Разрыв 4.
Александра в нью-йоркской квартире *
Предыдущий фрагмент см. http://traveller2.livejournal.com/332156.html
Когда Уильям Стиммел узнал о масштабе голода в Поволжье (голодом было охвачено 37 губерний с населением в 90 миллионов человек, из которых голодало не менее 40 миллионов), он постарался связаться с Фешиным: написал письмо и отправил его с оказией. В письмо Стиммел вложил деньги, не знаю сколько. Фешин ответил через некоего Уоррена, одного из сотрудников ARA, который как раз возвращался домой. Позднее Фешин вспоминал:
"Я чувствовал, как день ото дня я бесполезно терял мою творческую энергию, поскольку искусство использовалось только в целях пропаганды. … Работа потеряла всякий здравый смысл, и многие впадали в невыносимую меланхолию. … В ответе мистеру Стиммелу я сообщил о моём желании уехать в Америку и просил его помочь в получении необходимых бумаг на въезд в США."
Поскольку США в то время не признавали советского правительства, Фешин мог выехать в Америку только через третью страну. Латвия почему-то оказалась наиболее удобным выбором. Уильям Стиммел вместе с коллекционером Джеком Хантером (в 1922 году в его коллекции было 14 произведений Фешина) взялись помочь. Хантер обратился к Стивену Портеру, председателю Комитета по иностранным делам. В результате, въездная виза была получена.
В 1922 году семья Фешиных переежает в Москву. Им потребовался год, чтобы получить разрешение на выезд в Ригу. Большой железный занавес начинал опускаться - на последующие 70 лет. Помог Фешиным его бывший студент Павел Александрович Радимов - первый председатель Ассоциации художников революционной России. В 1923 года семья Фешиных наконец выезжает в Ригу, а оттуда в Нью-Йорк, где их встретил А. Горсон, посланник Стиммела. Стиммел нашел Фешиным просторную квартиру сначала в Бронксе, а вскоре после этого в престижном районе на Манхеттене на 67 Street W. В манхеттенской квартире имелась специальная студия для живописи. Вики сообщает, что адаптация Фешина к американской жизни была быстрой. Стиммел представил его директору Института искусств в Чикаго и помог с организацией персональной выставки и изданием каталога работ с предисловием известного американского критика Кристиана Бринтона. Для Фешина организовали мастер-класс для профессионалов, хотя он не знал ни слова по-английски. Переводила Александра. Сначала она говорила только по-французски, но всего за пять месяцев выучила и английский.
Фешин в Нью-Йорке стал писать сразу же, особенно ему понравились чернокожие американки. Портрет чернoкожей натурщицы стал его первой американской работой. Работы Фешина раскупали как горячие пирожки.
Можно подумать, что расставание с родными берегами прошло у него так гладко, как это может быть только в сказке. Судьба была намного более благосклонна к нему, чем к миллионам его соотечественников, выброшенных буквально на улицу и слонявшихся как цыгане по зап. Европе без легальных документов. Только много позднее знаменитый полярный исследователь (и как сейчас сказали бы, правозащитник) Фритьоф Нансен убедил Лигу наций выдать послереволюционным российским беженцам в Европе так наз. нансеновские паспорта. (Я еще застал в Швейцарии старичка-часовщика с таким паспортом). Впрочем, все в мире относительно. Следующая волна беженцев из Германии (после 1933 г.) считала беженцев из России счастливчиками. Беженцы из Германии не получили никаких документов. Никто их не хотел у себя принять. Об этом отлично написано у Ремарка в "Возлюби ближнего своего".
Поэт-футурист Давид Бурлюк в Нью-Йорке *
Жизнь семьи Фешиных изменилась в одночасье, когда в 1924 году у него открылся туберкулез. До находки пенициллина Александром Флемингом оставалось 4 года. Все, что врачи могли предложить в 1924 году - переезд в сухой климат.
Предыдущий фрагмент см. http://traveller2.livejournal.com/332156.html
Когда Уильям Стиммел узнал о масштабе голода в Поволжье (голодом было охвачено 37 губерний с населением в 90 миллионов человек, из которых голодало не менее 40 миллионов), он постарался связаться с Фешиным: написал письмо и отправил его с оказией. В письмо Стиммел вложил деньги, не знаю сколько. Фешин ответил через некоего Уоррена, одного из сотрудников ARA, который как раз возвращался домой. Позднее Фешин вспоминал:
"Я чувствовал, как день ото дня я бесполезно терял мою творческую энергию, поскольку искусство использовалось только в целях пропаганды. … Работа потеряла всякий здравый смысл, и многие впадали в невыносимую меланхолию. … В ответе мистеру Стиммелу я сообщил о моём желании уехать в Америку и просил его помочь в получении необходимых бумаг на въезд в США."
Поскольку США в то время не признавали советского правительства, Фешин мог выехать в Америку только через третью страну. Латвия почему-то оказалась наиболее удобным выбором. Уильям Стиммел вместе с коллекционером Джеком Хантером (в 1922 году в его коллекции было 14 произведений Фешина) взялись помочь. Хантер обратился к Стивену Портеру, председателю Комитета по иностранным делам. В результате, въездная виза была получена.
В 1922 году семья Фешиных переежает в Москву. Им потребовался год, чтобы получить разрешение на выезд в Ригу. Большой железный занавес начинал опускаться - на последующие 70 лет. Помог Фешиным его бывший студент Павел Александрович Радимов - первый председатель Ассоциации художников революционной России. В 1923 года семья Фешиных наконец выезжает в Ригу, а оттуда в Нью-Йорк, где их встретил А. Горсон, посланник Стиммела. Стиммел нашел Фешиным просторную квартиру сначала в Бронксе, а вскоре после этого в престижном районе на Манхеттене на 67 Street W. В манхеттенской квартире имелась специальная студия для живописи. Вики сообщает, что адаптация Фешина к американской жизни была быстрой. Стиммел представил его директору Института искусств в Чикаго и помог с организацией персональной выставки и изданием каталога работ с предисловием известного американского критика Кристиана Бринтона. Для Фешина организовали мастер-класс для профессионалов, хотя он не знал ни слова по-английски. Переводила Александра. Сначала она говорила только по-французски, но всего за пять месяцев выучила и английский.
Фешин в Нью-Йорке стал писать сразу же, особенно ему понравились чернокожие американки. Портрет чернoкожей натурщицы стал его первой американской работой. Работы Фешина раскупали как горячие пирожки.
Можно подумать, что расставание с родными берегами прошло у него так гладко, как это может быть только в сказке. Судьба была намного более благосклонна к нему, чем к миллионам его соотечественников, выброшенных буквально на улицу и слонявшихся как цыгане по зап. Европе без легальных документов. Только много позднее знаменитый полярный исследователь (и как сейчас сказали бы, правозащитник) Фритьоф Нансен убедил Лигу наций выдать послереволюционным российским беженцам в Европе так наз. нансеновские паспорта. (Я еще застал в Швейцарии старичка-часовщика с таким паспортом). Впрочем, все в мире относительно. Следующая волна беженцев из Германии (после 1933 г.) считала беженцев из России счастливчиками. Беженцы из Германии не получили никаких документов. Никто их не хотел у себя принять. Об этом отлично написано у Ремарка в "Возлюби ближнего своего".
Поэт-футурист Давид Бурлюк в Нью-Йорке *
Жизнь семьи Фешиных изменилась в одночасье, когда в 1924 году у него открылся туберкулез. До находки пенициллина Александром Флемингом оставалось 4 года. Все, что врачи могли предложить в 1924 году - переезд в сухой климат.