Невстол: ОТЧАЯННЫЕ часть I
Обещали развитие истории семьи Карнавалли. Написано было "в скором времени". И действтительно, написал то я ее в августе, но, видимо, время настало только сейчас. Букоф много.
Не тем мы людям преданы,
И спиною прикрывать не тех
Должны. Как будто сделаны
Для игр и утех.[1]
1
Пахло апельсинами.
Тони порой задумывался, что делает эта рыжая, скорее даже красноволосая девушка в его сером, пропитанном Дениэлсом и Лараньягой, доме. Ей - 18. Ей бы только что выпорхнуть из цепких материнских объятий и начать набирать сладость, которую Тони планирует распробовать. То ли кожура у апельсина слишком толстая, то ли уже поседевший глава клана разучился чистить фрукты. Он приметил ее давно, когда его первая жена Вивьен еще была жива. Дочь известного не только в Чикаго, но и во всех штатах банкира любила искусство так же, как враги Карнавалли ненавидели свинцовые капли за чашкой чая. Каждую пятницу она брала билеты в партер на самые лучшие спектакли, балет, постановки местных артистов. Мэри играла отлично. Не заметить звезду местной труппы было невозможно.
- Что ты там копаешься? - каждый раз с негодованием начинались репетиции. Художественный руководитель - мужчина без возраста и определенной ориентации - недолюбливал Мэри. Ее солнце светило слишком ярко, оно затмевало других звезд, и, прежде всего, его, которую он так долго и старательно возводил на небосклон чикагского мира искусства.
- Еще немножко, - всегда отвечала Мэри с французским акцентом, хотя для режиссера он звучал так наигранно, так нелепо, что он был готов на месте замуровать свой главный талант рядом со своей покойной женушкой, бросившей его в этом сером мире.
- Ты страдаешь звездной болезнью, - кипятился он. Порой подходил к зеркалу и всматривался в свои зеленые глаза, кривой нос, сбитый после одной из разборок под тяжелым светом фонарей, трехдневную щетинку, черные волосы с заметной проседью. Ей - 14. Ее родители давятся лягушачьими лапками под Эйфелевой башней. Она здесь. Вдыхает порочные ароматы американских улиц. Если она откажет…никто не должен узнать об этом. Что он скажет? На улицах ночью гуляют взрослые дяди с большими пушками. Она не откажет. Ее никто не будет спрашивать.
- Сегодня будут показывать авторскую работу, - с вдохновением сказала мужу Вивьен.
На премьеры зал собирался полный.
- Добрый вечер, господин Карнавалли, - улыбнулся начальник полиции.
Тони молча кивнул головой. Слова он старался тратить только на самых дорогих людей. Быть может, его бы и прозвали Молчаливый Тони, если бы не его лучший друг Франко, в шутку прозвавший склонного к худобе Карнавалли «Большим» или «Толстым». Никто уже и не помнит, как было на самом деле. Это было давно. Также давно, как и последних вздох Франко. Часто именно театр позволял Тони немного отвлечься от воспоминаний о старой честной дружбе, которую прервал громкий Гассер.
Спектакль тот вечер не удался.
- Чикаго расстроился, - Тони понюхал чашку с чаем, которую ему предложил режиссер театра.
- Я поговорю с Мэри. Не знаю, в чем дело, почему она сыграла так… так…
- Безобразно, - закончил Тони.
- Верно. Вы как никто другой умеете подбирать слова, - проглотил горячий чай режиссер и толстой каплей по дряблым щекам стекло пара слез.
- Горячий, - усмехнулся Карнавалли.
- Да, как видите.
- Такой же должна быть и игра актеров. Не так ли?
- Конечно. Так было и будет. Я еще раз повторю, что я не знаю, что с Мэри и поговорю…
- Вы, должно быть, думаете, я глухой, раз повторяете одно и тоже дважды, - поднял на режиссера свой тяжелый взгляд Тони, - мне бы хотелось узнать, быть может, ведущей актрисе театра моего любимого города что-то нужно. Или ей что-то мешает?
Режиссер заерзал на стуле, но, не успев расплескать свое умение играть до-конца, собрался и изобразил змеиное спокойствие:
- К сожалению, с Мэри вы поговорить не можете. Я знаю, что вы за человек, Тони, - влиятельный и…но здесь, в доме искусств, в моем театре главный я. Поэтому, простите, - режиссер встал.
- Во-первых, я тебе не Тони, - сказал Карнавалли спокойным голосом с хрипотцой и замолчал.
Тишина тисками сдавила голову режиссеру.
- А во-вторых? - не выдержал он.
Тони улыбнулся.
- А во-вторых, - он протянул режиссеру желтый лист бумаги.
Заметка №13/05.1972
Стивен Пор, больше известный в городе как Режиссер, влюблен в Мэри, известную в городе как Кровавая Мэри, которой 14 лет. Планирует перед премьерой спектакля «Ангелы» рассказать ей о своих чувствах. В случае отказа, хочет заполучить девочку силой.
Достоверность источников: 100
Нуар.
- И что ответила Мэри? - прищурился Тони.
- Мне кажется, господин Карнавалли, вы переходите на личности. Мне же не интересно, с кем вы спите в своей постели! Это личные дела, они вас не касаются…
Режиссер резко замолчал и закрыл глаза.
- Знаете, как зовут одну из дочерей Франко Фаталли? - спросил Тони. Режиссер отрицательно помотал головой. - Алехандра. В этом имени есть что-то испанское, не находите?
- Да, есть немного, - режиссер выдохнул: Тони говорил спокойно и вроде бы пропустил все мимо ушей.
- Ее еще называют Игла, думаю, вы не знаете почему, - и, не дожидаясь ответа Тони продолжил, - она любит шить. Помогает моей дочери превращать тряпки в наряды. Но однажды один такой же смельчак, как и вы, взболтнул лишнего. И она зашила ему рот. Представляете?
Режиссер слегка побледнел.
- Сегодня пятница. Чикаго устал. Вы выглядывали в зал, я думаю, видели, что там аншлаг. Чикаго хочет отдыхать. Получать удовольствие. А его нет. И в чем причина? Я потратил слишком много слов на вас. Надеюсь, что вы решите проблему, и я продолжу молча смотреть отличные спектакли с восходящей звездой в главной роли.
Тони встал.
- И в столь поздний час ее лучше не будить.
Он бы назвал его Том. Том - его сын, но эта сука умерла при родах и забрала его вместе с собой. Теперь вся его жизнь гниет под двухметровым слоем неплодородной земли. Вместе с ними он закопал свою гордость и страх, оставив только похоть и ненависть к белоруким девушкам, особенно тем, которые говорят ему «нет». Чикаго не стал ему домом. Эту боль одиночества он пытался залить отменным самогоном местных бутлегеров, но выходило наоборот - спирт только разжигает огонь. «Мне только четырнадцать», - ее слова эхом звенели в голове. Он трижды ударил себя кулаком в ухо, пытаясь выбить их. Он ждал, что они выпадут ему в руку, он сожмет их свом слабым кулаком и выбросит их в мусор или сожжет, или заставит сожрать их эту рыжую бестию. Кто ее будет спрашивать? Он выпил еще стакан.
Мэри жила в гостинице напротив театра. Маленький номер с кроватью и столиком, на оплату которого уходила почти вся зарплата. На стенах висели плакаты знаменитых актеров и актрис. Широкие улыбки, счастливые глаза, может быть у нее когда-нибудь будут такие же. Быть может ей будет не нужно греть постель старым режиссерам, надувать их самолюбие, а потом плакать, как сейчас, оттого, что багаж ее полон неудач и печали, а не модных вещичек от «Shot», которые она примерит на теплых курортах почти родной Франции. Каждый раз она выходила на сцену и с завистью смотрела на первые ряды. Мэри играет прекрасную жизнь, а они ей живут.
Дверь распахнулась.
На пороге стоял режиссер.
- Ты знаешь кто он?
- О ком вы говорите, - Мэри забилась в дальний угол своей комнаты. Он приходил к ней утром, щупал ее своими белыми тонкими пальцами, похожими на куриные шеи, шептал ей какие-то красивые, как весенние цветы, слова, но изо рта пахло кислым табаком и вчерашним ужином и слова эти гнили, не успев добраться до ее ушей. Он пытался ее поцеловать и поцарапал ее нежные щеки своей ежовой щетиной. Режиссер хотел сорвать с нее платье, но она вырвалась и умчалась прочь - на сцену, где ее ждала пусть и фальшивая, но сладкая жизнь.
- Тони, этот тощий старик вечно сует нос не в свои дела. Ты - это не его дело. Ты - мое дело. Мое!
- О чем вы говорите? - Мэри начала плакать.
- Я знаю, что ты прекрасная актриса, Мэри, но меня не проведешь. Твои слезы, твои слова, твой акцент - это лишь часть твоей игры со мной. Вы все играете со мной, все вы… - женщины. Все вы - одинаковые.
Он неровным шагом стал приближаться к ней. В полумраке не было видно его лица, но Мэри могла представить его бешеные и налитые, словно спелые сливы, ненавистью глаза.
- Ты знаешь, что он главный мафиози в городе? Ты знаешь, с кем ты связалась? И куда ты решила впутать меня? Мне хватило одной такой истории, слышишь?! Одной такой истории. Тони, знаешь, как его называют? Большой Тони! - режиссер рассмеялся. - В свои четырнадцать ты слишком хороша. Мы уедем. Уедем из этого серого и больного города. Слышишь?!
Мэри молила, чтобы стена за ее спиной стала вдруг мягкой, и она исчезла бы в ее мягких объятиях. Но она уже чувствовала кислый запах режиссера и закрыла глаза.
- Господин Пор, - холодный голос выбил на его лбу пот, - я сказал, что девушке в такой поздний час нужно спать. Чикаго не любит, когда у него забирают звезд, особенно такие черные дыры как вы. Вы посмели разбудить Мэри и наговорить ей неприятных слов. Думаю, Чикаго не оценит по достоинству ваш поступок.
В комнату вошли двое мужчин в серых плащах и с необычайной легкостью скрутили режиссера.
- Что с ним будет? - Мэри вдруг взяло волнение за ее бывшего наставника.
- Ничего. Просто ему предложили новое место работы. Это будет роль, от которой он не сможет отказаться.
Карнавалли немного улыбнулся.
- Пахнет апельсинами, - сказал он.
- Да, хотите?
- Спасибо, но у меня аллергия.
Chicago Tribune
За кулисье режиссера полно трупов
Десять лет назад в Чикаго приехал молодой и перспективный режиссер - Стивен Пор. Амбициозный выходец с Восточного побережья пообещал вдохнуть в местный театр новую жизнь - превратить труппу в лучший художественный коллектив Америки. Как оказалось, розовые очки, которые Пор примерил на себя еще в университете, он снять не успел, зато обзавелся парочкой скелетов за кулисами. На аванс сцену любителя молодых девочек, убийцу своей жены и годовалого ребенка вывел Эспозито Вьери - капитан полиции, которому сулят стремительный карьерный рост. Это даже символично, что именно Вьери раскрыл это дело. Молодой и талантливый, таким же был и Пор.
Как оказалось, южанин страдал психическими расстройствами. […] Режиссер мастерски подстроил смерть жены и годовалого сына. Согласно версии следствия, он ревновал ее к тогда ведущему актеру театра Уэсли Бэггинсу. Доказать вину Пора не удалось, его интересы защищал один из лучших адвокатов Чикаго Дэн Моррис из конторы Карнавалли. Доведение до логического конца этого громкого дела - отличный старт карьеры Вьери.[2]
2
Холодные ветра часто набегали на Чикаго. Громким свистом они разбивались о стекла окон, пробирались в дома через открытые форточки и раздували парусами шторы. В такую погоду Джули любила зарыться под теплые одеяла, но они ее не грели. Она опрометчиво надеялась на дядю Дениэлса, но он скорее сжигал, чем грел. И однажды он сожжет ее дотла, так же, как сожгли ее сладкое прошлое огненно-рыжие волосы Мэри.
- Сегодня надо бы в ателье, - сказала Алехандра, запирая окно.
- Нет.
- Почему? - Алехандра никак не могла справиться с тяжелой рамой окна, ветер уже успел растрепать ее белокурые волосы.
- Сегодня не тот день, - сказала она и закурила.
- А-а, - поморщилась старшая Фаталли, - дон Антонио не любит, когда ты куришь. Если он узнает…
- Еще бы! Узнает, конечно, - стряхивая пепел, протянула Джули, - я даже знаю, кто ему об этом расскажет.
- Да я ни за что не расскажу ему!
- Да не ты, - закатила глаза Джули, - сестрица твоя.
- Откуда она только всё узнает? - Алехандра задернула шторы.
- И знать не хочу, но с удовольствием бы познакомила эту крысу с моим серебром, - Джули смачно затянулась.
Играть в русскую рулетку ее забавляло. Стоило найти дурочка с развязанным язычком и тогда «бэнг!» Так она наводила порядки, так ее учил брат, который и вручил ей «Миротворца» на 16-ый день рождения. «В нем нет пуль, тебе еще рано. Да и у тебя есть мы - отец, я, Ромео, мама, в конце концов. Мы будем как стена, через которую не проберется никто», - сказал он и поцеловал в лоб. Chicago Tribune тогда приносили рано. Свежий номер газеты всегда лежал на столе, рядом с ее завтраком, приготовленным любящими мамиными руками - никто и никогда больше не смел готовить ей завтрак, иначе «бэнг!» Но в тот день не было завтрака, в тот день она впервые познакомилась с дядей Дениэлсом, в тот день она повзрослела на сто лет, в тот день она прочла свою последнюю статью в этой газетенке - ее брат превратился в некролог на последней странице.
Сумрак окутывал гостиную. Он был прописан там всегда. Лето, зима, осень, весна - толстые занавески превращали времена года в один бесконечный сезон - сезон Карнавалли. Эта комната на первом этаже обычно пустовала, лишь изредка в ней появлялся сам Антонио, ожидая встречи со своими детьми. Когда-то здесь, он читал сказки сначала Санчесу, потом Джульетте, а затем и Ромео. Не нарушая традиции по вторникам, они собирались у камина. Не нарушая традиции? Карнавалли все чаще казалось, что он живет прошлым и заставляет других членов семьи забыть о будущем. Его дети давно выросли. Джульетта уже успела засунуть нос в «муку», перестрелять холостыми патронами с полсотни своих знакомых, открыть какой-то магазинчик с тряпками и послать подальше Пабло Энцо. А он второй после него итальянец в Чикаго. Ей бы яйца. Но их не было, это же подтвердил и Шериф, любезно исполняющий роль ее любовника. Джульетта умоляла, просила, требовала отца отдать семейный бизнес в ее руки. Но Чикаго нужна мужская хватка. После смерти Санчеса отцы других кланов вспомнили об обычаях выбирать лидера, но Тони заверил, что Ромео станет достойным преемником. Пожалуй, это был единственный просчет Антонио за всю жизнь.
Ромео первым спустился к камину. Мэри встала с коленей Антонио, сладко поцеловала его в губы и пожелала хорошего вечера. «Не сегодня», - промелькнуло в голове у Карнавалли.
Три года назад погибла его жена Вивьен.
- Где твоя сестра?
- Я здесь, - Джули надела вызывающее платье и ярко накрасила губы.
- Должно быть, ты забыла, какой сегодня день, Джульетта - тяжело вздохнул Антонио.
- Я помню, отец, - сказала Джули, проглатывая злость, - а вот вы, дон Антонио, видимо забыли об этом.
- Вчера в библиотеке я нашел одну замечательную книгу… - Ромео постарался снять напряжение.
- Джульетта, мы уже сто раз все обсуждали.
- Я хочу достучаться до своего отца…
- …она посвящена анатомии человека, в будущем, мы могли бы жить вечно…
- Джульетта, давай только не в этот вечер?
- А в какой? Может быть, мне залезть в кроватку между тобой и дорогой Мэри?
- …конечно, далеко не факт, что с двумя сердцами человеку было бы лучше…
- Джульетта, по-моему, ты забываешься…
- …кстати, о склерозах, говорят, нужно есть больше рыбы…
- Я все прекрасно помню. Это ты забыл.
- …да-да, и кости укрепляет…
- Ты много не знаешь.
- …чем больше я черпаю знаний из этой книги, тем все больше убеждаюсь…
- Ты тоже, отец!
- …это фантастика, спасать людей - это так здорово…
- Что же ты тогда не спас нашу мать? - Джули сорвалась на брата.
- Джульетта, - Антонио устало потер глаза, - нужно же всегда двигаться дальше.
Только вот как, если он сам застрял в прошлом.
- Перед тобой огромная яма, в которую тебя ведет эта маленькая…
- Джульетта, мне также как и тебе не хватает Вивьен.
- Поэтому она тебе греет постель?
- Вот именно, она греет постель мне.
- Ты действительно до сих пор не понял? Ромео, а что же ты молчишь? Ах да, действительно, тебе то перепадет все наследство Карнавалли.
Джульетта захлебывалась горечью. Ее отчаянные попытки убедить отца в своей правоте не приводили ни к чему, только к соленому привкусу во рту. Она жалела каждую каплю слез, которые бесшумно скатывались по ее щекам и срывались в пустоту. Каждую слезинку Джули равняла с одной серебряной пулей. Только бы ей шанс встретиться лицом к лицу с Мэри и тогда «бэнг-бэнг!» Но Мэри умело избегала ее, оставляя после себя сладкий запах апельсинов. Когда им приходилось вместе обедать, то Джули всегда следила за ее белыми руками, которыми она три года назад убила ее мать.
- Мы зря разожгли этот огонь в нашем доме, - сказала как-то дочь Карнавалли своему жениху - шерифу полиции Эспозито Вьери. - Не поможешь его потушить?
Целый год она не отходила от его широкой спины, следуя попятам. Эспозито же все твердил - твоя матушка отправилась загород одна, никого не предупредив, сторож домика в тот вечер напился и, по-случайности, убил ее, спутав с грабителем. Старика, конечно, никто не нашел. Плохо искали? Карнавалли умеют прятать. Особенно чувства.
- Я не прошу тебя, дорогая моя, любить ее, - спокойно сказал дон Антонио, - я просто хочу, чтобы ты приняла ее в нашу семью и не держала на нее зла. Уж поверь мне, она ни в чем не виновата.
На кладбище Джульетта не ездила. Слишком уж там громким кажется голос матери.
School Guardian Repots
Ромео Карнавалли - я не в отца, скорее в мать!
Школьная газета средней школы Чикаго продолжает рассказывать о ее лучших учениках. Сегодня мы добрались до выпускного класса, в котором учится Ромео Карнавалли. Сын успешного бизнесмена признался, что он далек от дел отца - юриспруденция, недвижимость, банки - все это он, пожалуй, не его. «Биология для меня - это как воздух для человека, вы понимаете?» Его сестра - Джули (владелец магазинчика одежды) уверена, что белый цвет брату к лицу и в халате доктора он будет смотреться отлично. Кому, как не ей знать лучше? Да и сам Ромео не раз признавался, что спасать жизни - его призвание. Впрочем, здесь то он на своего отца похож. Антонио Карнавалли - владелец лучшей в Чикаго адвокатской конторы, на счету которой тысячи выигранных дел, а значит спасенных от не справедливого приговора душ. До выпускного балла осталось чуть больше полугода. Надеемся, что у Ромео все получится и в США появится отличный врач. «В этом я больше похож на мать, она всегда лечила отца, когда он приезжал с перестр…ойки. Мы тогда строили дом. Загородный. Папа часто уезжал контролировать процесс с дядей Франко».[3]
3
Младшая из дочерей покойного Фаталли упрямо мозолила книгой глаза. Глубокая ночь и сон, которого не было уже два дня, одерживали верх. Уже случилось пару нокдаунов и следующий грозит стать нокаутом. Но ведь это ночь, это ее время, а значит ее правила.
Нуар. Марлен любила свое «второе имя». Франция не была у нее в крови, хотя поговаривали, что ее мать родом из Марселя. Женщину, которая дала ей зеленые глаза и белокурые волосы, в точности как у сестры, она не знала и видела лишь на паре снимков. Алехандра на вопросы о матери в ответ громко рыдала, а спросить у дона Антонио, который приютил их после смерти отца, Марлен не решалась.
Сон вдруг ушел, и она даже слышала, как он обиженно хлопнул дверью.
Нет, это Джули вернулась.
Через пару минут в стекло постучала темнота. Фаталли открыла форточку. Ночь просунула ей письмо, внутри которого как всегда: во сколько и куда ходила Джульетта Карнавалли, с кем говорила, о чем говорила, кому улыбалась, кому строила гримасы, кого обещала убить. При необходимости ночь посчитает количество ее вздохов за вечер. Спустя час она же принесет ей фотографии прогулки дочери дона Антонио. А утром Марлен напишет отчет, который вместо утренней газеты прочтет Карнавалли.
Следить за Джули уже не было столь большой необходимости - с коксом она завязала - и дон Антонио распорядился ее будущему мужу решать, нужно ли присматривать за его будущей женой. То ли от ревности, то ли от беспокойства (Марлен все никак не могла разобрать) Эспозито настоятельно рекомендовал не оставлять Джульетту одну. И как она еще не сыграла с ним в рулетку? Не многие называли ее полным именем. Такой привилегией обладал только отец... Вьери приказал, и ночь следила.
Мэри. Присматривать за мачехой Джули и Ромео, которая младше их обоих, не составляло особого труда. Она редко выходила на улицу без своего мужа и лишь изредка выбиралась прогуляться. «Нельзя, чтобы она пила», - прямо сказал Карнавалли. Дон был необычайно внимателен к здоровью своей молодой супруги. Марлен каждый раз устраивала Мэри проверки. Благо сделать это было легко - отдыхать от серых стен дома Карнавалли рыжеволосая девушка предпочитала в одном и том же ресторане.
- Кровавую Мэри? - каждый раз с улыбкой ее спрашивал официант.
- Нет, чай, пожалуйста, - всегда с улыбкой отвечала Мэри.
Энцо, Паолини, Мерацци, Бузини - не менее известные итальянцы, чем Карнавалли в Чикаго. А еще ирландцы, мексиканцы, колумбийцы, полицейские, главные врачи и редакторы газет. Ночь накрывала всех одним одеялом, под которым они копошились, а тех, кто пытался высунуть из-под него ногу или вылезти вовсе, по утрам навещали «почтальоны». После писем счастья попытки вырваться из цепких лап Нуар прекращались. И никто не мог перетянуть это одеяло на себя. И если бы Марлен называли крысой, то она бы обязательно добавила - крыса с тремя головами. Впрочем, обозвать ее стукачом не мог никто. Ночь была слишком темна, а те, кто начинал часто включать ночники, утром могли и не проснуться.
В схеме Нуар не было просчетов.
В соседней комнате спала ее сестра. Алехандра любила шить и с радостью помогала Джули с магазином одежды. Этот человек отчаянно пытался научить Марлен радоваться жизни и получать от нее максимум позитивных эмоций. И если Нуар была холодным ночным ветром, пробирающим до самых костей, то Игла была легким и ненавязчивым бризом. В детстве она подралась с соседским мальчиком, он порвал ее любимое платье и назвал сироткой, Алехандра хорошенько приложилась к лопатке и разбила парнишке лицо - 14 швов. После этого инцидента старшая Фаталли провела целую неделю дома, закрывшись в комнате, а Джули пустила слух, что всем, кто взболтнет лишнего об Игле, та зашьет рот.
Последнее время Дон Антонио был мрачнее обычного, хотя ничего примечательного в Чикаго не происходило. Даже в семье Энцо, который не любил Карнавалли, все шло своим чередом - сигары тлели долго и дымно, шестерки складывались в стрит-флэш, а дамы ублажали непокорных браку сыновей Пабло. В городе ветров - штиль. «Чего ты боишься больше всего?» - часто спрашивал ее Карнавалли. «Бури, которая любит забирать лучших, потому что они всегда идут впереди», - думала Нуар, но всегда отвечала, что ничего.
- Не спится? - Марлен спустилась на кухню.
На разных концах длинного стола сидели Мэри и Ромео.
- Хочу выпить на дорожку, - сказал сын Дона Антонио.
- Не думаю, что покупать билеты у Шэрон было верным решением, - сказала Марлен и открыла холодильник - холодный чай и парочка бутербродов.
- Можно мне диетический Mnt dew? - сказала Мэри.
- Фаталли, ты бы лучше своей сестре глаза на мир открыла, - процедил Ромео. - Какая разница, где покупать билеты, если отец все равно узнает.
Ромео постучал кулаком по столу. Марлен поморщилась - слишком уж много людей знают, кто шуршит по ночам.
- Думаешь, отец поедет за мной, ему же наплевать. Он с радостью бы променял мою жизнь на жизнь Санчеса. А кто знает, какой был этот…Санчес?
- А что ты знаешь о нем? - Марлен отодвинула стул и принялась за бутерброд. - Зачем сравнивать себя с прошлым.
- Затем, что все сравнивают меня с ним. А какой в этом смысл?
- Гордость отца…
-…не я. Марлен, - Ромео вскочил со стула и пересел поближе, - смотри мне в глаза и отвечай честно - какой в этом смысл?
- Это семейное дело…
- Семейное дело?
- Разве ты не хочешь сохранить то, во что он превратил Чикаго?
- Сохранить, убивая людей?
- Этой крайние меры.
- Которыми даже ты порой не прочь воспользоваться.
- Твой отец любит тебя.
- Ты знаешь больше, чем всем мы, - Ромео кивнул на Мэри, - но иногда мне кажется, что ты знаешь только то, что отец позволяет тебе узнать. Он сказал тебе, Фаталли, что любит нас всех. А ты сама то веришь в это?
- Да, - Нуар надеялась, что голос не дрогнет, и будет звучать убедительно.
Наступила тишина.
Пожалуй, в доме Карнавалли была самая тяжелая тишина, что доводится слышать в Чикаго. В баре, когда из зала уходит последний посетитель, тишина ласкает уши, она нежна и желанна, как любимая девушка. В больнице, где не раз приходилось бывать и Карнавалли, и Фаталли тишина - словно натянутая тетива у стрелы, которую как будто держит смерть и целит в сердце. Пару раз ей удавалось попасть и тишина ожидания, надежды, веры - светлая как невинная дева - надевала черное. Даже на кладбище тишина легче, чем в доме Дона Антонио. Там она правдивая, она делит людей пополам, словно надевая маски честности и лицемерия. Когда погиб Фаталли, а вместе с ним и Санчес, то Карнавалли честно грустил. Его глаза - дерзкого и отчаянного добермана - словно поменяли на щенячьи глазки «крысиной» собачки, которая помогает прятать «женские неудачи». Тишина в доме Карнавалли - темная, застоявшаяся, тусклая. Она гасила один огонек за другим и ненавидела, когда ее тревожат. Что останется, когда Карнавалли уйдет? Тишина уйдет вместе с ним, а город начнет громко разъедать желчь и ей начнут захлебываться одурманенные жаждой власти братские кланы Чикаго. Ромео должен стать вожаком, как Санчес.
- Отпусти меня, Марлен, - наконец сказал Ромео. - Мне нечего здесь делать.
- А как же…
- Как же кто? От меня ничего не зависит, и никогда не зависело. Я не хочу, чтобы слова становились слабее пистолета. Не хочу обрывать чужие жизни, не я их им давал.
- Что же ты от меня хочешь? - Марлен видела, как мучается Ромео. Но как она могла предать Дона Антонио?
- Не говори ему, я прошу.
- Но ты первый наследник дома Карнавалли!
- Уже нет, - Марлен и Ромео напрочь забыли, что они на кухне не одни. Мэри не спеша потягивала свою газировку, обняв руками колени.[4]
4
Что может быть слаще губ жены по утрам?
Джон Донован вставал перед самым рассветом и подолгу любовался на спящую Лизу. Они обвенчались около двух лет назад, а теперь, когда переехали в Вашингтон, и у Донована пошли дела в гору, ждали первенца. Еще пару недель и на свет должна появиться такая же прекрасная голубоглазая малышка - в точности ее мать. Парочка никак не могла решить, как они назовут дитенка. Переубеждать беременную жену было в разы сложнее, чем вести переговоры с преступниками. Джон - агент ФБР. Уже больше полугода он старался избегать опасных заданий и все возился с бумагами и запутанными и заброшенными делами, которые грозили, разве что сонной болезнью и воспалением тоски и печали.
- Джон, - ясная погода с утра порадовала жителей столицы.
- Доброе утро, - улыбнулся в ответ Донован.
- Посмотри, пожалуйста, документы на столе, - Рикки - напарник Джона - редко приносил хорошие новости.
Тонкая серая папка. Такую же он получил, когда его отправили на первое задание. Внутри листок бумаги, а там… Джон аккуратно развязал узелок, державший две половинки картонных листов - «Чикаго, Иллинойс».
К вечеру по карнизам начал настукивать дождь. Джон уже трижды звонил домой и говорил, что немного задержится. Как все сказать Лизе он не знал. Командировку придумало высшее руководство - не должны сотрудники в самом расцвете сил трясти мускулами в пыльных архивах. Путешествие на озеро Мичиган обещало быть спокойным. Два дня он проведет в Чикаго, встретится с местным начальником полиции, пройдется по улицам с шерифом, а потом, на обратном пути, заскочит в один из соседних городков на выбор. По началу, Донован подумал, что и оружие брать не придется. Ночью, когда в городе просыпается мафия, он планировал сидеть в своем номере и в дела местных никак не ввязываться.
- Я не могу поехать с тобой? - Лиза вела себя спокойно, но ее синие глаза выдавали внутренние тревоги, переживания и волнения.
- Проверочная поездка все равно опасна, - сказал Джон и добавил: - для тебя.
А затем, присев на корточки:
- И для тебя, Сью.
- Сью?! Ее будут звать Меган!
- Сьюзен!
- Меган! - Лиза запустила в мужа подушкой, но промазала и попала в вазу с цветами.
Джон обнял жену.
- Вы арестованы, Лиза «Голубоглазка» Донован за разбой и не повиновение органам правопорядка…
- Роза, - ответила Лиза.
- Что?
- Назовем дочь Роза, - глядя на лужу с цветами, ответила девушка. - Когда ты уезжаешь?
- В субботу.
- Но это же выходной!
- Да. Поезд отходит рано утром.
- Разбудишь меня! И обещай, что поцелуешь, прежде чем уйдешь!
- Обещаю, - улыбнулся Джон.
Заметка №6/07.1976
С трехдневным визитом в Иллинойс прибывает агент Федерального бюро расследований Джон Донован. Поездка «экскурсионная». Для галочки.
Информация: 100
Марлен аккуратно открыла замок в кабинет Дона Антонио. По утрам она оставляла отчеты для Карнавалли на его огромном столе, кроме которого в квадратной комнате были три кресла и пустота. Тони выбирал самые важные новости и филигранным почерком выводил примечания, пожелания и заметки прямо на листочках. В этот раз под сообщением о визите агента из Вашингтона Дон написал: «Отправить ребят Энцо».
Нуар достала сегодняшние отчеты. Четыре стопы, словно масти в карточной игре: работа, враги, Чикаго и семья. Карнавалли всегда знал, как и кем сходить. И если у Энцо непременно был стрит-флэш, то Дон Антонио с легкостью набирал роял-флэш. Но сегодня Марлен спутала карты. Она сидела в маленьком кресле перед столом Карнавалли и раздумывала, что делать с запиской о Ромео? Бессонные ночи и неожиданно сильная усталость не давали собраться с мыслями и Марлен, будто ловила облака сочком для бабочек. Дон Антонио и так почему-то не доверяет ей на сто процентов, о том, что завещание семьи Карнавалли переписано, он сказал Мэри, а не ей. Хотя она его жена и с кем, если не с ней, делиться своими мыслями и переживаниями.
Ромео.
Сейчас он уже добрался до станции. Сел в свой вагон. Закрыл двери в купе. Довольно улыбнулся, встречая рассвет. Он едет навстречу своей мечте. Фаталли даже немного завидовала ему - ехать ей некуда.
- Всегда хотела посмотреть, как это происходит - слив информации, - Марлен вздрогнула. На пороге стояла Джули.
- Тебе нельзя сюда, - спокойно сказала Марлен.
- Я только спросить, а как там поживает Ромео? Что-то я с ним давно не разговаривала.
Марлен промолчала.
- Раз ты не отвечаешь, прочту-ка я сама. Не возражаешь?
Джули неожиданно ловко юркнула мимо Марлен и оказалась на шаг ближе к желтым листам, аккуратно сложенным посередине стола. Карнавалли схватила их и, бегая по комнате, громко читала первые строчки:
- Энцо! Паолини! Мерацци! Бузини! Дуэйн! Джонсон! Фрай! Джульетта! Мэри! Алехандра! - Джули раскидывала желтые бумаги, - О-о-о, дорогая моя, здесь кого-то не хватает! Не так ли?
Сил противостоять Джули у Марлен не нашлось. Она схватила еще пару бумаг с полу и помчалась в коридор. Дочь Дона Антонио бегала по дому, разбрасывая отчеты, как почтальон утреннюю газету. «Ромео сбежал!» «Ромео сбежал!» - горланила она. Добравшись до спальни отца, она без раздумий ворвалась в комнату. Дон Антонио лежал рядом со своей супругой, приобняв ее за белые плечи. Мэри чистила апельсин.
- Отец! Знаешь ли ты, что Ромео сбежал!
- Доброе утро, Джульетта, думаю, весь дом уже в курсе.
- Да! - Джули потрясла последним оставшимся отчетом в руке. - И знаешь, кто причастен к его побегу?! Твоя любимая Марлен!
- Почему уехал Ромео, и кто в этом виноват, мы обсудим позже.
- Почему он уехал? Да потому что он слабак!
- Джульетта…
- Разве ты не понимаешь? Он сбежал! И ты хочешь его вернуть?! До сих пор считаешь его своим наследником?!
- Если тебя волнует завещание, то я его уже переписал.
- На кого?! - Джули посмотрела на Мэри, та в ответ мило улыбнулась ей.
- Если на нее, отец, это будет самая большая твоя ошибка!
- Ты угрожаешь мне? - довольно улыбнулся Карнавалли.
- Тогда скажи!
- Вы все узнаете, Джульетта, когда придет время. А теперь, прошу, оставь нас, Чикаго пора на работу.
В тот вечер Ромео пришел в комнату Джули. Он по-детски морщил нос и кашлял от едкого дыма сигарет, которыми его сестра привыкла заменять завтрак, обед и ужин. Их разговор не получился теплым. Сестра поняла, что из младшего брата не получится замены отцу, когда Доктор, как она его порой называла, пришел домой с разбитой губой и Санчес поинтересовался: «Надеюсь, обидчик получил по заслугам? Ты дал сдачи?» Ромео покраснел и, виновато опустив глаза, промямлил: «Завтра дам». Это завтра не наступило никогда. Ромео старательно убеждал всех, что словами можно добиться не меньшего эффекта, чем тумаками. Но результат был один - разбитые губы и синяки под глазами.
- Ромео, Ромео, где твоя Джульетта?! А Джульетта у тебя сестра! - школьные хулиганы тройками окружали Карнавалли и начинали, словно стая ворон, клевать мягкое мясо Ромео.
- Ребята, трое на одного - это как-то не честно, - не выдержал как-то Санчес и пришел поглядеть на обидчиков брата.
С тех пор Ромео не трогали. А он с головой погрузился в книги и напрочь забыл о семейных традициях. Теперь он уехал, и бизнес Карнавалли должен быть ее. Она - гордость семьи, она - та, которую никто не сможет обмануть, она - лучшая. Джули с радостью отпустила его в тот вечер.
Чикаго теперь ее. Остается только убрать Мэри. Дочь Тони, наконец, опустила глаза на отчет, который все это время не выпускала из рук:
Заметка №6/07.1976
С трехдневным визитом в Иллинойс прибывает агент Федерального бюро расследований Джон Донован. Поездка «экскурсионная». Для галочки.
Информация: 100