Сердце дури, часть 4.3

[tourelle]

...в которой на сцену наконец выходит детище старых кордельеров - «Старый кордельер», а также Алиса и ещё немножечко Юрий Юлианыч - тех времён, когда он ещё не был *.


***
Фабр (Дантону). И что вы будете делать? Есть ли у вас план, мистер Фикс?

Дантон. Есть, разумеется. Только смотрите не растрепите его. Я хочу примириться с правыми. Тем более, что Робеспьер считает, что нам надо примириться.

Фабр. А они вам простят головы своих товарищей?

Дантон. Тут уже нам Камиль подсобит. Он запускает в печати кампанию с призывами к милосердию. Мы заключаем мир с правыми. Вводим экономические послабления. Возвращаемся к конституционному правлению. Пока у нас страна разваливается на части, это осуществить невозможно, так что придётся усилить Комитет общественного спасения. Надо придумать, как избавиться от Колло, Бийо и Сен-Жюста.

Сен-Жюст (незримо присутствующий в сцене). Спасибо за хорошую компанию!

Фабр. А я вам говорил, что не надо было уходить из Комитета!

Дантон. Вы были правы, но кто ж знал? И не только про меня. Мы все думали, что Эбер только глотку драть готов, а он раз - и подмял под себя министров и генералов. А толпа и так была за него. Но его надо сокрушить. А затем прикрутить террор. Хватит уже.

Фабр. Вас больше не тянет править?

Дантон. Не знаю. Не решил ещё.

Фабр. Ну так телитесь быстрее, а то окажетесь один против всех! Что с вами такое стало? Я вас не узнаю.

Дантон. Это Робеспьер меня покусал. Он всё время подстраховывается.

Фабр. Ну… попробуйте задобрить Камиля.

Дантон. О. А это идея. Когда Камиль опять влипнет в неприятности, Робеспьеру придётся его защищать. И он тем самым свяжет себя по рукам и ногам. Сам.

***
Фабр (в сторону четвёртой стены). Раз уж мне отсыпали монолог, вы от меня никуда не денетесь. Хоть что-то в этом есть хорошее. Так что слушайте. Я пошёл на подлог не ради денег. Мне было интересно, насколько высокую цену будут готовы заплатить за моё покровительство, хоть я и понимал, что платить будут не за мою гениальную - ха-ха! - финансовую чуйку, а за то, что я - человек Дантона. И я преступил закон совсем чуточку! Но этого хватило, чтобы я и Дантон с Камилем оказались по разные стороны. Потому что они-то его не преступали… ну или умудрились не спалиться. Вадье меня раскусит, я не льщу себе, но ему нужен Дантон. А Робеспьеру нужны заговоры. Не может же он столько времени лелеять свою паранойю впустую! Я всего-то пытался отвести подозрение от себя и нечаянно придумал очень правдоподобный заговор… Такой правдоподобный, что я в него сам начинаю верить. Мне уже хочется, чтобы меня наконец-то арестовали - кто бы знал, как мне надоело бояться! Только ведь им меня одного достаточно не будет. Лишь бы Дантон начал действовать! На государственный переворот одна надежда. Нет, не ради одного меня, я человек маленький. Ради всех нас. (Надрывно кашляет.)

***

Дантон. Шометт - идиот. Из-за него мы каждый день в Конвенте только и делаем, что выслушиваем священников, отрекающихся от веры, и они всё не кончаются. Эти антиклерикальные песни и пляски у меня уже вот где!

Демулен. Тут без вас санкюлоты приносили череп. Сказали, что это череп святого Дионисия, один из восемнадцати. Хоть и из восемнадцати, а я бы взял. Сен-Жюсту показать.

Луиза. А я не знала, что гражданин Робеспьер - верующий человек!

Дантон. Не в том смысле, но гонения на верующих ему не по душе. Впрочем, ему бы явно хотелось стать папой римским. В масштабах отдельно взятой республики.

Демулен. Как мелко! Он явно метит выше.

Дантон. Но не может же человек стать Господом Богом!

Демулен. Не скажите. Одному еврейскому мальчику это таки удалось. Робеспьер теперь говорит не о Боге, а о Верховном Существе. Думаю, мы все знаем, кого он имеет в виду.

Луиза изготавливается упасть в обморок, но Дантон показывает ей «обожди».

Дантон. Смотрите, вы дошутитесь! Сен-Жюст уже предлагает арестовывать за анекдоты о главах правительства!

Демулен. Представляю, какое наказание он придумает за анекдоты о нём, красивом! Тут одной гильотины явно будет недостаточно!

Робеспьер (в Якобинском клубе). Вы обвиняете Дантона в том, что он сбежал в Швейцарию с награбленным, что хотел усадить на трон Людовика Семнадцатого и стать регентом при нём. Действительно, мы с ним не во всём сходились. Действительно, он поздно заподозрил Дюмурье и не проявил должной твёрдости в деле бриссотинской шайки. Но он всегда верно служил Республике. Хотите судить Дантона - судите и меня. Пусть встанут те, кто считает себя большим патриотом, чем мы с ним!

Никто, разумеется, не встаёт.

Фукье (Люсили). Здравствуйте, кузина. Я к вам на минутку. Тут такое дело… (В сторону.) Кузен Камиль отхватил трофей не по себе. Она для него слишком хороша.

Люсиль. Что случилось? Неужели… (Хватается за горло.)

Фукье. Нет-нет, с вашим мужем всё в порядке. Вы помните такого Барнава? Который ещё был в заговоре с Антуанеттой?

Люсиль. Да.

Фукье. Барнав - всё. А Камиль, помнится, питал к этому предателю трогательную привязанность…

Люсиль. Не привязанность. Уважение. И взаимное.

Фукье. Предположим. Тем не менее, он посчитал нужным проститься с Барнавом и пришёл в Консьержери к моменту, когда того сажали в повозку. Я специально не слушал, о чём они говорили, но видел, что он убивался по нём сильнее, чем изменник того заслуживает.

Люсиль. Разве преступление сожалеть о смерти человека, которого знавал в лучшие времена?

Фукье. В любом случае передайте кузену Камилю, чтобы вёл себя осмотрительнее и не проявлял свою сентиментальность столь явно.

Люсиль. Это ещё почему?

Фукье. Потому что он компрометирует своих друзей. Если бы они собирались сменить курс, они бы заявили об этом от своего имени, я в этом уверен.

Люсиль. И заявят! (В сторону.) Ой, блин, кто меня за язык тянул?

Фукье. Вот как! Удивительно. Любое смягчение террора сейчас расколет Комитет общественного спасения, а это смерти подобно.

Люсиль. Комитет можно переизбрать!

Фукье. Вот, значит, каков план Дантона!

Люсиль. Для кого вы шпионите?

Фукье. Ни для кого. Я сам по себе мальчик. (Незримо присутствующий призрак Верньо пытается сделать фейспалм, однако рука нащупывает пустоту вместо головы.) Просто все заговоры рано или поздно пройдут через мои руки. Ну и Комитет сплотился лишь под угрозой заговора. Пока война, без него как без рук. А Дантон, говорят, хочет мира…

Люсиль. Как и Робеспьер.

Фукье. Но их в одну телегу впрячь не можно. Робеспьер потребует арестовать Лакруа и Фабра, Дантон не станет работать с Сен-Жюстом. И пойдёт-поедет. Пока кукушка хвалит петуха, а как они запоют, когда хвалить станет не за что?

Люсиль. Ну вы и оптимист, кузен.

Фукье. Профдеформация.

Люсиль. Так что вы, говорите, посоветовали бы моему мужу? Не то чтобы он собирался слушаться, просто интересно.

Фукье. Пусть делает то, что скажет Робеспьер. И не более того.

Люсиль (впервые задумавшись о том, что будет в худшем случае). Думаете, Робеспьер уцелеет?

Фукье. Я не мадемуазель Ленорман. У нас действует закон о подозрительных. С ним ничего предсказывать нельзя. Ну, я пошёл. Берегите себя. Я же берегу.

***

Демулен что-то увлечённо пишет при тусклом свете.

Люсиль (мужу). Глаза поломаешь!

Демулен. Уже поломал. Зато, смотри, первый номер уже укомплектован.

Люсиль. Так это будет газета?

Демулен. Ну как газета - скорее серия памфлетов. Я отобью клевету на Дантона и подготовлю почву к тому, чтобы призывать к милосердию.

Люсиль. И ты на это осмелишься?

Демулен. Ну конечно. Если меня прикроют Дантон и Робеспьер.

Люсиль. Если. Твой кузен со мной вёл странные разговоры. И он тоже не уверен, что они договорятся.

Демулен. Ещё как. Робеспьер, как всегда, осторожничает, но мы его подтолкнём.

Люсиль. А что там было за недоразумение с Барнавом?

Демулен. Какое недоразумение? Я просто сказал ему, прощаясь, что его осудили несправедливо.

Люсиль (в сторону). Это было благородно со стороны кузена Антуана - не услышать этого. (Мужу.) А что сказал Макс?

Демулен (беспечно). Думаю, он меня понял. Да и какое ему, в конце концов, дело?

Луиза, скучая в одиночестве без мужа и детей, просиживает юбки у Демуленов. Люсиль пишет письмо, Луиза терзает пыльную-пыльную гитару.

Луиза (переставляя аккорды с минутной задержкой). …В лужах разле… таются пти… пти… птицы с облаками… Не, это не моё.

Люсиль. Я же тебе говорила, начинай с «Демобилизации». Там три аккорда, и все без баррэ.

Луиза. Не три-и! Четы-ыре!

Люсиль. Правда, что ли? Как хорошо, что я забросила музыку, и меня это больше не волнует!

Луиза. А кому вы пишете?

Люсиль. Гражданину Фрерону. Это старый друг нашей семьи.

Луиза (в сторону). Теперь это так называется! (Люсили.) Вы его очень любите?

Люсиль (усмехаясь). Когда он тут не маячит - очень.

Луиза. Вы выйдете за него, если овдовеете?

Люсиль. Он женат.

Луиза. Разведётся. Ну или тоже овдовеет. Кругом столько болезней!

Люсиль. В первый год брака я тоже всего боялась. Привыкнешь.

Луиза. Но вы же не будете в случае чего долго ходить вдовой?

Люсиль. Кто тебе сказал?

Луиза. Вашему мужу бы это не понравилось.

Люсиль. С чего ты взяла? Он такой эгоист!

Луиза. Если вы умрёте, он женится снова.

Люсиль. Это точно подмечено. Если, конечно, умрёт и мой отец.

Луиза. Ну так и у вас наверняка кто-то есть на примете.

Люсиль. Что-то никого не припомню. (Мстительно.) Ну разве что кроме Жоржа.

Входит Демулен с кипой бумаг, садится на пол. Люсиль принимается читать.

Люсиль. Дорогой, это шедевр! Пешы исчо!

Демулен. Хочешь тоже прочесть, Луиза? Я тут хорошо написал о твоём муже.

Луиза. Хочу. Но он мне запрещает интересоваться политикой.

Демулен (ворчит). Он бы тебе не запрещал, если бы ты проявила сознательность и меньше врубала своё радио «Рояль-FM»!

Люсиль. Перерастёт ещё. Оставь ребёнка в покое.

Робеспьер (входит). Как дела, гражданка Дантон? (Берёт на руки Ораса.) Как дела, крестник?

Демулен. Лучше не спрашивайте. Иначе услышите в ответ речь в стиле Неккера - такую же длинную и невнятную.

Робеспьер. Но он совсем не похож на банкира. Будет гордостью Парижской коллегии адвокатов, ведь правда?

Демулен. Не-не. Поэтом. Будет жить в деревне в своё удовольствие.

Робеспьер. Может быть. Вряд ли зануда-крёстный сможет удержать его на верном пути. (Отдаёт Ораса отцу и садится в кресло.) Когда будут готовы гранки, пусть их сразу пришлют мне. Я бы и в рукописи прочёл, но ваш почерк слишком креативен для меня.

Демулен. Только не трогайте мою авторскую пунктуацию!

Робеспьер. Пунктуация меня не волнует. Только содержание.

Демулен. А, ну теперь понятно, почему вас обошли призом Тулузской академии.

Робеспьер. Когда второй выпуск?

Демулен. По плану - через пять дней, потом на прежнее Рождество и так далее.

Робеспьер. Только не забывайте показывать мне. Я боюсь, что вы мне что-нибудь припишете такое, чего я не говорил.

Демулен. Это когда я вам что-нибудь приписывал?

Робеспьер. Водится за вами такое, не отнекивайтесь. Как назовёте?

Демулен. Думал, что-нибудь вроде «Старого пионера»… тьфу ты, «Старого кордельера». Нас так Дантон назвал.

Робеспьер. Очень хорошо. Заодно и этих «новых кордельеров», которыми себя считают эбертисты, подковырнём. Они только и умеют, что критиковать. А старая гвардия умела сражаться. Тогда это не считалось героизмом, правда.

Луиза. Это в те дни вас называли Свечой Арраса?

Робеспьер. Вы так говорите - «те дни», - будто речь о правлении Людовика XIV! Но Жорж ведь рассказывал вам о прошлом?

Луиза. Да. Сама-то я ничего не знаю. Живу в лесу, молюсь колесу.

Демулен (жене, тихо). Придушить её сейчас, или это ещё пока забавно?

Робеспьер (Луизе). Да, называли, чтобы подчеркнуть моё ничтожество рядом с Мирабо - Светочем Прованса.

Луиза (хлопая глазами). А почему вы тогда называете те дни героическими?

Робеспьер. А почему героями называют тех, кому удалось встряхнуть старый мир, как вы думаете?

Луиза (хлопая глазами ещё сильнее). Наверное, потому что так пишут в книгах.

Робеспьер (удерживая себя от фейспалма). Вы бы их хоть открывали иногда…

Демулен. Она замужняя дама. Её учить поздно. Поезд ушёл. (Уворачивается от незримого тапочка мадам Дюпле.)

Робеспьер (Демулену). Вернёмся к важному. Камиль, будьте осторожны. Нельзя уменьшать власть Революционного трибунала. Чуть что на фронте пойдёт не так, народ опять пойдёт вершить самосуд. А сильной армии нужно сильное правительство. Силой можно опрокинуть трон, но спасти республику - только благоразумием.

Демулен (в сторону). Вы прослушали краткое содержание следующей речи Максимильена Робеспьера.

Робеспьер уходит.

Демулен (Луизе). Ну что, тебе хотя бы стыдно? Если нет, иди домой и скажи мужу, чтобы дал тебе ремня. О, а вот и он. Лёгок на помине.

Дантон (Луизе). А, вот ты где. (Демулену.) Я разминулся с нашим другом?

Демулен. А разве вы не ждали за дверью, пока он уйдёт?

Дантон. Нам с ним лучше сотрудничать на расстоянии. Что у вас с лицом, Камиль?

Демулен. Он опять меня призывал к осторожности. То есть не делать того, чего бы он не сделал сам. А чего он не сделал бы - не говорит.

Оба Демулена сидят на полу перед Дантоном и глядят на него несколько подобострастно. Между ними троими зигзагами бегает Орас.

Луиза (в сторону). Счастливая шведская семья. Тьфу. Тут ещё всех её любовников не хватает для полноты картины.

Демулен. В общем, Макс не любит, когда его загоняют в угол, но тут мы его не будем спрашивать. Я готов рискнуть.

***

Первый номер «Старого кордельера» (выходит).

Фабр. Ну, чтоб не последний! (Поднимает бокал и заходится кашлем.)

Демулен (нарочито скромным тоном). Я не думал, что мой памфлет примут так хорошо. Как будто люди его ждали.

Филиппо. Ваш памфлет прекрасен! Вы умеете достучаться до сердец!

Демулен (в сторону). Наконец кто-то это заметил! Я - за чистоту и ясность слова! Где Эбер - и где я!.. Стоп. Филиппо. Это ещё кто такой? И что он делает у Дантона?

Филиппо. Кстати, а вы слышали, что де Сада арестовали?

Очередное заседание Комитета общественного спасения.

Робеспьер. А, Филиппо! Этот правдоруб, который всё критикует наши методы ведения войны и намекает, что кому-то в Комитете её затягивание на руку.

Голос с места. Он много времени проводит с Дантоном и Демуленом. Это так, вам на заметку.

Робеспьер. Хм, почему тогда Камиль не взял этот тезис себе на вооружение? Даже удивительно.

Тот же голос. Вы что, сомневаетесь в добросовестности ваших коллег?

Робеспьер. Да. Не ожидали? Впрочем, это не главное. Главное - сохранить комитет работоспособным. С мест приходят такие сообщения, что ахнешь. Колло устроил в Лионе настоящую Хатынь…

Мадам Дюпле (незримо присутствующая в сцене). Сыночек! Не хулигань!

Робеспьер (продолжает меланхоличным тоном). Дорвался человек до спецэффектов. Как будто ему их в театре не хватало. Четыре года революции, а люди всё так же алчны, эгоистичны и равнодушны к страданиям других… Интересно, а что поделывает Дантон? Не он ли водит рукой Филиппо?

Тот же голос. Так давайте заткнём Филиппо, и дело с концом.

Робеспьер. Не торопитесь. Раз Филиппо нападает на Эбера, позволим Эберу в кои-то веки оказать нам услугу и заткнуть его самостоятельно.

Свежим декретом Конвент учреждает надзор Комитета общественного спасения практически над всеми органами власти. Сен-Жюст и напомнил бы коллегам, что в сутках лишь двадцать четыре часа, хотя бы четыре из которых, так и быть, нужно спать, но в момент слушания он гоняет по Эльзасу дезертиров, мародёров и вороватых снабженцев, поэтому декрет принимается с гиканьем и свистом.

Демулен (в сторону). Ах, оставьте аплодисменты. Этот третий выпуск написал бы любой, кто в коллеже читал Тацита - про правление Тиберия. Я де Саду сказал, что у нас всё то же самое, проверил - так и есть. Так что будем считать, что я просто вольно перевёл кусок из «Анналов». Очень вольно. А Робеспьер уж вспомнит оригинал, когда прочтёт. Я ему специально не стал показывать. Пусть задумается, что он, конечно, не Тиберий, но пока рядом маячит Сен-Жюст, всё возможно. (Назидательно поднимает палец.)

Робеспьер (Демулену). Вы меня обманули.

Демулен. Зато обманул ловко. Если бы всё, что я написал, не было так актуально, памфлет бы прошёл незамеченным.

Робеспьер. И особенно это актуально для европейских держав. Ждите благодарностей от Питта, Екатерины и эмигрантов. Вы им преподнесли роскошный подарок.

Демулен (капризно). Я замёрз.

Робеспьер. Пока не договорим - будем мёрзнуть здесь. Под крышей нас могут подслушать.

Демулен. Вы одержимы своими заговорами!

Робеспьер. Я одержим только желанием служить стране!

Демулен. Тогда остановите террор! Только вы это можете сделать.

Робеспьер. То есть вы требуете, чтобы я развалил правительство и погубил Комитет?

Демулен. Зачем? Просто выкиньте Колло и Бийо.

Робеспьер. Не могу. Это наша часть сделки с левыми.

Демулен. Ах да, я забыл, что мы теперь не левые. Вернее, левые теперь - не мы.

Робеспьер. Вы хотите мятежа?

Демулен. Да, чёрт возьми, да! Если он нужен - да! Давайте покончим со всем этим раз и навсегда!

Робеспьер. Так вот чего хочет Дантон! Ещё больше насилия!

Демулен. А то, что творится на площади Революции, - не насилие?

Робеспьер. Лучше жертвовать аристократами, чем друг другом! Я сохраняю верность революции и тем, кто её совершил, а вы порочите её перед всей Европой!

Демулен. Как будто это вас оправдывает! Ради чего мы совершали революцию? Чтобы освободиться от тирании! Вы должны были бороться со злом, а не примыкать к нему!

Робеспьер (тихо). Вы совершенно правы. Но я не знаю, что делать. Пойдёмте домой.

Демулен. Вы же говорили, что нас под крышей могут подслушивать!

Робеспьер. А говорить больше не о чем. Вы уже всё сказали.

Эбер от лица Папаши Дюшена с удовольствием измывается над новой риторикой Фонарного Прокурора. Эро де Сешель, вернувшийся из Эльзаса и обнаруживший, что с ним теперь никто не хочет общаться, таскается за повозками с приговорёнными и представляет себя на их месте. Тем временем республиканские войска берут Тулон и добивают остатки повстанцев в Вандее.

Элеонора (обнаружив в пустой тёмной комнате Робеспьера). Ты что сидишь в темноте? Тебе разве не надо в Комитет? (Молчание.) Давай я свет зажгу. (Молчание.) Скажи что-нибудь, не молчи, пожалуйста! (Кладёт руку ему на плечо.)

Робеспьер (вздрагивает). Не трогай меня.

Элеонора. Ну что я опять сделала не так?

Вновь молчание. Элеонора принимается разводить огонь в камине.

Робеспьер. Мне не нужен свет.

Элеонора (продолжая разжигать камин). Тебе ничего никогда не нужно. Плавали, знаем, магнитик привезли.

Робеспьер. Отойди от камина. Ты не служанка.

Элеонора. Неужели? Ах да, со служанкой ты бы разговаривал вежливее.

Робеспьер (понимая, что без объяснений не отделается от неё). Пять дней назад я предложил Конвенту учредить Комитет правосудия, чтобы он проверял вердикты трибунала и изучал дела подозрительных. И вот что я читаю в «Старом кордельере». Смотри сама.

Элеонора. Здесь темно. (Зажигает свечи.) У тебя красные глаза. Ты плакал? Из-за критики в газете? Я думала, ты выше этого.

Робеспьер. Это не критика. Меня назвали по имени. Читай здесь. Семьдесят пять бриссотинцев сейчас под арестом - а не в могиле, потому что за их жизни костьми ложился я, но Камилю и этого мало. Читай.

Элеонора (вслух). «Робеспьер, ты был моим школьным товарищем, ты помнишь, чему нас учили: любовь сильнее и прочнее, чем страх. Ты подошёл очень близко к этой идее: ты предложил учредить Комитет правосудия. Хотя с каких это пор милосердие считается преступлением перед республикой?»

Робеспьер. Каков слог! Всё ясно и просто. Раньше у него был совсем другой стиль. Читай дальше.

Элеонора. «Посмотрите, кого вы держите за решёткой: женщин, стариков, исходящих желчью эготистов, обломки революции. Вы действительно полагаете, что они представляют опасность? Единственные враги, оставшиеся в ваших рядах, - это те, кто по слабости или трусости не может сражаться. Храбрые и сильные эмигрировали либо пали в Лионе и Ванде. Оставшиеся не заслуживают вашего внимания. Поверьте, ничто так не укрепит свободу и не поставит Европу на колени, как учреждение Комитета милосердия». Дантон пытается руководить тобой через Камиля. Это ясно как дважды два.

Робеспьер. Боже мой, что с нами стало! В детстве я обещал Камилю, что никогда не дам его в обиду…

Элеонора. Но вы уже не дети. И он привязан уже не к тебе, а к Дантону.

Робеспьер. Дантон мне не враг. Он патриот, и доказал это. Но весь последний месяц он только и говорит речи, а в горнило бросил моего бедного Камиля.

Элеонора. Не сердись, это делу не поможет. (Пробегает глазами следующие строчки.) Он намекает, что комитет злоупотребляет властью. Дантон уже видит себя главой альтернативного правительства?

Робеспьер. Да. Хуже того, он уже предлагал мне пост в нём. И предложит снова, к Ленорман не ходи.

Элеонора. Ну конечно. Им нужно прикрыться твоим добрым именем.

Робеспьер. Знаешь, чего я хочу? Чтобы Марат воскрес. Камиль бы прислушался хотя бы к нему.

Элеонора (читает дальше). Какая ересь! Его исключат из Якобинского клуба.

Робеспьер. Через мой труп.

Элеонора. Что?

Робеспьер. Я же сказал: через мой труп.

Элеонора. Они же тебя проклянут! Думаешь, ты сможешь его спасти?

Робеспьер. Да я жизнь за него отдать готов! Но долг перед народом мне этого не позволит.

Элеонора. Ты прав. Ты должен остаться в живых и при власти.

Робеспьер. Шутка сказать. Колло вернулся из Лиона в ореоле славы, оставив там целые поля свежих могил. И это он считает, что настоящий террор ещё не начинался.

Элеонора. Да при чём здесь Колло, когда речь о Демулене! Сен-Жюст вернётся на следующей неделе. Он скидок на вашу дружбу делать не будет и не примет оправданий.

Робеспьер. А Камиль и не будет оправдываться. Он сильнее, чем ты думаешь. Потому-то он и поднял толпу на Бастилию. Никто другой из нас не смог бы.

Элеонора. Ты пойдёшь к нему?

Робеспьер. Сейчас не пойду. Они с Дантоном наверняка празднуют.

Элеонора. Имеют право - Рождество как-никак.

«Старые» кордельеры, разумеется, отмечают никакое не Рождество, а очень даже оглушительный успех памфлета.

Дантон. Камиль, что вы творите! У Конвента уже собралась толпа, требует срочно учредить Комитет милосердия! И допечатать тираж! И проду! Я такого с двенадцатого июля не видел!

Демулен. И всё-таки зря я Робеспьера не предупредил о содержании…

Дантон (широким жестом подгулявшего купца). Волоките этого постника сюда! Пора его напоить и притормозить революцию. Люди устали от убийств.

Демулен. Но вы не забывайте, что в этом месяце будет переизбран комитет. И вы в него должны войти.

Дантон. Давайте дождёмся следующего месяца. Пусть люди сами придут к выводу, что перемены были необходимы. Ну чего вы такой кислый? Это самый впечатляющий ваш успех! Я вам приказываю быть счастливым!

Прибывают тесть и тёща Демулена.

Клод Дюплесси (зятю). Раньше мне некогда было, а теперь я вас поздравить хочу. Это был очень смелый поступок.

Демулен. Вы думаете, теперь мне захотят отрубить голову?

Где-то на Земле в этот миг рождается будущий полицейский, о чём в гостиной Демуленов не знают - но замолкают как по команде.

лод. Камиль, кто может желать вам зла?

Демулен. Вам списком или поимённо? Над Бийо я насмехался, Сен-Жюста не поддерживал в стремлении стать вождём, вытащил из тюрьмы Дийона и тем самым прищемил хвосты многим якобинцам. А, да, ещё в обморок упал на процессе Бриссо. И с Барнавом попрощался. Кругом виноват.

Клод. Робеспьер вас защитит.

Демулен. Уже защищал. Говорил, что знает меня с десяти лет, что я всегда был таким внезапным и противоречивым - что, мол, с меня взять. Клуб был тронут, потому что Робеспьер позволил заглянуть в свою частную жизнь. Доказал, что он тоже человек из плоти и крови. Ну хотя бы наполовину.

лод. Наполовину? Вы это к чему?

Демулен. О, я окончательно утвердился во мнении, что он и есть Иисус Христос. Он даже позволил плотнику себя усыновить. Интересно, что он сделает, когда они потребуют моего исключения?

Дантон. Отставить панику. Я вас отобью. Ваши памфлеты сделали своё дело. Теперь не злите Робеспьера лишний раз. Отсидитесь. Через два месяца вся умеренная оппозиция соберётся вокруг меня.

Демулен. Во-во. Эти два месяца надо ещё пережить.

Дантон. Вы сомневаетесь, что я защищу вас?

Демулен. Нет! Меня задолбало челночить между вами и Робеспьером и угождать то одному, то другому! С меня хватит быть слугой двух господ!

Дантон. В таком случае вы нам в будущем можете и не пригодиться.

Идею Комитета правосудия зарезает Бийо-Варенн, чьё дело вообще-то сторона, но принцип есть принцип. Робеспьер мается всю ночь без сна, предаваясь мрачным размышлениям. Наутро к нему пытается прорваться Демулен, но натыкается на глубоко эшелонированную линию обороны дома Дюпле и авангард в лице Элеоноры.

Демулен. Я могу подняться?

Элеонора. Его нет дома.

Демулен. Вы же знаете, что он дома.

Элеонора. Хорошо, он занят.

Демулен. Вам велено не впускать никого или только меня?

Элеонора. Послушайте, он взял паузу на подумать. Не спал всю прошлую ночь. Я волнуюсь за него.

Демулен. Он на меня сердится?

Элеонора. Не сердится. Он потрясён. Потрясён тем, что вы публично свалили ответственность за всё насилие на него одного.

Демулен. Ну я же ему говорил, что оставляю за собой право заявить, что страна превращается в тиранию! Как ещё я должен был к нему обратиться?

Элеонора. И сами подставились под удар! Вот что его беспокоит!

Демулен. Ну поднимитесь к нему. Скажите, что я здесь.

Элеонора. Даже пробовать не буду. Он не захочет вас видеть.

Демулен. А вы попробуйте.

Элеонора, сдавшись, поднимается и стучится в комнату Робеспьера.

Элеонора. Пришёл Камиль. (Шорох, скрип стула, дальше тишина.) Он внизу, и он настаивает.

Робеспьер (приоткрывает дверь). Я же говорил тебе не пускать его. Почему ты меня не слушаешься?

Элеонора. Я скажу ему. Только его же такой ответ не устроит.

Робеспьер. А чего он ещё ожидал?

Элеонора. Он прекрасно знает, что ты будешь его защищать несмотря ни на что. Рискнёшь своей репутацией, принципами, всем на свете. Но защитишь. Потому что он же Камиль.

Робеспьер. Это неправда, а ты просто ревнуешь. Его надо заставить понять, что это не так. Задуматься. (Слегка дрожащим голосом.) Скажи, как он выглядит?

Элеонора (смахнув слезинку). Как обычно.

Робеспьер. Он не показался тебе нездоровым?

Элеонора. Нет, не показался.

Робеспьер. О господи! (Закрывает дверь.)

Элеонора (Демулену). Я же вам говорила, он не хочет вас видеть.

Демулен. И, конечно же, говорит, что это ради моего же блага?

Элеонора. Вы, воспользовавшись его дружбой, заставили его поддержать политику, с которой он не согласен. Надо полагать, что он вас видеть после этого не захочет!

Демулен. Погодите, как не согласен? С каких пор?

Элеонора. Наверное, с тех пор, как его прокатили с Комитетом правосудия. Я мало что смыслю в политике, а он мне ничего не рассказывает. Думайте сами.

Демулен. Хорошо. Проживу без его одобрения. Прощайте. Вы меня больше не увидите.

Элеонора (в сторону). Он что, стреляться пошёл? (Демулену.) Стойте! Куда вы?

Демулен (неожиданно оборачивается к Элеоноре, сгребает её в охапку и страстно целует). Бедочка. (Отталкивает её.)

Элеонора (блаженно стекая по стеночке). Камиль… Я вас хочу!

Демулен (мстительно). Перебьётесь. Не для вас розочка цвела! (Уходит.)

Элеонора (ошалело). Ах, какой был мужчина!

Алла Борисовна (на всякий случай *, а то мало ли). Ну наста-аящий па-алковник!

***

Эро. Спасибо, что пришли, но, право, не стоило. А то это выглядит как благотворительность. Кстати, Сен-Жюст вернулся. Может, обождёте дразнить Эбера?

Демулен. Но мой памфлет почти готов! Я избавлю публику от Эбера, даже если это будет последнее, что я сделаю в этой жизни.

Эро. Я знаю, у вас +5 к неуязвимости, но Робеспьер не любит поражений.

Демулен. Зато он добрый! Он простит! Там, где прямо не пролезем, мы пройдём бочком.

Эро. Вы зря так думаете. Для него это больше, чем неудача - удар по авторитету. А его власть только на авторитете и держится. Если он потерпел поражение однажды, почему бы этому не случиться ещё раз?

Демулен. Вы зачем меня пугаете?

Эро. Просто так. Вы пугаетесь смешно. Если серьёзно, я не понимаю, чего ради вы играете на его привязанности. Робеспьер всегда заявлял, что патриот должен поступаться личным.

Демулен. Слова, слова, слова!

Эро. Камиль, ну правда, зачем вы дразните гусей? Вам внимания публики не хватает?

Демулен (оскорблённо). Я похож на популиста? Нет, я устал видеть вокруг несправедливость, неблагодарность и зло!

Эро (в сторону). Отличная была бы эпитафия. (Демулену.) Как бы там ни было, передайте Дантону, что я полностью поддерживаю кампанию за милосердие.

Демулен. Не передам. Мы погавкались.

Эро. Камиль, вы что творите? И из-за чего вы поссорились? Держу пари, что из-за какой-то мелочи.

Демулен (обиженным тоном). Всё, что я делаю, - какая-то мелочь. (Отбрасывает волосы со лба.) Хотите передать ему что-то ещё?

Эро. Только то, что он напрасно тянет время.

Демулен. Боитесь, что не успеете воспользоваться плодами политики милосердия?

Эро. Не я один. Каждый день кто-то не успевает.

Демулен. Но не зря же он медлит. У него точно есть какой-то план, только я не знаю, какой. Я не могу понять Жоржа до конца. И никто не может.

Эро. Вы говорите как Робеспьер.

Демулен. Да, я понахватался от него. Мы с ним давно знакомы. Только на это мне и остаётся рассчитывать.

Эро. Мне из Комитета написали, но неофициально. Меня обвиняют в том, что я передал австрийцам наши военные секреты. Вот-вот соберут доказательства - ха-ха! - и передадут их в суд. Это всё Сен-Жюст. Он меня ещё в Эльзасе подсидеть пытался. Мне в одиночку его не одолеть.

Сен-Жюст (незримо присутствующий в сцене). Даже с учётом того, что вы меня и правда бесите, мне было чем заняться в Эльзасе, кроме как козни против вас строить. А вам, похоже, нет.

Демулен. В наше время происхождение из бывших - это клеймо на всю жизнь.

Эро. Да. Но с этим я ничего поделать не могу. Я подам в отставку, так Дантону и передайте.

Тем временем зримо Сен-Жюст присутствует рядом с Робеспьером, и он взбешён.

Сен-Жюст. Кто платит Демулену? С чьего голоса он поёт?

Робеспьер. Нет, вы не понимаете. Он всегда был неуравновешенным, впечатлительным… Его так потрясли последние события…

Сен-Жюст. А он хороший актёр, если умудрился запудрить вам мозги. Но взгляните правде в глаза. Как ни крути, он - контра!

Робеспьер. Не забывайте, что он призвал народ к оружию в восемьдесят девятом, когда вас тут и близко не было.

Сен-Жюст. Какой восемьдесят девятый? У нас сейчас второй год Республики.

Робеспьер. Так или иначе, вы его не вправе судить. Вы его совсем не знаете.

Сен-Жюст. Лучше, чем вы думаете. Он много лет не знал, куда себя деть, пока не научился продавать своё перо любому, кто заплатит больше. В этом у них с Дантоном много общего.

Робеспьер. Не понимаю, что здесь общего с призывами к милосердию.

Сен-Жюст. Не понимаете? Тогда почему его в последнее время принимают с распростёртыми в любых аристократических салонах? Почему жена Богарне пишет ему благодарственные письма? Почему после выхода его памфлетов опять начались гражданские беспорядки?

Робеспьер. Никаких беспорядков. Только просители в Конвенте. Это законно.

Сен-Жюст. И все с его именем на устах! Он герой дня.

Робеспьер. Не в первый раз.

Сен-Жюст. Его тщеславие очень легко использовать с целью заговора против республики.

Робеспьер. Вы с ума сошли? Камиль ничего не замышляет.

Сен-Жюст. Дантон замышляет. Как уже до этого замышлял - с герцогом Орлеанским, Мирабо, Бриссо, Дюмурье, двором, Англией, нашими врагами за границей…

Робеспьер. …а также с самим Катилиной. Вы с ума не сошли, чтобы такими обвинениями бросаться?

Сен-Жюст. Вы порвёте с ним? Поставим его перед Трибуналом, и пусть объясняется.

Робеспьер (вздыхает). Пойдём простым логическим ходом. Дантон сотрудничал с Мирабо? Да. Мирабо впоследствии утратил доверие? Утратил. Дантон сотрудничал с ним после этого? Нет, в те времена, когда Мирабо ещё называли патриотом. Вы не можете судить Дантона за прошлые проступки.

Сен-Жюст. Я знаю, вы не разделяли всеобщего заблуждения насчёт Рикетти. Почему тогда не предупредили Дантона?

Робеспьер. Он бы меня не послушал. И, повторюсь, это не преступление.

Сен-Жюст. Не ненавидеть врагов революции - это действительно ещё не преступление, но и уже не просто беспечность. К тому же здесь опять замешаны деньги. Не будете же вы спорить, что для Дантона золото всегда было мерилом его патриотизма. Где драгоценности короны?

Робеспьер. Их Ролан проворонил.

Сен-Жюст. А теперь он мёртв. Как удобно. По-моему, только слепой не увидит здесь заговора. Ну и вы, потому что вы отказываетесь видеть его здесь. Все разговоры о милосердии нужны лишь для того, чтобы у патриотов появился повод для разногласий. А тут ещё и Филиппо нападает на Комитет - очень кстати, вы не находите? Он точно участвует в заговоре Дантона! Будьте уверены, в следующем памфлете они накинутся на Эбера, потому что он им дорогу к власти загораживает. А ещё у них есть Вестерманн и Дийон, так что смотрите не проглядите военный переворот…

Робеспьер. Дантон - патриот. Докажите мне обратное.

Сен-Жюст. Какие вам ещё доказательства нужны? Ах да, я ещё заговор с Лафайетом упомянуть забыл.

Робеспьер. А это можно вменить в вину почти каждому!

Смотрят друг на друга. Поняв, что ни один, ни другой в заговоре с Лафайетом замешан не был, медленно поворачиваются в сторону четвёртой стены.

Читатель (роняя книгу). Свят-свят-свят!