Здравствуй и прощай.
За окном с утра сильнейший ливень, гром и молнии. Та еще погода... а дома сидеть не хочется. Дома у меня исчезает ощущение выходного дня. И я беру свой ноутбук и еду в аэропорт. Там, усевшись за угловым столиком кафе, я наблюдаю за встречами и расставаниями, ведь аэропорт - это ворота. Ворота, в которые входят и выходят, люди и судьбы.
Вот парень провожает девушку. Рейс Тель-Авив - Мумбай. Судя по огромному рюкзаку и отсутствию чемоданов, она собирается туда надолго. Она весела и нервозная, еще бы - ее ждут приключения. А он - спокоен и печален. Вот, наконец, отмечен билет, резиновая лента со скрипом увезла в темные недра аэропорта ее рюкзак. Последний поцелуй, снимок пелефоном и она убегает... " Дьюти Фри" ждет. А он долго смотрит ей в след, он совсем не уверен, что увидит ее когда-нибудь еще.
А вот большая шумная семья индусских евреев провожает бабушку. Бабушка весела, а семья без стеснений рыдает. Я их понимаю - бабушке лет 80 на вид... кто знает сколько ей осталось.
Какая-то группа, явно коллеги по работе, улетает в Грецию. Между тележками носятся дети, родители абсолютно не обращают внимание на их визги. Израильтяне. Приходит очень крупная дама и зычным голосом что-то им объявляет, раздавая какие-то конверты. Начинается движение в сторону регистрационных "прилавков". Путаницы становится больше - кто-то впопыхах схватил не свой багаж, кто-то вдруг вспомнил о детях. На несколько минут в размеренную жизнь аэропорта врываются крики и бедлам. Но, снова вплыла необъятная дама, и рявкнув, словно большой пароход, остановила это броуновское движение. Взмахами руки она разделила эту толпу на три упорядоченные очереди. Перепуганные дети (еш!! не так легко испугать израильского ребенка) прижались к родителям. Стоя как постовой, она продолжала наблюдать за группой и там воцарилась тишина и спокойствие.
Мелодичный голос на иврите и русском объявил о прибытии самолета из Киева. Украинский они еще не освоили. Пока я допил свой кофе, в зал вывалились пассажиры этого рейса. Вот не могу объяснить, но наши бывшие соотечественники сразу узнаваемы. Уже и одеваются они как европейцы, ну кроме тех, что в спортивных штанах с вытянутыми коленками и вручную пришитыми лампасами. И вместо челночных баулов у них вполне цивильные чемоданы. И пахнет от большинства не салом и самогоном, а нормальным парфюмом. Но что-то в глазах у них особое. Не буду углубляться, тем боле, что под радостные возгласы встречающих "Миколы" и Сэмэны" были растасканы по машинам и увезены.
Прошла группа чернокожих спортсменов, в тишине влекомые маленьким белым старичком. Он что-то выяснил в справочном бюро, отчаянно махнул рукой и сел тут же на чемодан. Спортсмены, словно личная охрана, окружили его и стояли все-также молча. Почему я так уверен, что они молчали? Не было характерного для темнокожих блеска зубов.
Милая дама подошла ко мне и спросила на английском, - не знаю ли я, когда пойдет поезд. Зонтика у нее не было. Я понял, что дама сейчас присядет ко мне, чтобы болтая, убить время до поезда. Я нырнул в свой бездонный рюкзак и выудил оттуда складной зонт. "Презент"... "Грацио", - мне даже показалось, что дама присела в реверансе. Уж очень мне было лень объяснять ей, что такси тут же рядом, под крышой. Милая дама ушла на выход, мило улыбаясь и крутя в руках старый мужской зонт.
"Мишенька, отойди от эскалатора",- кричала на весь зал бабушка, явно одесситка. Мишенька и не собирался к нему подходить. Он стоял в глубоком раздумье, наблюдая за убегающими ступеньками и было непонятно, кого он больше боится - бабушку или эскалатора.
"Мамаша, я же просил Вас присмотреть за ребенком",- лысый здоровяк в кожанном пальто до пола, подхватил малыша и вручил бабушке. После этого он вернулся к компании таких же пузатых мужиков, которые уже разлили "Абсолют" по пластиковым стаканчикам. Выпили, не поморщившись, и о чем то тихо заспорили.
Процокали каблучками две блондинки в таких мини, что мне даже холодно стало на них смотреть. Заказали каппучино, диетический тортик и подошли с барному столику. Ну я так и подумал - в таком мини и сесть то невозможно. Интересно - летят или встречают? Багажа нет, значит, скорее всего, встречают. Или работают... Да и Бог с ними.
Подошла большая арабская семья. Заказали кофе, колу детям, какие-то булочки. Сели к столу, дети абсолютно спокойные, с умными глазами. Мужчины спросили официантку, можно ли тут курить. Получив вежливый отказ, спокойно и без возмущений спрятали сигареты в карманы, и негромко заговорили с женами. Маленькая девочка, лет 7-8, подошла ко мне и стала смотреть, как я печатаю. Почему-то мне захотелось ей улыбнуться и она тепло улыбнулась мне в ответ. Потом засмущалась и убежала к семье.
Усталый таксист попросил четыре бутерброда и шесть кофе.
Пропорхнула стайка эль-альевских стюардесс, с развевающимися на бегу платочками.
Град колотит по куполу аэропорта, и вдруг сквозь затемненные стекла пробилось солнце. Наверное и радуга где-то повисла.
С улицы заходили люди... улыбались... редкие все-таки плакали. Но в большинстве своем люди улыбались. Люди все-таки!
Вот парень провожает девушку. Рейс Тель-Авив - Мумбай. Судя по огромному рюкзаку и отсутствию чемоданов, она собирается туда надолго. Она весела и нервозная, еще бы - ее ждут приключения. А он - спокоен и печален. Вот, наконец, отмечен билет, резиновая лента со скрипом увезла в темные недра аэропорта ее рюкзак. Последний поцелуй, снимок пелефоном и она убегает... " Дьюти Фри" ждет. А он долго смотрит ей в след, он совсем не уверен, что увидит ее когда-нибудь еще.
А вот большая шумная семья индусских евреев провожает бабушку. Бабушка весела, а семья без стеснений рыдает. Я их понимаю - бабушке лет 80 на вид... кто знает сколько ей осталось.
Какая-то группа, явно коллеги по работе, улетает в Грецию. Между тележками носятся дети, родители абсолютно не обращают внимание на их визги. Израильтяне. Приходит очень крупная дама и зычным голосом что-то им объявляет, раздавая какие-то конверты. Начинается движение в сторону регистрационных "прилавков". Путаницы становится больше - кто-то впопыхах схватил не свой багаж, кто-то вдруг вспомнил о детях. На несколько минут в размеренную жизнь аэропорта врываются крики и бедлам. Но, снова вплыла необъятная дама, и рявкнув, словно большой пароход, остановила это броуновское движение. Взмахами руки она разделила эту толпу на три упорядоченные очереди. Перепуганные дети (еш!! не так легко испугать израильского ребенка) прижались к родителям. Стоя как постовой, она продолжала наблюдать за группой и там воцарилась тишина и спокойствие.
Мелодичный голос на иврите и русском объявил о прибытии самолета из Киева. Украинский они еще не освоили. Пока я допил свой кофе, в зал вывалились пассажиры этого рейса. Вот не могу объяснить, но наши бывшие соотечественники сразу узнаваемы. Уже и одеваются они как европейцы, ну кроме тех, что в спортивных штанах с вытянутыми коленками и вручную пришитыми лампасами. И вместо челночных баулов у них вполне цивильные чемоданы. И пахнет от большинства не салом и самогоном, а нормальным парфюмом. Но что-то в глазах у них особое. Не буду углубляться, тем боле, что под радостные возгласы встречающих "Миколы" и Сэмэны" были растасканы по машинам и увезены.
Прошла группа чернокожих спортсменов, в тишине влекомые маленьким белым старичком. Он что-то выяснил в справочном бюро, отчаянно махнул рукой и сел тут же на чемодан. Спортсмены, словно личная охрана, окружили его и стояли все-также молча. Почему я так уверен, что они молчали? Не было характерного для темнокожих блеска зубов.
Милая дама подошла ко мне и спросила на английском, - не знаю ли я, когда пойдет поезд. Зонтика у нее не было. Я понял, что дама сейчас присядет ко мне, чтобы болтая, убить время до поезда. Я нырнул в свой бездонный рюкзак и выудил оттуда складной зонт. "Презент"... "Грацио", - мне даже показалось, что дама присела в реверансе. Уж очень мне было лень объяснять ей, что такси тут же рядом, под крышой. Милая дама ушла на выход, мило улыбаясь и крутя в руках старый мужской зонт.
"Мишенька, отойди от эскалатора",- кричала на весь зал бабушка, явно одесситка. Мишенька и не собирался к нему подходить. Он стоял в глубоком раздумье, наблюдая за убегающими ступеньками и было непонятно, кого он больше боится - бабушку или эскалатора.
"Мамаша, я же просил Вас присмотреть за ребенком",- лысый здоровяк в кожанном пальто до пола, подхватил малыша и вручил бабушке. После этого он вернулся к компании таких же пузатых мужиков, которые уже разлили "Абсолют" по пластиковым стаканчикам. Выпили, не поморщившись, и о чем то тихо заспорили.
Процокали каблучками две блондинки в таких мини, что мне даже холодно стало на них смотреть. Заказали каппучино, диетический тортик и подошли с барному столику. Ну я так и подумал - в таком мини и сесть то невозможно. Интересно - летят или встречают? Багажа нет, значит, скорее всего, встречают. Или работают... Да и Бог с ними.
Подошла большая арабская семья. Заказали кофе, колу детям, какие-то булочки. Сели к столу, дети абсолютно спокойные, с умными глазами. Мужчины спросили официантку, можно ли тут курить. Получив вежливый отказ, спокойно и без возмущений спрятали сигареты в карманы, и негромко заговорили с женами. Маленькая девочка, лет 7-8, подошла ко мне и стала смотреть, как я печатаю. Почему-то мне захотелось ей улыбнуться и она тепло улыбнулась мне в ответ. Потом засмущалась и убежала к семье.
Усталый таксист попросил четыре бутерброда и шесть кофе.
Пропорхнула стайка эль-альевских стюардесс, с развевающимися на бегу платочками.
Град колотит по куполу аэропорта, и вдруг сквозь затемненные стекла пробилось солнце. Наверное и радуга где-то повисла.
С улицы заходили люди... улыбались... редкие все-таки плакали. Но в большинстве своем люди улыбались. Люди все-таки!