Григорий и дельфины
Павел Тимошинов о фильме "Тихий Дон". Мне всегда очень нравились его рецензии. К сожалению, сайт nisrevue.ru, где первоначально была выложена эта рецензия, перестал поддерживаться администрацией города (на культуру у нас всегда не хватает денег). Но текст у меня сохранился.
ГРИГОРИЙ И ДЕЛЬФИНЫ
Мы никогда не узнаем, каким бы мог быть фильм Сергея Бондарчука "Тихий Дон". Мы посмотрели лишь версию, сделанную из материала, снятого в борьбе с продюсерским диктатом, да еще и окончательно смонтированную не самим режиссером и много лет спустя после окончания съемок. Мы можем оценить только тот продукт с неопределенным авторским статусом, который поверх всех барьеров прорвался на наши телеэкраны…
То, что зарубежная актерская братия досталась Бондарчуку в нагрузку к европейским деньгам, быстро поняли даже жирафы. Больше всего досталось субтильной для казачки Дельфин Форест. Ее модельного вида Аксинья, тряхнув гривой распущенных волос, спустилась к нам словно с рекламных плакатов крема для лица. Кстати, по поводу ее внешнего вида Бондарчук долго воевал с итальянскими художниками. Отвоевал фифти-фифти.
Руперт Эверет внешне как раз вполне Григорий. Его то угрюмый, то злой, то печальный взгляд авторы картины то и дело ловили крупным планом. Потому что все остальное было - крокодилам на съеденье. Темперамент актера годился только для болезни тифом, а то, что наши так не "ходють" было очевидно даже таким, как я, никогда никаких казаков в жизни не видевшим.
Конечно, сетовать на такое распределение ролей, все равно, что жаловаться на дождь. Не было бы этого "дождя" - скорее всего не было бы ничего. Но имидж и на Ниле имидж, тем более на Дону. Мы знаем, откуда взялись главные исполнители - и уже это нам мешает. Не говоря уж о том, что неплохие, кстати, актеры, попавшие в чужую среду и в далеко не великий фильм, еще и чертовски не подходят сюда по своей визуальности и пластике.
Впрочем, актеры - претензия явно национальная. А вот очевидная недоделанность картины - вполне интернациональна. Сюжетные нестыковки, мизансцены как в любительском театре, массовка без куража и размаха, отсутствие оригинальных деталей. Не до мелочей - снимаем грамотно и быстро, играем быстро и грамотно, смотрим скоренько как зайцы. Андрейченко старовата для Дарьи… Дальше! Кошевой - садист типа Гэри Олдмана… Вперед! Сцена с плененным оркестром хороша, но в финале скомкана… А нам все равно! Дважды мелькает цитата из "Судьбы человека" с питьем самогона стаканами. Оба раза отличается Аксинья. К чему бы это? Да кто ж теперь ответит-то?
К сожалению, картину собирали как конструктор: семь серий Бондарчука-младшего из десятисерийной черновой монтажной версии Бондарчука-старшего с озвучкой, досъемками (образ Дона, изменения времен года), цветокоррекцией (пленка была "в цифре"!), компьютерной графикой (делали зиму…), закадровым текстом Михалкова Н. С. Плюс червоточина (для отечественного зрителя) в самом замысле, на продюсерском уровне: сериал был ориентирован на Запад. В результате перед нами уже не великий роман, "отразивший не просто трагедию судеб в эпоху Гражданской войны, но глобальную тоску души человека по крестьянской гармонии, по покою труда и мирно рожающей земли…" (Станислав Рассадин). И уж тем более не мучительное размышление о том, почему "на протяжении пяти лет, с семнадцатого по двадцать второй, соседи, братья, отцы и дети убивают друг друга почем зря без всякой видимой причины, и нету никакой силы, которая могла бы их остановить" (Дмитрий Быков).
Получился фильм-конспект. Визуальный пересказ романа. С пейзажами "в рамке". С планами из глянцевого туристического путеводителя а-ля русс. С картоном декораций. С какой-то былинной музыкой. С четким, деловым и ровным монтажом, лишь слегка взбрыкивающим как скороговорка. Без выделенных режиссурой ударных сцен. Без надрыва, ярости, страсти. В ритме "из далека долго течет река Дон". Течет, а все проходит, уходит, отдаляется. Да, тяжело жили, но выжили. И возникающий там-сям, видимо, где "не клеится" или нет материала, вкрадчивый отеческий голос Михалкова одомашнивает нам нашу дикую историю, превращая ее в сказку на ночь, в преданья старины глубокой.
Да, "Тихий Дон" - фактура ушедшая, но натура - настоящая. "Там чудеса, там леший бродит" - это для западных любителей экзотических сюжетов, для теплых морей и добрых дельфинов. Наша же история другая.
Героя протащило как по стиральной доске, высушило, швырнуло на землю. Он все вынес, потерял все иллюзии, в остатке - только сын, но будущего - ноль. И это называется жизнь? И почему это повторяется так часто? "Тихий Дон" - роман о постоянном трагизме российского существования. О том, что периодически некуда в России податься не только крестьянину. А "шо" вышло на телеэкраны? Как сказал бы русский солдат Сухов таможеннику Верещагину: "Павлины, говоришь?!"
Павел ТИМОШИНОВ, "Нижегородские новости"
ГРИГОРИЙ И ДЕЛЬФИНЫ
Мы никогда не узнаем, каким бы мог быть фильм Сергея Бондарчука "Тихий Дон". Мы посмотрели лишь версию, сделанную из материала, снятого в борьбе с продюсерским диктатом, да еще и окончательно смонтированную не самим режиссером и много лет спустя после окончания съемок. Мы можем оценить только тот продукт с неопределенным авторским статусом, который поверх всех барьеров прорвался на наши телеэкраны…
То, что зарубежная актерская братия досталась Бондарчуку в нагрузку к европейским деньгам, быстро поняли даже жирафы. Больше всего досталось субтильной для казачки Дельфин Форест. Ее модельного вида Аксинья, тряхнув гривой распущенных волос, спустилась к нам словно с рекламных плакатов крема для лица. Кстати, по поводу ее внешнего вида Бондарчук долго воевал с итальянскими художниками. Отвоевал фифти-фифти.
Руперт Эверет внешне как раз вполне Григорий. Его то угрюмый, то злой, то печальный взгляд авторы картины то и дело ловили крупным планом. Потому что все остальное было - крокодилам на съеденье. Темперамент актера годился только для болезни тифом, а то, что наши так не "ходють" было очевидно даже таким, как я, никогда никаких казаков в жизни не видевшим.
Конечно, сетовать на такое распределение ролей, все равно, что жаловаться на дождь. Не было бы этого "дождя" - скорее всего не было бы ничего. Но имидж и на Ниле имидж, тем более на Дону. Мы знаем, откуда взялись главные исполнители - и уже это нам мешает. Не говоря уж о том, что неплохие, кстати, актеры, попавшие в чужую среду и в далеко не великий фильм, еще и чертовски не подходят сюда по своей визуальности и пластике.
Впрочем, актеры - претензия явно национальная. А вот очевидная недоделанность картины - вполне интернациональна. Сюжетные нестыковки, мизансцены как в любительском театре, массовка без куража и размаха, отсутствие оригинальных деталей. Не до мелочей - снимаем грамотно и быстро, играем быстро и грамотно, смотрим скоренько как зайцы. Андрейченко старовата для Дарьи… Дальше! Кошевой - садист типа Гэри Олдмана… Вперед! Сцена с плененным оркестром хороша, но в финале скомкана… А нам все равно! Дважды мелькает цитата из "Судьбы человека" с питьем самогона стаканами. Оба раза отличается Аксинья. К чему бы это? Да кто ж теперь ответит-то?
К сожалению, картину собирали как конструктор: семь серий Бондарчука-младшего из десятисерийной черновой монтажной версии Бондарчука-старшего с озвучкой, досъемками (образ Дона, изменения времен года), цветокоррекцией (пленка была "в цифре"!), компьютерной графикой (делали зиму…), закадровым текстом Михалкова Н. С. Плюс червоточина (для отечественного зрителя) в самом замысле, на продюсерском уровне: сериал был ориентирован на Запад. В результате перед нами уже не великий роман, "отразивший не просто трагедию судеб в эпоху Гражданской войны, но глобальную тоску души человека по крестьянской гармонии, по покою труда и мирно рожающей земли…" (Станислав Рассадин). И уж тем более не мучительное размышление о том, почему "на протяжении пяти лет, с семнадцатого по двадцать второй, соседи, братья, отцы и дети убивают друг друга почем зря без всякой видимой причины, и нету никакой силы, которая могла бы их остановить" (Дмитрий Быков).
Получился фильм-конспект. Визуальный пересказ романа. С пейзажами "в рамке". С планами из глянцевого туристического путеводителя а-ля русс. С картоном декораций. С какой-то былинной музыкой. С четким, деловым и ровным монтажом, лишь слегка взбрыкивающим как скороговорка. Без выделенных режиссурой ударных сцен. Без надрыва, ярости, страсти. В ритме "из далека долго течет река Дон". Течет, а все проходит, уходит, отдаляется. Да, тяжело жили, но выжили. И возникающий там-сям, видимо, где "не клеится" или нет материала, вкрадчивый отеческий голос Михалкова одомашнивает нам нашу дикую историю, превращая ее в сказку на ночь, в преданья старины глубокой.
Да, "Тихий Дон" - фактура ушедшая, но натура - настоящая. "Там чудеса, там леший бродит" - это для западных любителей экзотических сюжетов, для теплых морей и добрых дельфинов. Наша же история другая.
Героя протащило как по стиральной доске, высушило, швырнуло на землю. Он все вынес, потерял все иллюзии, в остатке - только сын, но будущего - ноль. И это называется жизнь? И почему это повторяется так часто? "Тихий Дон" - роман о постоянном трагизме российского существования. О том, что периодически некуда в России податься не только крестьянину. А "шо" вышло на телеэкраны? Как сказал бы русский солдат Сухов таможеннику Верещагину: "Павлины, говоришь?!"
Павел ТИМОШИНОВ, "Нижегородские новости"