Семейный альбом
Оригинал взят у topsika в Семейный альбом
маме
ДАНЯ
Героям воздвигают монумент
Декоративен,строг и независим
А если и креста простого нет
А только связка старых писем
...Кто виноват,что не его ребенку
Принадлежат капризный милый рот
И серые глаза,и голос звонкий...
---
Даня....Старая фотокарточка...Юное чистое лицо. Коричневые глаза смотрят прямо. Что-то беззащитное в этом лице. Совсем мальчик. Интересное лицо. Одновременно твердое, независимое, чуть-чуть печальное...
Как там было: "строгий, прямой и взыскательный взгляд..."
Короткая стрижка и, кажется, военная форма.
И взгляд....Загадочный? Нет. Но только...сквозь тебя... видит что-то свое...Мудрость? Знает что-то, чего не знаю я.... Предчувствие судьбы? Не знаю.
Точно с таким же взглядом я столкнулась, нет, натолкнулась..., когда глядела на собственного сына. Ему еще не было и месяца. Он лежал в пеленках, очень важный и задумчиво смотрел на меня. Вернее, куда-то сквозь меня. и думал о своем. Мальчик- загадка. Знает что-то неведомое мне.
Я растерялась. Я ведь до этого не воспринимала его, как что-то самостоятельное. Это было мое. Моя игрушка, мой детеныш...
А тут... О чем он думает?...Неведомая мне жизнь. И все же что-то очень знакомое было в этом взгляде.
И я вдруг вспомнила ту старую фотокарточку.
Впервые я увидела ее, когда мне было лет пятнадцать- шестнадцать в мамином альбоме с фотографиями. Обычный семейный альбом. Мама, папа, бабушка, дедушка. Фотографии родных и друзей,
мои родители в детстве... под фотографиями подписи. Тоже трогательно- семейные. А под той, запомнившейся мне фотографией, стояло - Даня. И все.
Мое детство...
У меня была хорошенькая, юная мама. Она прекрасно играла на фортепьяно, пела, но главное....она была учительницей.
Я мало видела ее в детстве - была бабушка, няня, детский сад...,Потом я узнала, что первые два года моей жизни мама просидела со мной дома, но это как-то не отложилось в памяти... А помнила я, что когда бы я ночью ни поднимала голову, я видела ее, сидящую за столом и проверяющую школьные тетрадки.
Или слышала сквозь сон, как она жаловалась папе на учеников.
"Они меня не воспринимают, как взрослую. И не слушаются. Недавно всем классом сбежали с уроков.
- Только с твоего урока? - спрашивал папа.
- Нет, со всех...
- Вот и хорошо,- говорил он
- Да что хорошего?
Тут подключалась бабушка: Если бы они сбежали только с твоего урока - ну, подумай сама - ты могла бы огорчаться - значит, им с тобой неинтересно. А если со всех...А, потом ведь пришли к тебе?
- Пришли, - вздыхала мама, - извинялись... Но странное ка-
кое-то извинение - нагло гладили меня по головке и утешали -
не огорчайтесь, мол, мы вам цветочки принесли, и фотографии...
- Какие фотографии? - удивилась бабушка?
- Ну, они, когда удрали с урока - сфотографировались на берегу пруда со связкой баранок...
Тут папа и бабушка засмеялись: Дурочка! Значит, они тебе доверяют.
Вот такой был смешной подслушанный ночной разговор. А фотографию эту я потом сама видела - уже много позже - в том же альбоме - рослые парни с баранками и цветами в руках, а рядом фотография, где они же и мама - на каком-то школьном вечере.
На фотографии учительница и ученики выглядели ровесниками.
Шли годы. У нас был веселый дом. Старый, деревянный, все время наполненный народом. Друзья....папины и мамины, мои друзья, мамины ученики, папины аспиранты...
И все то же воспоминание... мы все ложимся спать, а мама проверяет тетради.
Когда я стала постарше и училась уже в старших классах, оказалось, что ближайшие мои друзья стали мамиными учениками - мы учились в одном классе, и она у нас преподавала литературу. Хорошо преподавала. только ко мне придиралась ужасно - чтобы не подумали, что она мне ставит хорошие отметки по блату.
В школе мы пытались скрывать наше с ней родство. Первое время, во всяком случае...Но правда вылезла, и одна из моих одноклассниц со священным ужасом у меня спрашивала: А как ты ее дома называешь - тоже по имени- отчеству?
Вот так и получилось, что мама - и учительница, и мама, и подруга...Все сразу...
Вместе ездили всем классом в Михайловское, вместе читали стихи, вместе...
Нет, дальше не вместе... Мы поголовно начали влюбляться, занятия стали лететь к черту, мы безбожно прогуливали...
При этом нам не приходило в голову, что у взрослых тоже своя личная жизнь...
Нам казалось, что у них - все другое. Они - другие. Им не до нас, но ведь и нам не до них.
Правда, иногда мы чуть ближе подпускали их в свою жизнь. Мою маму, например, ученики даже прозвали "Главная мать", признавая за ней кое-какие права...
Влюбляясь, мы писали письма.
Это потом я узнала, как трудно расставаться с письмами любимого человека, и что обычно они хранятся долго, вечно...Иногда они даже долговечнее любви....
" Одни лишь письма от любви, одни остались,,,
Как-то я нашла в доме пачку выцветших писем....Адресованы они были маме. Ее девичья фамилия на конверте. Обратный адрес - полевая почта.
Читать я не стала.
"Чужие письма читать нехорошо", - Из бабушкиных наставлений.
Позже даже фильм был - "Чужие письма". Хороший,кстати.
Но спросить я спросила.
- Это Данины письма,- сказала мама. И замолчала. А потом рассказала, что Даня был ее первой любовью, погиб на войне, и стихотворение посвящено ему.
Мы все тогда довольно мало знали о жизни наших родителей в молодости. В их молодости. У нас была наша молодость. А они были - родители. Свои, домашние, иногда не в меру строгие, иногда - чаще всего, занятые своими делами, и не всегда нас понимающие.
И мы, их дети, чаще всего были не совсем такими, или совсем не такими, какими они хотели бы видеть нас.
( Так же,как и теперь - наши дети....история повторяется...)
Время юности наших родителей было другим - война.
И они не любили об этом вспоминать.
Это уже потом я узнала, что бабушка родилась в Самарканде, но большую часть жизни прожила в Ленинграде, пережила блокаду и чудом выжила.
Что мама детство и юность провела в Одессе, потом война, эвакуация, разные города, Ташкент, Ленинградский университет. Что папа воевал, был ранен, учился в том же ленинградском университете, где и познакомился с мамой.
Семейный альбом...
Когда я вставляла в него карточку своего сына - ему было тогда полгода, я снова натолкнулась на фотографию Дани.
Даня, письма, стихи....
Стихи - это потом...
Потом я прочла стихи. Листок, исписанный маминым почерком...
" Кто виноват, что не его ребенку, принадлежат капризный милый
рот, и серые глаза, и голос звонкий... "
Я была - не его ребенок... Не мальчик... С серыми, а не карими глазами...Капризная девочка ( ленивая, с переменчивым характером, болезненная...)
Девочка...А не мальчик, повторяющий черты лица, характер любимого человека.
Я была - любимая, балованная дочка.
А мог быть - сын.
- Я всегда мечтала о дочке, - говорила мама. И прибавляла. - И о сыне.
А потом родился мой сын. Черноглазый. Маленький будда, с мудрым младенческим, загадочным взглядом.
В книжке о Мэри Поппинс скворец уверяет, что грудные дети, до момента, когда у них прорезываются первый зуб, - все понимают, и чрезвычайно мудры. А потом это все пропадает.
---
Мудрость и впрямь пропала. И остался кареглазый, шаловливый малыш. Живой, подвижный, веселый.
Я любила его фотографировать. Как он гоняется за белкой, бегает по парку, смеется...
Мама хранила все его фотографии. Для них даже понадобился новый альбом.
-----
Но как-то я нашла наш старый семейный альбом.
Да, все по-прежнему - бабушка, дедушка, папа и мама в детстве, я - маленькая - забавная кудрявая девочка...
И отдельная страница - Даня.
Коричневый задумчивый чистый взгляд. И неожиданно наталкиваюсь на точно такой же взгляд. Рядом. Те же глаза. Фотография моего сына. Редкий момент - он задумчиво смотрит прямо перед собой.
И знает, что-то неведомое ...
---
маме
ДАНЯ
Героям воздвигают монумент
Декоративен,строг и независим
А если и креста простого нет
А только связка старых писем
...Кто виноват,что не его ребенку
Принадлежат капризный милый рот
И серые глаза,и голос звонкий...
---
Даня....Старая фотокарточка...Юное чистое лицо. Коричневые глаза смотрят прямо. Что-то беззащитное в этом лице. Совсем мальчик. Интересное лицо. Одновременно твердое, независимое, чуть-чуть печальное...
Как там было: "строгий, прямой и взыскательный взгляд..."
Короткая стрижка и, кажется, военная форма.
И взгляд....Загадочный? Нет. Но только...сквозь тебя... видит что-то свое...Мудрость? Знает что-то, чего не знаю я.... Предчувствие судьбы? Не знаю.
Точно с таким же взглядом я столкнулась, нет, натолкнулась..., когда глядела на собственного сына. Ему еще не было и месяца. Он лежал в пеленках, очень важный и задумчиво смотрел на меня. Вернее, куда-то сквозь меня. и думал о своем. Мальчик- загадка. Знает что-то неведомое мне.
Я растерялась. Я ведь до этого не воспринимала его, как что-то самостоятельное. Это было мое. Моя игрушка, мой детеныш...
А тут... О чем он думает?...Неведомая мне жизнь. И все же что-то очень знакомое было в этом взгляде.
И я вдруг вспомнила ту старую фотокарточку.
Впервые я увидела ее, когда мне было лет пятнадцать- шестнадцать в мамином альбоме с фотографиями. Обычный семейный альбом. Мама, папа, бабушка, дедушка. Фотографии родных и друзей,
мои родители в детстве... под фотографиями подписи. Тоже трогательно- семейные. А под той, запомнившейся мне фотографией, стояло - Даня. И все.
Мое детство...
У меня была хорошенькая, юная мама. Она прекрасно играла на фортепьяно, пела, но главное....она была учительницей.
Я мало видела ее в детстве - была бабушка, няня, детский сад...,Потом я узнала, что первые два года моей жизни мама просидела со мной дома, но это как-то не отложилось в памяти... А помнила я, что когда бы я ночью ни поднимала голову, я видела ее, сидящую за столом и проверяющую школьные тетрадки.
Или слышала сквозь сон, как она жаловалась папе на учеников.
"Они меня не воспринимают, как взрослую. И не слушаются. Недавно всем классом сбежали с уроков.
- Только с твоего урока? - спрашивал папа.
- Нет, со всех...
- Вот и хорошо,- говорил он
- Да что хорошего?
Тут подключалась бабушка: Если бы они сбежали только с твоего урока - ну, подумай сама - ты могла бы огорчаться - значит, им с тобой неинтересно. А если со всех...А, потом ведь пришли к тебе?
- Пришли, - вздыхала мама, - извинялись... Но странное ка-
кое-то извинение - нагло гладили меня по головке и утешали -
не огорчайтесь, мол, мы вам цветочки принесли, и фотографии...
- Какие фотографии? - удивилась бабушка?
- Ну, они, когда удрали с урока - сфотографировались на берегу пруда со связкой баранок...
Тут папа и бабушка засмеялись: Дурочка! Значит, они тебе доверяют.
Вот такой был смешной подслушанный ночной разговор. А фотографию эту я потом сама видела - уже много позже - в том же альбоме - рослые парни с баранками и цветами в руках, а рядом фотография, где они же и мама - на каком-то школьном вечере.
На фотографии учительница и ученики выглядели ровесниками.
Шли годы. У нас был веселый дом. Старый, деревянный, все время наполненный народом. Друзья....папины и мамины, мои друзья, мамины ученики, папины аспиранты...
И все то же воспоминание... мы все ложимся спать, а мама проверяет тетради.
Когда я стала постарше и училась уже в старших классах, оказалось, что ближайшие мои друзья стали мамиными учениками - мы учились в одном классе, и она у нас преподавала литературу. Хорошо преподавала. только ко мне придиралась ужасно - чтобы не подумали, что она мне ставит хорошие отметки по блату.
В школе мы пытались скрывать наше с ней родство. Первое время, во всяком случае...Но правда вылезла, и одна из моих одноклассниц со священным ужасом у меня спрашивала: А как ты ее дома называешь - тоже по имени- отчеству?
Вот так и получилось, что мама - и учительница, и мама, и подруга...Все сразу...
Вместе ездили всем классом в Михайловское, вместе читали стихи, вместе...
Нет, дальше не вместе... Мы поголовно начали влюбляться, занятия стали лететь к черту, мы безбожно прогуливали...
При этом нам не приходило в голову, что у взрослых тоже своя личная жизнь...
Нам казалось, что у них - все другое. Они - другие. Им не до нас, но ведь и нам не до них.
Правда, иногда мы чуть ближе подпускали их в свою жизнь. Мою маму, например, ученики даже прозвали "Главная мать", признавая за ней кое-какие права...
Влюбляясь, мы писали письма.
Это потом я узнала, как трудно расставаться с письмами любимого человека, и что обычно они хранятся долго, вечно...Иногда они даже долговечнее любви....
" Одни лишь письма от любви, одни остались,,,
Как-то я нашла в доме пачку выцветших писем....Адресованы они были маме. Ее девичья фамилия на конверте. Обратный адрес - полевая почта.
Читать я не стала.
"Чужие письма читать нехорошо", - Из бабушкиных наставлений.
Позже даже фильм был - "Чужие письма". Хороший,кстати.
Но спросить я спросила.
- Это Данины письма,- сказала мама. И замолчала. А потом рассказала, что Даня был ее первой любовью, погиб на войне, и стихотворение посвящено ему.
Мы все тогда довольно мало знали о жизни наших родителей в молодости. В их молодости. У нас была наша молодость. А они были - родители. Свои, домашние, иногда не в меру строгие, иногда - чаще всего, занятые своими делами, и не всегда нас понимающие.
И мы, их дети, чаще всего были не совсем такими, или совсем не такими, какими они хотели бы видеть нас.
( Так же,как и теперь - наши дети....история повторяется...)
Время юности наших родителей было другим - война.
И они не любили об этом вспоминать.
Это уже потом я узнала, что бабушка родилась в Самарканде, но большую часть жизни прожила в Ленинграде, пережила блокаду и чудом выжила.
Что мама детство и юность провела в Одессе, потом война, эвакуация, разные города, Ташкент, Ленинградский университет. Что папа воевал, был ранен, учился в том же ленинградском университете, где и познакомился с мамой.
Семейный альбом...
Когда я вставляла в него карточку своего сына - ему было тогда полгода, я снова натолкнулась на фотографию Дани.
Даня, письма, стихи....
Стихи - это потом...
Потом я прочла стихи. Листок, исписанный маминым почерком...
" Кто виноват, что не его ребенку, принадлежат капризный милый
рот, и серые глаза, и голос звонкий... "
Я была - не его ребенок... Не мальчик... С серыми, а не карими глазами...Капризная девочка ( ленивая, с переменчивым характером, болезненная...)
Девочка...А не мальчик, повторяющий черты лица, характер любимого человека.
Я была - любимая, балованная дочка.
А мог быть - сын.
- Я всегда мечтала о дочке, - говорила мама. И прибавляла. - И о сыне.
А потом родился мой сын. Черноглазый. Маленький будда, с мудрым младенческим, загадочным взглядом.
В книжке о Мэри Поппинс скворец уверяет, что грудные дети, до момента, когда у них прорезываются первый зуб, - все понимают, и чрезвычайно мудры. А потом это все пропадает.
---
Мудрость и впрямь пропала. И остался кареглазый, шаловливый малыш. Живой, подвижный, веселый.
Я любила его фотографировать. Как он гоняется за белкой, бегает по парку, смеется...
Мама хранила все его фотографии. Для них даже понадобился новый альбом.
-----
Но как-то я нашла наш старый семейный альбом.
Да, все по-прежнему - бабушка, дедушка, папа и мама в детстве, я - маленькая - забавная кудрявая девочка...
И отдельная страница - Даня.
Коричневый задумчивый чистый взгляд. И неожиданно наталкиваюсь на точно такой же взгляд. Рядом. Те же глаза. Фотография моего сына. Редкий момент - он задумчиво смотрит прямо перед собой.
И знает, что-то неведомое ...
---