит конкретный человек, может захотеть сделать для него какое-то маленькое доброе дело. Когда сухая статистика по лесным пожарам была «раскрашена» человеческими историями - сразу появились люди, готовые помочь конкретной семье, а коллектив РИА Новости собрал 35 тысяч рублей на покупку пожарных шлангов для жителей рязанской деревни Криуши, самостоятельно боровшейся с огнем.
Бывает и такое, что людям в глубине души приятно внимание СМИ - судьбой маленького человека СМИ интересуются редко, а о своих «15 минутах славы» втайне мечтают многие.
Но прогнозировать реакцию человека, попавшего в беду, всегда сложно. Более того, она может меняться в течение одной минуты. Например, когда после взрывов в московском метро я приехал в 1-ую городскую больницу Москвы, я тоже столкнулся с негативным настроем родственников жертвы. Среди жертв теракта оказалась оказалась 30-летняя Марина. История ее такая: она ехала на «Парк культуры», чтобы навестить своего ребенка, находящегося в больнице. Вообще можно сказать, что этой семье крайне не везет - у них двое детей, один ребенок тяжело болен, второй, слава богу, здоров. Но теперь их мать серьезно пострадала - она потеряла один глаз и обе ноги до колен.
В больницу приехал муж Марины, родители мужа и отец самой Марины. Настрой их был понятен. При этом настрой отца Марины за одну минуту прошел впечатляющую эволюцию, в которой, кстати, как в капле воды отразился вообще отношение общества к журналистам (и читатели этого пособия, если будут работать в прессе, с таким настроем будут сталкиваться постоянно).
На входе в больницу были приняты повышенные меры контроля (как раз чтобы оградить пострадавших от общения с прессой, к чему я, кстати, отношусь с пониманием). Внутрь больницы пускали только тех, кто мог документально подтвердить свое родство - например, с помощью паспорта. Поэтому мужа Марины, который носит одинаковую с ней фамилию, в палаты пустили беспрепятственно. А ее отца - нет. Он стал тут же кричать нам, журналистам: «снимайте, как меня, родного отца, не пускают к дочери! Почему вы не снимаете?!» То есть в этот момент пресса ему была нужна. Охранник, не желая скандала, разрешил ему войти. Мужчина бросился в гардероб, чтобы снять верхнюю одежду, а мы стали приставать к нему с вопросами - к кому он идет, куда его дочь ехала в момент теракта и в каком она состоянии. Нам нужны были какие-то подробности. Но отношение мужчины к журналистам сменилось уже на резко противоположное (еще раз подчеркну - я прекрасно понимаю его вспыльчивость и настрой). Он грубо оборвал наши вопросы, попросил «отстать от него» и пошел к дочери.
Оставшиеся в вестибюле свекор и свекровь пострадавшей тоже не были настроены общаться. Конечно, стоило бы вовсе от них отстать, но в тот момент рядом больше не было никаких нужных нам людей, а дедлайн неумолимо приближался. Со словами моего фотографа «ненавижу такую работу» и «я не умею это делать» мы все-таки подошли к ним, тысячу раз извинились, принесли свои соболезнования и подчеркнули, что люди хотят знать подробности теракта. В общем, какие-то подробности нам удалось «вытянуть» из людей, особенно благодаря тому, что свекор Марины был возмущен тем, что даже бинты и воду им пришлось покупать за свой счет - больница этим пострадавшую снабдить не смогла.
Когда свекор еще раз попросил оставить их, я просто сел в сторонке и послушал, о чем они переговариваются со свекровью. Можно спорить о том, насколько это вообще корректно - оставляю это на суд читателей - но тем не менее.
Довольно часто я прибегаю к методу молчаливого присутствия - просто нахожусь рядом на похоронах убитых в теракте во Владикавказе или на похоронах шахтеров, погибших при взрыве метана в шахтах в городе Белово. Честно говоря, я тоже не очень большой любитель приставать с расспросами к убитым горем жертвам терактов. Поэтому я просто подслушиваю, о чем они говорят, успокаивая свою совесть тем, что суть работы репортера в том, чтобы оказаться там, где читатель его статьи оказаться не может.
Кстати, надо учесть и такой момент - неоднократно мои читатели, герои статей или студенты, с которыми я обсуждал методы работы журналистов, обвиняли меня в нарушении «privacy». Ведь я не предупреждал героев своих публикаций, что я журналист и могу использовать их слова. Честно говоря, я с такой оценкой не согласен, но она, тем не менее, весьма распространена. Такая проблема есть и каждый журналист должен ее решать в меру рамок своей совести.
А пока отмечу, что есть пресса, для сотрудников которой мои переживания по поводу «приставать/не приставать» к жертвам терактов показались бы детским лепетом или непрофессионализмом. Речь, прежде всего, о лучших образцах желтой прессы - таких, как газета «Твой день» и ее сайт life.ru, «Комсомольская правда» и «Московский комсомолец». Я пишу «лучшие образцы», потому что, несмотря на распространенное скептическое отношение к желтой прессе (я разделяю его и сам и эти газеты не читаю) действительно считаю эти газеты и их сотрудников профессионалами высокого класса. В том месте, где мы перепирались с охранником или пытались разговорить отца Марины, сотрудники газеты «Твой день» попросту подкупили бы охранника (такие случаи бывали) или проникли бы в больничные палаты под видом санитаров или родственников больных, попавших сюда не в результате взрывов, а каких-то других, более «мирных» происшествий.
Это их папарацци подгоняли машину для развешивания рекламных перетяжек к окнам одной поп-звезды, чтобы сделать эксклюзивные снимки. Это они подкупили «вертухая» краснокаменской колонии №10, чтобы получить любительские кадры Ходорковского в камере (в этот же день респектабельные «Коммерсантъ» и «Ведомости» были вынуждены поставить на свои первые полосы фотографии наглухо закрытых ворот колонии).
Еще раз оговорюсь - можно дискутировать о этичности тех или иных методов, но я снимаю шляпу перед находчивостью, смелостью иных «желтых» репортеров и, главное, результативности их работы.
******
Американская исследовательская группа Дарт-центр (Университет Вашингтона в Сиэтле) сформулировала несколько правил, которых стоит придерживаться в общении с жертвами катастроф и терактов (цитирую по книге Игоря Фесуненко «Глубина резкости»):
1) Всегда относитесь к жертвам с достоинством и уважением - так же, как вы бы хотели, чтобы с вами обращались в подобной ситуации (не приведи Господь, конечно). Журналисты всегда ищут возможность поговорить с уцелевшими жертвами, но делать это нужно очень деликатно, зная, как и когда завершить разговор.
2) Четко представьтесь, поясните свои цели («я готовлю материал о жизни Марии»). Не удивляйтесь, если реакция на вашу просьбу будет резкой. Однако вы не должны отвечать резкостью на резкость.... От себя добавлю: оставьте ваш телефон или визитку - человек вполне может передумать или обстоятельства измениться.
3) Вы можете сказать, что очень сочувствуете постигшему их горю, но никогда не говорите «я понимаю» или «я знаю, что вы чувствуете». Не удивляйтесь, особенно при освещении актов политического насилия, если ваш собеседник в ответ на извинения заявит: «сожалений здесь недостаточно». Оставайтесь вежливыми.
4) Не ошеломляйте вначале наиболее трудными вопросами. Начните интервью с вопросов типа: «Можете ли вы рассказать мне о жизни Марии?» или «А чем Мария любила заниматься?». Затем слушайте. Самая грубая ошибка репортера - когда он сам слишком много говорит.
5) Будьте осторожны, когда берете интервью родственников кого-либо, находящегося в списке пропавших. Постарайтесь объяснить, что вы хотите описать их жизнь до исчезновения, а не готовите некролог. Родственникам также стоит оставить свои контакты - пропавший, например, может появиться.
Также Дарт-центр советует избегать ненужных и кровавых подробностей в описании трагедий. Пример - взрыв мадридского поезда в 2004 году, когда многие репортеры решили не сообщать, что фрагментами тел было усеяно все железнодорожное полотно. Порой подобного рода детали необходимы. Иногда - нет. Спросите себя самого, уместны ли такие изображения или же они могут причинить вред вашей аудитории... Не забывайте, что освещение вами трагических событий окажет воздействие на ваших читателей. Помните, что тональность вашего репортажа может повлиять на восприятие события обществом
Дарт-центр также советует сконцентрироваться на позитиве - рассказывая о жизни погибшего, говорить о том, как он преодолевал какие-то жизненные трудности. А рассказывая, к примеру, о теракте или стихийном бедствии - надо говорить о работе спасателей, о том, как простые люди помогают жертвам и как ваши телезрители/читатели могут поучаствовать в этом.
Дмитрий Соколов-Митрич в своем блоге дает еще такие советы.
1) Перед общением с такими людьми надо обязательно забыть, что ты журналист. И вести себя с точностью до наоборот тому, чего люди ожидают в этот момент от журналиста.
2) Они ждут, что ты сейчас набросишься на них с вопросами - не начинай разговора вообще. Если есть время и возможность, можно просто побыть рядом с ними час, два, день. Психологически легализоваться. Наблюдать. Когда я делал репортаж из Видяево, где в тот момент находились родственники погибших подводников «Курска», я первые сутки вообще ни с кем не общался. Просто жил с этими людьми на одном корабле, ходил вместе обедать, смотрел рядом телевизор. На второй день они стали сами подходить и выговариваться.
3) Чаще всего, конечно, никакого времени нет и надо говорить или сейчас, или никогда. Но и тут главное - не скрывая того, что ты журналист, не быть журналистом. Никакой профессиональной агрессии. Начинать разговор лучше со второстепенных вопросов. А еще лучше - узнать заранее, какая у человека на данный момент может быть заинтересованность, и начать с нее. Чаще всего люди в таком положении хотят добиться справедливости, и надо сделать так, чтобы в тебе они увидели человека, который может им в этом помочь.
4) Желательно приходить к этим людям не одному, а с теми, кто у них вызывает доверие - друзьями, родственниками, благодетелями. Для этого на местности надо сначала общаться с их ближним кругом, а не сразу ломиться в гости. Это полезно еще и потому, что такая «разведка» подскажет многие вопросы и правильные способы их задать.
5) Если Вы с фотографом, надо убедить фотографа не снимать сходу, а подождать, пока человек Вас «освоит». Опытные фотографы это и сами прекрасно понимают.
6) Самый глупый вопрос, который можно задать человеку в такой ситуации: «Что вы сейчас чувствуете?» Спрашивать об этом не надо, это надо почувствовать самому.
******
Конечно, и сами журналисты становятся психологическими жертвами трагедий. Я хорошо помню, например, как одна моя коллега по работе в информационном агентстве звонила в Иркутск, чтобы выяснить подробности авиакатастрофы. После каждого звонка она опускала голову на руки и несколько минут рыдала.
Известный (и один из лучших в стране) репортер Валерий Панюшкин во время своей работы в газете «Коммерсантъ» довольно долго специализировался на репортажах с похорон - жертв катастроф, известных людей или убитых в разборках авторитетов. Один из создателей «Ъ» и его бессменный руководитель Андрей Васильев в интервью, которое я взял у него для сайта Regnum, потом вспоминал: «Это была такая работа у Панюшкина - бывать на похоронах. Он ходил на похороны, писал статью, а еще через пару дней снова ходил на похороны. Или даже летал в другие города. Как он не сошел с ума от такой работы - не знаю».
Мир, к сожалению, полон трагедий. Но если обычный человек сталкивается с ними, к счастью, достаточно редко (если только этот человек не становится свидетелем войны или природного катаклизма), то журналист (равно как врач, спасатель, полицейский) - постоянно. В силу специфики нашей работы мы знакомимся с родственниками погибших в ЧП, узнаем подробности жизни жертв. И начинаем им сопереживать. Нам начинает казаться, что мир состоит из одних убийств, терактов, катастроф. Мы начинаем близко к сердцу принимать каждую трагедию, не вполне понимая, что на самом деле, будь мы обычным человеком, об этой трагедии мы бы услышали только краем уха. А ведь моральных сил у нас ровно столько, сколько у пресловутого обычного человека. Упомянутый мной американский Дарт-центр дает советы журналистам и насчет того, как самим не получить психологическую травму - знать пределы своих возможностей, делать перерывы, найти слушателя, заняться хобби или спортом.
В каких-то случаях незазорно будет и самому обратиться к психологу. Тем более что на месте больших катастроф в штабах всегда присутствуют психологи МЧС и «Медицины катастроф» Мнздрава, и поговорить с ними не в качестве журналиста, а в качестве жертвы вполне возможно.
Опять-таки после особо тяжелых заданий нужно просто отдохнуть - сходить в кино на комедию или на КВН, встретиться с друзьями. После работы на Гаити после землетрясения съемочные группы нескольких российских каналов, которые там работали, поехали несколько дней отдохнуть на соседнюю Доминикану - популярный курорт. Они мне так и объяснили: «это обычная практика - наше руководство дает нам несколько дней отдыха за счет редакции. Это нормально». Предлагал мне там отдохнуть и мой непосредственный начальник, все тот же Дима Соколов-Митрич. «Дня три будет нормально. Даже если ты не чувствуешь усталости, все равно лучше отдохнуть - усталость может проявить себя позже».
К сожалению, я не воспользовался его советом - у меня кончались деньги, да и просто хотелось вернуться самолетом МЧС - есть своя романтика в том, чтобы возвращаться грузовым самолетом ИЛ-76, 15 часов спать в спальнике на холодной рампе, делая остановки на дозаправку в Канаде и Исландии. А законные несколько дней отдыха я получил уже на родине, в снегах Подмосковья.
Контрольные вопросы
1) Какие правила общения с жертвами терактов вы запомнили?
Практические задания
1) Как бы вы сформулировали правила общения с пострадавшими в терактах? Предложите свое правило.
<= 11. Язык репортажа. Как создать «эффект присутствия»
=> 13. Отношения с героями репортажа и две заповеди репортера по этому поводу