Не так давно, во время очередного просмотра семейного фотоархива, мне пришла в голову мысль отсканировать флотские фото моего деда. Заодно поспрашивать его о сослуживцах и о воспоминаниях, связанных с фотографиями.
На особую "геройскость" деда не претендую, просто хотел бы поделиться некоторыми воспоминаниями о службе на флоте в военное и послевоенное время, о его сослуживцах - среди которых, кстати, были и настоящие герои.
Дед мой, Николай Васильевич, был в 1944 году призван в ряды РККФ. После прохождения учебы в Кронштадте по специальности химик, он был направлен для прохождения службы на гвардейский э/м "Стойкий", переименованный к тому моменту в "Вице-адмирал Дрозд" в честь погибшего - провалившегося под лед на штабной машине - адмирала.
Когда деда забирали в армию, дед - прошедший еще ПМВ - в качестве напутствия сказал ему, чтобы возвращался либо целым, либо чтобы сразу... лишь бы не остаться калекой. А комиссованный по ранению сосед посоветовал: главное не лезть в офицеры. Ведь в общей солдатской массе не так страшно, а офицеру первым из окопа подниматься...
Но деду повезло, и его направили на Балтийский флот. Блокада Ленинграда уже была снята, и эшелон на всех парах несся в колыбель трех революций. На одном из перегонов кто-то у окна вагона крикнул: "Ребята! Убитые!" Народ сразу ринулся к дверям теплушки: невдалеке от насыпи, на поле, то тут , то там торчали серые бугорки шинелей - следы недавних боев.
В Ленинграде шумная толпа призывников первым делом стала избавляться от тонн продуктов, нагруженных в их рюкзаки заботливыми матерями, сестрами и женами. Продукты продавали ленинградцам или меняли на какую-то полезную в хозяйстве мелочь. Дед до сих пор помнит лица горожан, переживших блокаду (хотя видел он их и в 42-м, когда в их село на Рязанщине заходили беженцы из блокадного города) - землисто-серые, болезненные, будто бы поросшие мхом.
Это самая первая "морская" фотография деда. На обороте подпись: "20.11.1944 г. Кронштадт". Фото было сделано в учебном отряде - сразу после того, как деда и других сельских парней-призывников переодели в новенькие морские форменки.
Здесь дед одет в "форму три": темно-синяя "фланелевка" (сейчас ее кличут "фланкой", тогда же - не ленились и называли несколько длиннее), бескозырка без белого чехла, черные брюки.
Дедушка сегодня смотрит на фото с улыбкой: отмечает, что вытаскивать ленточки бескозырки из-за спины на плечо (как на фото) считалось среди моряков моветоном ("Нечего им торчать, как хвост!" - говорит дед).
К сожалению, фото достаточно неважного качества. Хромает освещение и контрастность. Сделано примерно в тот же период - в конце 1944 года, в Кронштадте. Здесь уже налицо "форма пять": черная шинель и шапка-ушанка с поднятыми ушами (опущенные уши - это "форма шесть"). К слову сказать: до конца войны матросов заставляли закрашивать все блестящие металлические элементы униформы (пуговицы, пряжки) черной краской. В учебном отряде, да и вообще на базе флота за этим следили строго, но на борту корабля личный состав уже мог позволить себе определенные вольности.
Дед часто вспоминает о двух случаях периода учебы в Кронштадте.
Первый случай - это расстрел краснофлотцем Смирновым машины с помоями. Дело было так. Матросов учебного отряда часто ставили охранять склады горючего Балтфлота, представлявшие собой огромные подземные резервуары, полные мазута. На поверхности они выглядели просто как огромное поле с небольшими (размером с комнату) загородками из колючей проволоки. Посреди каждой находился чугунный люк в резервуар. Видимо, назначение этого огороженного пространства стало известно финнам, которые отправили по льду залива разведгруппу с целью уничтожить склады. Поскольку подобных прецедентов ранее не было, боьшинство часовых благополучно дремали. За что и поплатились жизнями. Единственный часовой не дал себя зарезать той ночью. Он не спал и сквозь темноту увидел приближающиеся фигуры. Окликнув их и не получив какого-либо внятного ответа, он открыл огонь. Финны испугались возможного прихода подкрепления и отошли. Но ошалевший часовой стрелял во все, что пыталось двигаться в ночной темноте. В итоге снимали с поста его утром с оркестром - для убедительности.
Этот случай произошел зимой 1943-1944 годов, и о нем постоянно говорили на всех инструктажах. И вот моему деду надо было в первый раз в жизни - осенью 1944 года (снега еще не было) заступать на пост - с вечера до полуночи. Всех новоиспеченных часовых охватывал некоторый мандраж: вдруг этой ночью все повторится? Никто не сомкнул глаз. Но вечер проходил спокойно. Перед самой сменой же дед увидел сквозь ночную тьму приближающуюся непонятную автомашину. Она подъехала к его посту, повернула и начала нагло сдавать назад прямо на часового. Дед несколько раз крикнул "Стой!", но машина (тьма была кромешная, дед не видел ни номера, ни кузова машины - только свет красных стоп-сигналов) продолжала упорно на него катиться. После чего он дослал патрон и выстрелил в корпус машины - как оказалось - в цистерну. Из которой полились фекальные массы. Тут же выскочил водитель, прыгнул под машину и из своего укрытия начал зычно ругаться матом. Прибежал начальни караула с разводящими.
Все оказалось банально: невдалеке находились огороды, где местное блокадное население выращивало овощи. И удобрялись эти огороды содержимым городских уборных, которое привозили автоцистернами. Только часовых-матросов как-то забыли предупредить о возможности появления машин с "удобрениями".
Однажды после очередной вылазки финских лыжников на Лисий нос их, обучающихся, резко подняли ночью по тревоге, построили, выдали теплые вещи, лыжи, оружие, боезапас, сухпай и приказали совершить марш-бросок по льду Финского залива на мыс Лисий нос. И вот это нестройное воинство, встав на лыжи, двинулось в путь. Сразу вырвались вперед бывшие спортсмены-лыжники и жители северных областей - словом те, что "родятся на лыжах". Дед уверенно шел в середине - на лыжах он часто хаживал, но до мастерства северян ему было далеко. Некоторые же матросы встали на лыжи впервые - им приходилось тяжело, и они кое-как плелись в конце.
Позже вслед за этой "грозной" колонной по льду пошел грузовик, собиравший по пути отставших и уставших краснофлотцев. Дойдя до Лисьего носа, моряки (самостоятельно дошло человек 10 - включая моего деда; остальные предпочли прибегнуть к услугам грузовика) передохнули... и получили приказ вернуться в Кронштадт - опять же своим ходом.
Дед до сих пор не может понять целей той вылазки - если бы на Лисьем носу были финны, им бы не составило труда перестрелять растянувшуюся череду необученных новобранцев. А если финнов не было, то зачем было нужно все это представление?
Еще одно фото из учебного отряда. Подпись: "Дедушке от внука Николая". Дедушка его, к слову сказать, участник Брусиловского прорыва, комиссован по ранению в грудь.
Обратите внимание - на ленточке написано просто "Краснознаменный Балтийский флот". В то время у членов экипажей кораблей еще писалось на лентах название корабля. Названия кораблей на ленточках отменили позже - в целях секретности. Поэтому мой взгляд часто цепляется к ленточкам на бескозырках современных реконструкторов, на которых чаще всего написано именно наименование флота, и почти нет названий кораблей.
Вообще с попаданием деда на корабль связана пара интересных моментов. Во-первых, его как отличника учебы хотели оставить в качестве инструктора, а в плавсостав препроводить его однофамильца и тезку - Смирнова Николая Васильевича. Разница была только в месте рождения - мой дед из Рязанской области, а его тезка-однофамилец - из Карело-Финской АССР. Но, как у нас это часто бывает, из-за путаницы в документах из учебки забрали именно моего деда. Он, кстати, не то что противился, а наоборот - был несказанно рад этому обстоятельству, поскольку совершенно не хотел "гнить" в учебке.
После же - когда его и ряд других выпускников учебки осматривал "купец" со "Стойкого" - деду тоже определенным образом повезло. Офицер должен был отобрать одного матроса-химика. Он задал вопрос: "Кто хочет попасть в гвардейский экипаж?" Естественно, подняли руки все. Кроме моего деда. Когда офицер спросил его, почему тот не поднял руку, дед ответил, что в любом случае всех выпускников на один корабль не возьмут, да и не все ли равно, где воевать - на гвардейском корабле или на обычном? Сейчас дед, конечно, признается, что не поднял он тогда руку специально, чтобы офицер его заметил. Но о службе сказал искреннее мнение - в бою все равно, гвардеец ты или нет. Так вот крестьянская хитрость помогла ему попасть в экипаж.
О корабле и экипаже - в следующем посте.