Сердце дури, часть 2.2

[tourelle]

Итак, следующая часть, в которой много ВДВ, религиозного экстаза и махача.

Акт III (продолжение)

Дантон ошивается у Демуленов, пуская слюни на Люсиль, несмотря на её необъятное девятимесячное пузо.

Робеспьер (входит). А где Камиль?

Дантон (ухмыляется). Вариантов много. Могу перечислить все, но не рекомендую вам проверять самому. (В сторону.) Ага, покраснел! Небось подумал, будто я намекаю, что Камиль пошёл по бабам, гы-гы! В каком-то смысле да: он сейчас выступает перед женским политическим клубом. Каким - убей не помню, да и неважно. Но Максу туда ходить и правда не надо - порвут на сувениры.

Робеспьер. Ничего, я подожду. Он мне очень нужен.

Остаётся. Повисает неловкое молчание.

Люсиль. Максимильен, будьте, пожалуйста, крёстным нашего ребёнка! Ну то есть как бы крёстным, потому что Камиль меня поднимет на смех, если я заикнусь о крещении.

Робеспьер. Тогда я сам выберу ему имя. Какое-нибудь античное и славное. Назовём Горацием.

Дантон. А если будет девочка?

Люсиль. Эм… красивое имя… может, второе будет попроще? Скажем, Камиль? (В сторону.) А то как я его буду к ужину звать? «Гораций, негодник, иди есть, пока отец тебе не дал ремня»? Его же мальчишки во дворе засмеют!

Робеспьер. Тоже славное имя!

Люсиль отлучается дать указания служанке.

Дантон (провокационным тоном). Хотел бы я знать, где сейчас ошивается носитель тоже славного имени.

Робеспьер. Вы же сказали, что у вас список вариантов наготове.

Дантон. Ну да. Борделей в гэ Париже конечное число.

Робеспьер. Да как вы смеете так думать! Я вообще не понимаю, о чём речь!

Дантон (вкрадчиво). О, я и не ждал, что вы поймёте. Вы и представить себе не можете, на что способен Камиль.

Робеспьер. Я не хочу знать!..

Дантон. А придётся. Ваш Камиль…

Люсиль возвращается.

Робеспьер. Ну?

Дантон. В следующий раз скажу. А вы пока накручивайте себя, накручивайте. На вас в этот момент так забавно смотреть!

Якобинский клуб. Председательствует Дантон, выступает Робеспьер.

Выкрик с места. Деспот!

Дантон. Ша! А я говорю, не деспот.

Ещё один выкрик с места. О, демагог проснулся!

Дантон. Ша ещё раз! А я говорю, не демагог. Вопросы?

Вопросов не остаётся: против лома нет приёма.

Робеспьер (с трибуны). Имейте в виду: чем больше вы выступаете против меня, тем больше я убеждаюсь, что я прав.

Якобинцы. Ну да, ну да, пошли мы… к кордельерам. У них хоть подраться можно, если рожа на трибуне бесит. А у нас же типа приличное место… Тыща франков годового взноса… Барышни на галерее…

Эро (Дантону.) Жирондисты теперь у власти, но у них, похоже, нет общей программы, кроме военной, а дела идут всё хуже. Что они делать-то собираются?

Дантон. Не знаю. Они специалисты только по срачам, насчёт реальных дел я не уверен. И ещё у них эта Манон. Я у Роланов обедал, и мне все эти два часа хотелось её придушить. Не так летишь, не так свистишь… Но она весь вечер пялилась на меня - всем своим видом умоляла, чтобы я её трахнул. Муж её из тех мужей, что безвреднее ужей. Но я на такой подвиг не способен. Кто за меня?

Фабр (кидая в руки Дантону флаг ВДВ). Жорж, никто, кроме вас! Пойдите уже на это, а она из благодарности приведёт в наш стан всю свою банду.

Демулен. Никуда она их не приведёт. Всё бриссотинское министерство на содержании у двора.

Дантон. Чёрта с два. Эту сучку не купишь, она и правда искренне ненавидит короля с королевой.

Демулен. Так вы им, что, доверяете?

Дантон. Я этого не говорил.

Габриэль (мужу). Хватит заваливать меня подарками, они мне не нужны! Лучше б ты налево не ходил!

Анжелика Шарпантье. Габриэль, дочка, давай отдадим младенца кормилице.

Габриэль. Но мама, я хочу кормить сама!

Анжелика. Мало ли что ты хочешь! Пусть он лучше отца не бесит. И ты его не беси своей ревностью. Надо ж понимать.

Люсиль. Ой, а можно я тоже посмотрю на вашу кормилицу? Вдруг она и моему будущему ребёнку подойдёт?

Габриэль (в сторону). Ну да, ты же у нас не хочешь испортить грудь, чтобы Дийону было на неё приятно пялиться. (Аннетте Дюплесси.) Камиль сильно от неё гуляет?

Аннетта. Они друг друга стоят. Я тут бессильна.

Габриэль. Слава богу, что она хоть пока беременна.

Аннетта. Вот именно, что пока.

На заднем плане играет бессмертный хит группы «Fantasy» «Ты беременна, но это временно».

Габриэль (самой себе). А ведь когда Жорж бежал в Англию, я думала, что это дно, и тут снизу постучала эта Люсиль…

Людовик XVI (министрам). Так, господа, кто из вас Ролан? Вы? Это, сталбыть, ваша жена мне написала письмо с указаниями, что мне делать и не делать? Значит, так: вы идёте отсюда первым и прокладываете дорогу остальным. Ничего-ничего, утешайте себя тем, как мощны ваши лапищи. Дюмурье, а вас я попрошу остаться.

Дантон (Дюмурье). У вас ещё хватило наглости заявляться к нам после того, как вас одного не отправили в отставку? Если вы не заставите короля развестись с Антуанеттой и выпнуть её обратно в Австрию, вы у меня будете иметь бледный вид и тоненькие ножки!

Дюмурье от греха подальше подаёт в отставку сам и сбегает в действующую армию.

Лафайет (в письме). Требую: а) распустить Якобинский клуб, б) распустить клуб кордельеров. В противном случае…

Дантон. В противном случае я его порву на лоскуты. И не в противном. В любом случае порву. Ша. И точка.

Луиза Жели. Месье Дантон, так когда уже начнётся самое веселье?

Демулен. Не пускайте дело на самотёк! Если хотите убить короля, убивать надо сейчас!

Дантон. Кто вам вообще сказал, что я собираюсь кого-то убивать? Я бы вообще с Лафайетом договорился. (Звуки умирающей логики читателей.) Но если Сент-Антуанское предместье решит иначе…

Габриэль (входит). Я вам не помешала, заговорщики?

Демулен. Да нет. Мы так, сплетничаем. Кузина Роз-Флёр разъехалась с мужем и теперь написывает мне каждую неделю. Жалеет, что не вышла за меня.

Санкюлоты штурмуют Тюильри в первый раз. Дело кончается тем, что Людовик во фригийском колпаке немного прибухивает со штурмующими, и те отбывают, почти довольные своими королём и королевой.

Дантон. Аррр, это не революция, а татаро-монгольское иго из анекдота! Люблю, когда народ тусуется! Толку только нет никакого.

Демулен психует.

Дантон. Фабр, постучите его головой об стену. Тошно слушать.

Демулен (резко берёт себя в руки). Ша. Мы свергнем короля. Провозгласим республику. До конца лета. И точка.

Манон. …и ничего не из-за моего письма! Король нашёл бы другой предлог, чтобы распустить правительство! Прекращайте уже меня хейтить!

Бюзо (Манон, проникновенно). Не обращайте внимания! Кто истинный патриот, тот от вас не отвернулся. Кто отвернулся - тот не он.

Манон, борясь со сном, слушает унылые дебаты в Учредительном собрании. Политика оказалась куда более скучным делом, чем ей представлялось. Неподалёку сидит Теруань де Мерикур, вернувшаяся из австрийского плена. С ней, как легко догадаться, ничего интересного не происходит.

Теруань (сносит пинком четвёртую стену). Гражданочка Мантель, а может, хватит меня в качестве мебели использовать? Дайте уже мне нормальную сцену. Или хоть диалог не ни о чём.

Автор. На тебе диалог, подавись.

Теруань (Люсили, нервно расхаживая из угла в угол). Камиль меня игнорирует. Меня, своего старого друга!

Люсиль. Он занят. И сядьте уже, а то у меня от вашего мельтешения морская болезнь начинается.

Теруань. Да уж, понятно, чем он там занят: карты, выпивка, любовницы…

Люсиль (себе под нос). А то вы не из последних.

Теруань (обнаружив острый слух). А вот и нет. Ни с кем из тех, кого мне приписывают газеты, я не спала. Всё, что пишут про меня в газетах, неправда. Особенно в этом поганом листке «Деяния апостолов»! Какого чёрта этот Сюло ещё жив? Какого чёрта Камиль вместе с этим роялистом смеётся надо мной и до сих пор считается патриотом? А я, между прочим, страдаю! (Красиво рыдает. Люсиль хлопочет возле неё.) Слушайте, а когда у вас родится ребёнок? У меня тоже… был… была доченька.

Люсиль. Бедная моя! Сколько же ей было лет?

Теруань. Я даже не помню. Много лет прошло с тех пор, как она умерла. Целых… три года. Нет, четыре. Она жила у приёмной матери. Но вы не подумайте, я её любила, я ей всегда деньги присылала!

Люсиль (в сторону). Только сегодня и только в нашем цирке редчайшая птица - мать-кукушка! Что-то я и насчёт алиментов ей не верю.

Теруань (в сторону). Мда, вот и проси после этого автора о диалогах…

Люсиль. Ну вы хоть про австрияков расскажите. Зря мы, что ли, тянем эту вымученную сцену, как кота за хвост?

Теруань. А, да, они собрали на меня целое досье. Следили за мной, получается, чуть ли не с детства.

Люсиль. Берите выше: с момента зачатия.

Теруань. Вот вы смеётесь, а они ведь откуда-то же добыли мой древний контракт с учителем пения… который я всё равно не собиралась исполнять, но это уже частности.

Люсиль. И что им от вас было нужно? Кому только мог понадобиться неуловимый Джо в вашем лице?

Теруань. Они сказали, что это я организовала октябрьские волнения, и требовали, чтобы я назвала того, кто мне заплатил! Но я же ничего не организовывала! Я просто снимала угол в Версале, чтобы ходить на дебаты, а когда женщины ворвались во дворец, я вообще спала!

Люсиль. И, конечно же, никто не видел, как вы въезжали во дворец верхом на пушке со шпагой в руке?

Теруань. Что? Да кто меня мог увидеть?..

Люсиль. Ладно, ладно, может, и не могли. Но все уже уверены, что так оно и было. И как же вы сюда-то попали из тюрьмы?

Теруань. Австрияки меня отпустили, когда поняли, что я ничего не знаю. Отвезли в Льеж, откуда я родом, и дали мне денег.

Люсиль. Ну вот вам и ответ, почему Камиль вас игнорирует. Валите лучше отсюда куда-нибудь в глухомань, пока вас совсем не забудут.

Теруань. Э, нет, фигушки. Однажды я уже уехала из Парижа от нападок вашего любимчика Сюло. Там-то меня и повязали.

Люсиль. А вот интересно, вы на одно ухо глуховаты или сразу на оба? Какое слово из «валите лучше отсюда» вы не расслышали?

Фабр (Дантону). Лафайет вернулся. Будете рвать на лоскуты, как обещали?

Дантон. Я занят. Еду к тестю с тёщей окучивать картошку. (В сторону.) Пусть запрещает якобинцев без меня.

Демулен. Что вы там про якобинцев сказали? Откуда вам это известно?

Дантон. Почти из первых рук. Мне сказал Петион, а Петиону - Антуанетта. Только Лафайет от этой нелепой семейки и не отрёкся. Тридцать раз подумаешь, иметь ли с ними со всеми дело!

Демулен. Иметь с ними дело? Что?

Дантон. А что вас смущает? Вы забыли, кто мы? Наш отряд - «Кордельеры»! Наш девиз - «Хватай что можешь, и беги, пока не отняли!»

Тем временем рядовые кордельеры, почуяв неладное, дружно уезжают из Парижа на шашлыки с ночёвкой.

Лафайет (королю). У нас же смотр Национальной гвардии на носу? Я отведу войска прямо со смотра на Париж, разгоню эту якобинскую сволоту и въеду во двор Тюильри на белом коне, чтобы препроводить вас обратно в Версаль… что такое? Вам не нравится план?

Людовик XVI и Мария-Антуанетта (хором). Фантазёр!

Ярослав Евдокимов (за кадром, подхватывает). Ты меня называла!

На заднем плане для пущей какофонии тихо, но величественно играет «Полёт валькирии».

Петион (Лафайету). Голубчик, мэр Парижа тут не вы. Никакого вам смотра. Что значит «до начала остался час»? Что значит «перед людьми неудобно»? Что значит «вы и давали разрешение»? Захотел - дал, захотел - отнял. Сейчас даже король такой фокус проделать не может, а я могу! Сегодня прекрасный день, всего-то тридцать четыре градуса в тени, идите лучше гулять!

Обескураженный Лафайет, пошатавшись по улицам без дела, возвращается в действующую армию. Если бы исход на картошку был более массовым, этот день однозначно стал бы известен как Картофельный Спас, но такая отмазка пришла в голову одному Дантону.

Кутон (с трибуны Якобинского клуба, через четвёртую стену). Мадам Мантель, вас не смущает, что я ещё хожу, хоть и на костылях? Зачем вы меня раньше времени в кресло усадили?

Автор. Сидите уже. Мне лень вам историю болезни прописывать и вообще пофиг. А если пофиг мне, то уж читателям - тем более.

Кутон (тяжко вздыхает, затем откашливается). Лафайет - величайший из подлецов!

Робеспьер (поддерживая товарища). Лафайет - враг Отечества!

Бриссо и Демулен (хором). Лафайет на палочку надет… (Друг другу.) Что за чёрт? Это я первый придумал! Плагиатор!

Кордельеры столь же внезапно и дружно возвращаются в Париж с шашлыков, как и уезжали.

Кордельеры (водя хоровод вокруг горящего чучела Лафайета). Масленица, Масленица, Семёнова племянница, обманула-провела, нагуляться не дала!

Люсиль рожает.

Аннетта (Демулену). Если она выживет, вы хоть перестанете ходить налево?

Демулен. Я больше не заключаю сделок с Богом. И с вами не стану.

Аннетта (в сторону). Ух ты, что я слышу! Мы про Бога вспомнили! Ну, значит, зятёк дошёл до кондиции. Я ему совсем немножечко отомщу. (Демулену.) Ну что, допрыгались? Брак детям не игрушка!

Демулен. Какие уж тут игрушки, мамо. Если с ней что-нибудь случится, я умру.

Аннетта. Ладно, не буду включать Станиславского. Хоть и хочется. Идите проветритесь. К Робеспьеру, что ли, сходите. Он холост, он мандражить от одной мысли о родах не будет.

Демулен (Робеспьеру). Тёща меня прогнала, чтобы я дома панику не сеял. Сказала идти к вам.

Робеспьер. И то верно, вам тут будет спокойнее. Правда, мне надо будет отойти, но я скоро вернусь, а вас тут развлекут. Сходите поболтайте с кем-нибудь из девушек.

Демулен. Ни боже мой! Я зарёкся болтать с девушками. Видите, к чему это приводит!

Робеспьер. Да не волнуйтесь вы так! Люсиль полна сил и здоровья…

Демулен (заламывая руки). А я даже не могу за неё помолиться! Бог не поверит в мою искренность! У меня (шмыгает носом) корыстный интерес!

Робеспьер (шарит в карманах, вытаскивает транспарант с воблой, чертыхается, выбрасывает его, снова шарит и добывает антикварное распятие сходных размеров). Бог ничьих молитв не отвергает!

Демулен (пятясь). Выдыхай, бобёр! Вырубай Савонаролу!

Робеспьер (ещё более вдохновенно, если не сказать - упорото). Если нас всех не ведёт Божественное Провидение, для чего тогда революция? Не для того ли, чтобы привести нас к тому обществу, которое задумал Господь? К справедливости, равенству и гуманизму?

Демулен (наконец-то выдыхает). А, я понял. У вас в голове свой Господь, вам подходящий. Потому вы и знаете, какое общество он задумал. А я вот не знаю.

Робеспьер (приходит в себя). Ладно. Вернусь - тогда и поговорим о теологии. А то я так никогда из комнаты не выйду. (Уходит.)

Демулен бесцельно мыкается по его комнатушке, потом садится писать речь - не слишком продуктивно, впрочем. Мысль его тоже выписывает непредсказуемые кренделя, непременно приходя к идее о том, чтобы задушить Элеонору подушкой.

Бабетта (автору). Мадам Мантель, я отказываюсь играть, что вы мне написали! Как вы думаете, откуда у меня это? (Держит двумя пальцами, как грязную тряпку, томик «Sonetti lussuriosi» Аретино.)

Автор. Откуда я знаю? Тебе виднее, где ты его раздобыла, проказница.

Бабетта. А это ваш ненаглядный гражнанин Демулен мне подсунул! В бумагу обёрнутый, чтобы я сразу не поняла, что это! Если бы Максим меня не успокоил, я бы в монастырь ушла грехи замаливать!.. (В сторону.) Ну ладно, не в монастырь, тем более, что его всё равно закрыли, но…

Автор. Ша. И точка. Детка, ты забыла, кто тут главная. Не возникай и иди.

Бабетта (тяжко вздыхает, затем стучится к Демулену). Можно войти?

Демулен. Да, солнышко. Никак не могу сосредоточиться. У меня жена рожает.

Бабетта. Я знаю. Давайте поболтаем. (Выразительно садится на кровать.) Почему вы с нами никогда не флиртуете, Камиль? Мы чем-то хуже остальных девушек в Париже? Или про вас только болтают, что вы великий обольститель?

Демулен. … (звуки сверчков).

Бабетта. О чём вы задумались?

Демулен. А вы не торопите события? Обычно женщины задают этот вопрос после.

Бабетта. А, да, точно, тороплю. Пойдём длинным путём. (Картинно распускает волосы.)

Демулен (в сторону). Я видел фильм, который начинался точно так же! Но какого чёрта именно сейчас и именно она… (Бабетте.) Элизабет, я вас не хочу. Пустите.

Бабетта. Я заварила кофе и дверь. (Берёт его руку и кладёт себе на грудь.) О, вы до меня дотронулись! Ну же, не останавливайтесь на достигнутом!

Демулен (пятясь). Я позову ваших сестёр и всё им расскажу!

Бабетта. Так они вам и поверят! И вообще я могу первая позвать на помощь. Сказать, что вы меня домогались. Как тебе такое, Илон Маск? Так что давайте лучше по-хорошему. (Надвигается на него.)

Демулен (в сторону). Ёлки зелёные, что там за движение во дворе? Она их что, предупредила, куда попёрлась? Вот змеюка! Почему они все бегут сюда? Мама родная! Верните Савонаролу, я на всё согласен!…

Дюпле (распахивая дверь). Камиль, у вас сын! 57 сантиметров, вес - 3800, 9 по Апгар!

Бабетта (в сторону). Какое достижение! Пять минут нелепых телодвижений - и орден «Отец-героин» в кармане!

Мадам Дюпле (мужу). Дурень ты старый, метрическую систему ещё не ввели, куда ты бежишь впереди паровоза?

Дюпле. А больше тебя ничего не смущает, дорогая?

Мадам Дюпле. Смущает, что сын не у Максимильена родился! Этот-то черномазый что мне… Вот будет у меня внучок…

Дюпле машет рукой и душит Демулена в крепких ремесленнических объятиях. Тот же вынужден терпеть, задержав дыхание, поскольку в жизни ничего тяжелее пера не поднимал.

Демулен (наконец-то освободившись и улепётывая домой). Да чтоб я ещё хоть раз!.. Нет, с леваком покончено! Отныне - молиться, поститься, слушать радио «Радонеж»!

Бывший герцог Орлеанский, ныне просто Щелкунчик Филипп. Давайте свергнем Людовика в годовщину взятия Бастилии!

Бывший граф де Жанлис, ныне просто Шарль-Алексис Брюлар де Силлери. Ладно, если для вас так важен символический жест. Я поговорю с Камилем.

Филипп. Ваш Демулен что-то нам дорого обходится.

Де Силлери. А ваш Дантон дешевле, значит? Тем более, что он сейчас ждёт в качестве подкрепления марсельских добровольцев, так что вам ещё и Шарлю Барбару придётся платить.

Филипп. Я не считал. Слушайте, но когда-то же вложения должны отбиться? Что, если Людовика свергнут, а трон опять достанется не мне?

Де Силлери. А вы уверены, что сможете предложить Дантону больше, чем он собирается получить от республики? Если не сможете, его выбор будет очевиден.

Филипп. Какой республики?.. а, чёрт, точно. Проклятущий Дантон, я ему даже любовницу свою предоставил в неограниченное пользование! Но ведь когда-нибудь ему придётся возвращать долги - что он даст людям тогда?

Де Силлери. Право голоса. У них такого ещё не было.

Июль 92-го. Чрезвычайное положение. Дантон вербует добровольцев.

Демулен (на генеральном совете Коммуны). План такой: вводим всеобщее избирательное право и всеобщую воинскую повинность. Монархии всё равно остались считанные дни.

Дантон (с предельно искренним негодованием). Да что ты несёшь, чудила из Нижнего Тагила? (В сторону.) Вдруг кто догадается, что речь ему диктовал я?

Шометт и Эбер. Мы вообще не заодно, мы без понятия, почему во всех учебниках мы идём через «и», но тут мы единодушно одобряем сказанное гражданином Демуленом!

Толпа перед мэрией (приветствуя выходящего из ратуши Демулена). Славный, славный Джизус, погляди, я тут! Я ведь тоже верую, пускай меня спасут!

Завидев Дюпле с киянкой наперевес, «шпиёны хреновы» стремительно разбегаются по примыкающим улицам.

Герцог Брауншвейгский. Францус, стафайсь! Гони курка, млеко, яйки! Кто тронет король, бутет расстрелян!

Дантон (Каролине Реми, обстоятельно лапая её). Это он вовремя. Давно пора было припугнуть наших патриотов. Теперь им нечего терять.

За столиком в кафе восседают Дантон, Демулен, Фрерон, Лежандр, Фабр, Эро и два новеньких в этой компании - Вестерманн и Фукье-Тенвиль.

Фабр (Вестерманну). Вы не офицер, вы какой-то мелкий жулик. (Фукье-Тенвилю.) А ваше имя мы запоминать не будем, будете у нас просто кузеном Камиля. Нам так проще, а вам - унизительней.

Фукье (терпеливо). Я Фукье, и лучше бы вам это запомнить.

Фрерон и Фабр (наперебой). Конечно-конечно. Дорогой кузен Камиля, у вас такой странный кузен - он убийца, сатанист, иудей, изучает яды и распутничает. Позор какой-то, вы не находите?

Демулен (в сторону). Так уж и иудей! Просто иврит учу. Никогда лишним не будет, хоть на репатриацию мне рассчитывать не приходится. Может, и к лучшему, а то служба в ЦАХАЛЬ, как говорят, - отнюдь не курорт.

Фукье. … (звуки полного равнодушия).

Фрерон. Ну и где ваша фамильная гордость?

Фукье. Откуда мне знать, может, это всё и правда. Я давно не виделся с Камилем.

Лежандр. Вы просто не знаете, куда попали. Меня тут постоянно подкалывают из-за того, что я школу не окончил. Ваш кузен всё время меня дразнит на иностранных языках.

Фукье. Которых вы не знаете?

Лежандр. Как вы догадались?

Фукье. Тогда как вы догадались, что он дразнит вас?

Лежандр. А вы что, юрист?

Фукье. Да, а как вы догадались на этот раз?

Лежандр. Только юристы отвечают вопросом на вопрос!

Звуки наконец-то умирающей логики Фукье.

Филипп, бывший герцог Орлеанский (Дантону и Петиону). Полярный лис уже на горизонте. Роялисты освободят Людовика, а после этого набьют наши чучела. Для красоты. Я - обратно в Англию, а вы как?

Дантон. Я не дам королю сбежать.

Петион. Эм… тут возникли трудности…

Дантон. Вы себя, что ли, имеете в виду? Да ваши люди хотят только того, чтобы король вернул ваших министров!

Петион. Как вы можете! Какие-такие «мои люди»? Я сам по себе ма…

Дантон. Где-то я это уже слышал. Вам есть что сказать по делу?

Петион. Дворец охраняется. Триста всадников, девятьсот швейцарских гвардейцев и Национальная гвардия. И маркиз де Мандат, отъявленный роялист, на командовании. Но патронов не хватает.

Дантон. Так. Патронов я вам добуду. Всадникам отсыпьте, швейцарцам не давайте, Мандата - в расход. Ход моих мыслей понятен?

Петион (в сторону). Понятен. То есть нет. То есть в целом да, но… в общем, проще сделать вид, что понял.

За три дня до штурма Тюильри Дантоны разъехались повидать родителей, Демулен лежит и психует, Люсиль нервно жуёт апельсинку, Фабр пытается хоть что-то предпринять - то есть выписать Дантона обратно в Париж. Два дня спустя ему это удаётся. В качестве бесплатного дополнения в Париж возвращается Габриэль с детьми, которым в городе делать уж совсем нечего.

Марат (Дантону). Здрасьте.

Дантон. Вы кто такой? Я вас не звал! Шли бы вы отсюда обратно в свой хоррор. А то моим жене и детям после встречи с вами кошмары будут сниться.

Марат. Ничего, это вы сейчас меня гоните, а потом будете умолять, чтобы я к вам в гости пришёл! Но - к делу. Бриссотинцы заключили сделку с двором, у меня есть доказательства. Они встречались с Антуанеттой. Мы им это потом припомним.

Дантон. Это жена Ролана-то с Антуанеттой общалась? Ой ли?

Марат. Вы хотите сказать, что я неправ? Что я, так сказать, брешу? Что я - собака? Граждане, он меня проституткой обозвал!

Дантон. Да успокойтесь вы! Кто-то там, может, и пошёл на переговоры, чтобы вернуть себе пост. Я давно говорил, что никаких бриссотинцев нет.

Психиатор (доставая гитару). И санитаров нету. И немцев нету. И русских нету. И евреев тоже нету. И чеченцев тоже нету. И казахов тоже нету. И армянов тоже нету. И французов тоже не… (Ретируется, завидев Дюпле с киянкой и осознав, что французы всё-таки существуют.)

Луи Сюло (Демулену). Я был счастлив с вами дружить, а теперь прощайте. Я иду защищать Тюильри.

Демулен. Но вы не можете просто так уйти!

Сюло. Могу. Роялиста из вас сделать не получилось, теперь мне остаётся только надеяться, что мы ещё победим.

Демулен. В таком случае мне придёт крышка.

Сюло. Я этого не хочу. Но и проигрыша нашего не хочу.

Демулен. Врёте. Или крестик, или трусы. Да нет, вы просто не можете хотеть пожертвовать жизнью ради Капета! Это нелепо!

Сюло. Может, вы в чём-то и правы. Но время пришло.

Демулен. Давайте я вас спрячу. Переправлю за границу. У меня связи, у меня деньги, у меня тесть и тёща…

Сюло. Это было очень любезно, но нет.

Демулен. Я не позволю человеку, которого люблю, сгинуть из-за собственной глупости! Вы мне дороги как друг!

Сюло. Спросите этого вашего Робеспьера, что важнее - друг или страна. Я почему-то догадываюсь, что он вам ответит. Больше вам скажу (кивает на четвёртую стену): я тут только для того, чтобы показать читателю, как вам друг важнее страны. Это я сейчас загадками говорю, а придёт время - поймёте, к чему я клонил. (Уходит.)

Папаша Жели (зажимая рот дочери, также незримо присутствующей в этой сцене). Молчи уж, стрекоза. Его и так забанят страниц через десять.

Луиза Жели. Мф… м-м… (Вырвавшись.) Папа, ты тоже спойлеришь!

Папаша Жели. Мне можно. Я в сюжете чисто для мебели. Если автор меня забанит - ну так невелика потеря. А тебе ещё… (Прикусывает язык и исчезает.)

Анжелика Шарпантье (внуку). Мы едем к дяде. Хочешь повидаться с дядей Виктором?

Антуан Дантон. Неть.

Габриэль. Мама, пожалуйста, следи, чтобы он не простудился!

Анжелика. Детка, на улице за тридцать. Если малышу удастся замёрзнуть - это будет чудом!

Люсиль (зигзагами пересекает комнату и приобнимает Дантона). Швейцария - параша, победа будет наша!

Дантон. Вы пьяны. Кстати, вам напомнить, что я вас хочу?

Габриэль. А ничего, что я тут рядом стою?

Дантон. Иди лучше проводи свою маму.

Габриэль. Не хочу.

Дантон (в сторону). У них это что, семейное, что ли?

Анжелика. Детка, проводи меня. А то ж ты не понимаешь намёков, что тебе надо исчезнуть отсюда.

Габриэль. Всё я понимаю, мамо. Но если он её так тискает, когда я рядом, что будет, когда я выйду из дому?

Анжелика. Тогда, Люсиль, проводите и вы меня.

Уводит обеих.

Дантон (Демулену). Вы что такой кислый?

Демулен. Луи Сюло намерен защищать Тюильри. Приходил прощаться.

Дантон. А Робеспьера вы не видели?

Демулен. Нет.

Дантон. Увидите - скажите, чтобы не путался под ногами. Буду творить дичь и не буду испытывать за это никаких угрызений совести. У него ж сердечко не выдержит, как у канарейки.

Кордельеры сидят на квартире Дантона на низком старте. Люсиль мучается похмельем и тревогой.

Дантон (Люсили, небрежно тиская её на глазах у Демулена). Назначаю вас врио старшей по общежитию. Присматривайте тут за остальными и не дурите.

Люсиль. А вы присмотрите за Камилем. Ну пожалуйста!

Фрерон. Мы будем присматривать друг за другом, обещаю.

Люсиль. Я тут не для вас психую. Не обольщайтесь.

Дантон (Люсили). Раньше надо было думать, когда замуж за такого беспокойного типа выходили. (В сторону.) А её сейчас можно брать голыми руками. Но это неинтересно.

Фрерон. Люсиль, вы меня не любите, ну так я пойду убьюсь о роялистов. Мне всё равно незачем жить.

На фоне Ольга Воронец задушевно поёт «На тебе сошёлся клином белый свет».

Демулен (очень искренним тоном). Ой, как неловко! Я и понятия не имел, что вы так страдаете!

Люсиль (в сторону). Самый тупой из моих поклонников, ей-богу. Ни Эро, ни Дийон про «незачем жить» не заикнулись бы.

Петион (королевской семье). Здрасьте. (Редереру, генеральному прокурору департамента Сена.) И вам тоже не хворать. Зачем вы притащили с собой свод законов?

Редерер. Да вот, смотрю, правомочен ли департамент ввести военное положение в Париже.

Петион. Я правомочен это сделать. Будет надо - обращайтесь.

Редерер. А я всё-таки смотрю. А то вы опять протелитесь до тех пор, что будет уже не надо.

Маркиз де Мандат. Петион, вы хоть понимаете, что охрана дворца - ваша ответственность?

Петион. Охрана от кого?

Мария-Антуанетта (Петиону). А то вы не в курсе.

Мандат. У нас нет оружия. Ну то есть есть, но очень мало.

Петион. Ну и куда вы раньше смотрели? (В сторону.) Ха, съели? Хороший вопрос, потому что на него нет правильного ответа. Главное - задать его первым.

Дантон (женщинам, крутящимся у него дома). К утру у нас будет новая Коммуна, сплошь из патриотов. А я спать.

Спустя два часа.

Фукье (Габриэли). Милочка, разбудите нам мужа, и побыстрее. Труба зовёт. (Люсили.) Здрасьте, кузина.

Люсиль (в сторону). Не кузен ты мне, собака сутулая.

Фукье (в сторону). Как знаете, как знаете.

Дантон отчаливает в мэрию. По Отель-де-Виль слоняется Марат, которого, видимо, покусала Теруань де Мерикур, потому что с ним внезапно ничего интересного не происходит.

Мандат (царапает приказ). Командиру дежурного батальона на Гревской площади приказываю: убить всех человеков. Дата. Подпись.

Дантон (Мандату). Это что за художества? Почему вы приказали войскам выступить против народа?

Мандат. Не ваше собачье дело!

Дантон. Хотите увидеть Москву? (Не дожидаясь ответа, поднимает Мандата над полом за грудки и так и тащит на заседание новой Коммуны.)

Габриэль (подняв голову от тазика, Люсили и Луизе Робер). Я опять беременна.

Луиза Робер. Спросите при случае мужа, знает ли он, что такое презервативы.

Габриэль. А что такое презервативы?

Пьяный Дантон пинком отправляет путающегося под ногами Демулена домой. Подручный Дантона Россиньоль расстреливает Мандата. Люсиль для разнообразия тащит затосковавших товарок по несчастью к себе домой.

Люсиль (в сторону). За что мне так повезло? Одна - тупая корова с оттакенными рогами, другая - тощая ведьма, а я - шикарная женщина, но вынуждена с ними общаться. (Ещё более в сторону.) И чего ещё только не скажешь, чтобы читатель не понял, что со мной в этой сцене тоже ничего интересного не происходит! Я же с ума спрыгну от скуки!

Улица Сент-Оноре.

Элеонора (Робеспьеру, тоном наседки). Почему вы ничего не кушаете?

Робеспьер. Я никогда не завтракаю, разве не помните? У меня сейчас по графику чтение писем. (Кивает на мешок до потолка, скромно стоящий в углу.)

Бабетта (Робеспьеру). Отец передал: это прокламация Дантона.

Элеонора (пробежав глазами заголовок). «От имени народа - Дантон». Не многовато ли он о себе думает?

Робеспьер. Вообще-то он настоящий патриот, а значит, имеет право. Только почему он до сих пор меня не вызвал к себе, раз такие дела творятся?

Элеонора (подобострастно). Он вас бережёт!

Робеспьер. Да, конечно… Бережёт на случай, если я хлопнусь в обморок, узнав, что он успел натворить за время переворота.

Элеонора (ещё более подобострастно). Или так. (В сторону.) Пусть думает как хочет, лишь бы не волновался, лишь бы ему было спокойно… (Ещё более в сторону.) Что за новости? Неужели мадам Мантель решила позволить мне подумать хоть что-то не противное моей натуре?.. Ох. Это не к добру.

Дантон (Редереру). А теперь выведите из Тюильри короля и уговорите его сдаться.

Редерер. Вы что, хотите его спасти? Я вас правильно понял?

Дантон. Я выразился прямее некуда.

Редерер. Но он же не станет меня слу…

Дантон душит Редерера. Стреляет пушка.

Дантон. Мне повторить, или вы меня правильно поняли с первого раза?

Смесью грубой лести и шантажа Редерер добивается того, что королевская семья покидает Тюильри. Роту швейцарцев, которым нечем стрелять, вырезает озверевшая толпа.

Гвардеец (Демулену). Мы захватили роялистских шпионов, но их или отобьют у нас, или линчуют. Поговорите с народом, чтобы нам дали их вывести.

Теруань (ликуя от осознания, что с ней наконец-то начало происходить что-то интересное). Мочи роялистскую сволочь!

Выводят узников, и по отмашке Теруань толпа налетает на них.

Теруань (Луи Сюло). Ну что, голубчик, теперь-то ты мне ответишь за свои гнусные инсинуации! Кто меня потаскухой ославил, а? Сто тридцать четыре раза, я считала!

Луи Сюло. Женщина, идите отсюда, вы мне пули загораживаете.

Теруань. А, так тебе пулю? Ты обратился по адресу, дружок. (Достаёт из-за пояса банхаммер работы Лепажа и выдаёт ему вечный бан в упор.)

Гвардеец (Демулену). Поздно. Прокомпостировано.

Служанка Демуленов бьётся в истерике, и Люсиль сама прорывается за хлебом, вооружившись кухонным ножом. На обратном пути она встречает ещё одну редкую птицу - мужчину, который в неё плюёт, а значит, её не хочет. Возвращаются Демулен и Фрерон.

Фрерон. Трупов там - мне вот до сюда. (Показывает на себе.) Сюло - всё. (Демулену.) Ну хоть скажите, что я вам жизнь спас. Ну или не спас, но хоть не дал сдохнуть.

Демулен. Идите лесом. Только вас сейчас и не хватает. (Луизе Робер.) Ваш Франсуа и Дантон живы и здоровы, Луи Капет с семьёй в Национальном собрании, а я переоденусь - и обратно. А то я весь в кровище. (Накрытый внезапным флешбеком.) Кровища! И республика в римском духе!..

Женщины, обуянные неуместной охотой к перемене мест, не без приключений прорываются обратно к Дантонам и пытаются как-то устроить Габриэль, которую штормит от токсикоза.

Луиза Робер (Люсили, на ухо). Как вы думаете, почему у Дантонов отдельные кровати?

Габриэль (обнаружив тонкий слух даже в невменяемом состоянии). Потому что он дерётся во сне. Не со мной, но достаётся мне.

Санкюлот (врываясь в квартиру Дантонов). Кордельеры теперь власть! (Габриэли.) Это вам гостинчик. У австриячки реквизировали. (Суёт ей в руки серебряный гребень с монограммой королевы и смачно целует Люсиль в шею.)

Луиза Робер. О, Люсиль, круг ваших поклонников всё растёт!

Звуки всеобщей зависти. Габриэль с досады роняет гребень. Люсиль же первым делом вспоминает типа, который плюнул в неё у булочной. Для полного комплекта ей теперь отчаянно не хватает ещё и его. Но поезд уже ушёл.

Кордельерская братия в составе Дантона, Фабра, Лежандра, Франсуа Робера и примкнувших к ним Колло и Вестерманна, совершенно синяя, возвращается домой.

Дантон. Мы победили! (Луизе Робер.) А вы - кыш отсюда! (Люсили.) Нет, вы не кыш. Вы меня ещё выслушаете, потому что из всех значимых персонажей я один не оплакал Луи Сюло, и я буду его оплакивать дольше, чем вообще за всю книгу с ним проговорил. Робеспьер - трус. Я сам не хотел, чтобы он под ногами путался, но всё равно он трус. А Теруань - сука. Ша. И точка.

Национальное собрание заседает без перерывов. В зал заседаний тащат всё, что удаётся спасти от мародёров, и председатель Верньо чувствует себя как на аукционе. Королевская семья, исклёванная жареным петухом до полной неспособности сидеть, шхерится в каморке, что за актовым залом. Какого-то жареного петуха в этот момент ест низложенный король, но все присутствующие спинным мозгом чувствуют, что не того.

Бриссо (Ролану). Это Национальное собрание сломалось, несите следущее. А там, глядишь, и новое правительство подоспеет, и старые министры в нём. (Подмигивает.)

Ролан. А Дантону какое министерство достанется?

Бриссо. Раз уж он теперь у власти, то какая разница?

Ролан. А он у власти?

Бриссо. Оно и видно, что вы сегодня на улице не были. Иначе бы не сомневались.

Ролан. А вы-то сами были?

Бриссо. Мне рассказывали.

Верньо (Демулену, кивая на трибуны Национального собрания). Я намерен распустить этот сброд.

Демулен. Ага, пока вы не были у власти - был суверенный народ, а теперь сброд, получается?

Верньо (пропустив замечание мимо ушей). Мы отстраним короля, созовём Национальный конвент, а он выработает конституцию. Идите домой, мы без вас всё провернём.

Демулен. Ни-ни. Я остаюсь тут. А то вы тут напроворачиваете без моего присмотра.

Верньо. Кстати, а чем это пахнет?

Демулен. А, это крематорий запустили. Только его для начала построить забыли. Трупы сжигают, короче.

Верньо пробирается к своему председательскому месту и проклинает ковид, который милосердно лишит парижан обоняния лишь через двести тридцать без малого лет.