Одинокая женщина тридцати четырёх лет под новый год.
На новогодний конкурс в "Заповедник сказок"
Работа, муж, дети, - какое - такое одиночество?!
Сегодня у тридатичетырёхлетней женщины по имени Зайка случилась большая удача -
она купила живых карпиков. Пройдёт ещё какой-нибудь час, и они запрыгают в шипящем масле уже на сковородке. Ёлка заиграет огнями. И белолицые её дети будут радоваться и бросаться воздушными шариками. И поднимется со второго этажа сосед - долгий сиделец, дядя Жора, и будет просить водку и солёный огурец, и читать наизусть Шекспира. Ведь он отсидел целых 18 лет - хороший срок, чтобы стать тонким ценителем литературы. И будет, как положено, искриться шампанское в хрустальных бокалах, и жирно лосниться важный влажный холодец. Да, она всё достала и купила, несмотря на недополученную полугодовую зарплату. И приедет из командировки, из Уренгоя, её единственный и реальный добытчик, муж Петя. Вдруг она вспомнила подслушанный разговор: "С моим мужем что-то не то. Другие, хоть и любовниц имеют, но всё у них в семье по-людски. И картошку почистит, и мусор вынесет. А этот придёт с работы домой, глаза закатит, замрёт и сидит как "мумиё".
А у неё, Зайки, муж, а не «мумиё». У неё-то - всё по-людски. Ну разве так важно, что Петр, вернувшись домой из командировки, уже не назовёт её, как прежде, Зайкой, не похвалит за намытые лукавые мордочки детей, а угрюмо отодвинет пыльный столетник на подоконнике и строго укажет принципиальным пальцем на жёлтый круг под цветочным горшком?! Какие мелочи! Он ведь так устаёт!
И она несётся домой, садится в переполненный автобус, но так много людей хотят того же… Они напирают сзади, а карпики не перестают бороться за жизнь, они рвутся на волю из её полиэтиленового пакета, и кто-то волшебный решает исполнить их последнюю волю. И вот серебристые живые рыбёшки уже прыгают на ступеньках автобуса в крошеве из снега и грязи. И тут она как от обморока очнулась. Злобно бросила пакет с оставшимися карпиками на струпеньки и, отталкивая людей, вывалилась из автобуса. Шапка из чернобурки съехала ей на глаза, откуда-то взялись чёрные слёзы. Стоп! Все спешат, а она почему-то больше не спешит. А куда? Зачем всё время суетиться? Её самостоятельные дети уже перемыли и пересчитали всю посуду, - накрывают на стол. Двенадцатилетняя дочка режет салаты. Сынок десятилетний, конечно, откроет свой блокнот с рецептами и вместе с друзьями начнёт печь пирожные. Муж уже приехал. Ну и что? Пусть пока досконально пересчитает и сформулирует все её хозяйственные огрехи.
Она заходит в главный гастроном этого провинциального шахтёрского городка и покупает кофе. Выпивает, и злобные яркие точки перестают буравить мозг. Она выходит в парк. Женщина садится на скамейку и закуривает. Небо сгущёнными тучами тихо спускается ей на колени. Чёрные вороны кричат и ходят по грязному снежному кругу клумбы. В серых без блеска глазах женщины как-будто б открывается объектив и щёлкает затвор. Эту зимнюю картинку девяностого года она уже не забудет никогда. Ей так одиноко и сиротливо. И безразлично, что уселась на мокрую лавку, и что ветер крепчает, а с неба сыплется колючая крупа, и сереет, и темнеет оно. Только поднять воротник. Только нахохлиться. Только сильнее впечататься в поломанную лавку. Ох, как же хорошо, что она освободилась от карпиков, за которыми стояла в очереди четыре часа. Женщина отдыхает. От хронической усталости, от постоянного напряжения на работе, от обид и подозрений, от страха перед завтрашним днём.
Но надо как-то добираться домой в свой микрорайон. Не так-то это просто в шесть часов вечера 31 декабря 1990 года. Она уже готова нарушить своё прочное единство с мокрой скамьёй, но тут замечает, что с пьяным размахом рядом приземлился Дед Мороз. И приудобил свой небольшой и какой-то несерьёзный мешок. Да и Дедом Морозом его назвать можно было с большой натяжкой - боярин какой-то. Кафтан короткий красный расшит странными узорами. И штаны алые заправлены в белые, не по погоде, лайковые сапожки с задранными вверх носами. Высокий воротник открывает раздвоенный неприлично голый подбородок. Зато усы стоячие, острые, как стрелочки. И шелковистый красный колпак спускается деду до лопаток. Совсем по-новому, не суетливо, без страха нарваться на хулигана или бандита смотрит Зайка на странного человека. Человека ли? Ну и что? Ряженый идёт подарки раздавать. Чего же тут страшного?! А сейчас ей пора. Зайка отщёлкнула ногтем окурок в урну и неохотно встала. Но Дед, оказывается, имел на Зайку виды. И смотрел с весёлым интересом, как будто готовился что-то сказать или сделать. «Маньяк, что ли?» - вяло подумала Зайка. Эта мысль её не испугала. Вдруг оказалось, что ценность её жизни сегодня резко упала. Неужели только потому, что она растеряла своих карпиков?!
Зайка решительно отклеилась от лавки. Но дед схватил её за плечо и усадил обратно. Женщина с безвольным облегчением снова плюхнулась на облупленные редкие деревяшки:
- Тебе чего? - вот так по-простецки оно лучше. Зайка всегда и со всеми с некоторых пор так по-простецки. И удобно, и эффективно.
- Так у меня подарочки! - засуетился Мороз.
- Ты мне подарить их хочешь? - женщина рассмеялась.
- Э, нет. Обменять хочу.
- Тебе денег надо?
- Почему денег, - обиделся Дед, - дай то, что в своей кошёлке несёшь.
Зайка машинально нырнула рукой в свою кошёлку и нащупала свёрток. Да нет в нем ничего интересного. Мыло хозяйственное, хлорка в большой бутылке.
- Давай хлорку и мыло, - дед Мороз сам угадал то, что было надёжно упаковано в обёрточную бумагу и пряталось в глубине её объёмной сумки.
- А тебе зачем?
- А ты не рассуждай, а просто отдай.
- Да пожалуйста. Теперь, после «героической» расправы с карпиками, Зайка почувствовала, что ей не жалко и таких полезных в хозяйстве вещей, как мыло и хлорка. И она протянула пакет деду.
- А ты мне что, - глаза у Зайки вспыхнули любопытством. Какая-то сюрреалистическая ситуация в холодном грязном парке в темноте.
- Награжу тебя, дуру
.Ну, дура - так дура…
Дед Мороз вытащил из мешка большой блестящий значок: «Победителю соцсоревноваия» , прикрепил Зайке на пальто, туда где сердце, и издевательски причмокнул губами.
Женщина внимательно посмотрела на Мороза. Почему вдруг? И как же он пронюхал, что Зайка ещё никогда не удостаивалась такой награды? Была - была «лучшей по профессии», а вот победителем соцсоревнования её никогда не называли. Не умела, видно, соревноваться по-социалистически.
- А зачем оно мне надо, засомневалась Зайка, - нет у тебя чего позатейливее?
- Ты лучше спроси, за что награда-то.
- За что награда-то? - машинально повторила Зайка.
- За твой подвиг, - ёрническим тоном заявил Дед.
- Это какой же я подвиг совершила?- не поняла издёвки женщина.
- А ты не догадываешься?
- Конечно, нет, не было в моей биографии ни одного подвига.
- А я думаю, что был. Да ты знаешь, какой воз забот на себе тащишь?
Она сделала постное лицо и изрекла:
- Бог даёт каждому человеку крест такой тяжести, какой тот может поднять.
- А твой крест намного тяжелее. И знаешь почему?
- ?
- Ты - тетёха. Всё тебе не в радость - а в тягость. Живёшь натужно, и нет удовольствия тебе от жизни. Даже когда ты веселишься, в душе - страх и тоска. Каждая мелочь приобретает слишком большое значение. Вот ты думаешь, что муж разлюбил, да?
- Не знаю. Что-то не хочется мне этого знать. Куда мне справиться с таким знанием!
- А я тебе скажу, что разлюбил. Разве можно любить лошадку, везущую со скорбным видом воз проблем?!
- Так что, выбросить проблемы на помойку? А ты знаешь, что у нас идут сокращения, мы все под ударом, зарплату платят с опозданием на полгода, директор на оперативках грозится, в свете перестройки, «всё поставить с ног на голову» и всех обзывает гнилыми, заведующая нашей столовки обещала техотделу хвосты говяжьи к Новому году, но не дала, а начальница отдела кадров, Светлана Михайловна, сволочь и …антисе… Зайка осеклась… Совсем лишнее чуть не сказала. В этом разбросанном по посёлкам бестолковом и мрачном шахтёрском городе умели любить и ненавидеть по-настоящему. Любили, в основном, водку, а ненавидели многое. В том числе, и евреев - умело и рьяно. А Зайка - еврейка, хоть сероглаза и белокура. Мало кто признаёт, но начальнице отдела кадров положено по штату.
- Дед Мороз вскочил с лавки и заголосил:
-Э х, яблочко, куда ты котишься… И пошёл в присядку.
- Что?..
- Да вот тут ещё кой - какая мелочишка, - вдруг заторопился Дед и всучил Зайке свой тощий мешок,
- А я это, пойду, мне постираться ещё надо до Нового года, вот твоим мылом и постираю, и отбелю хлорочкой.
Эй, что тебе стирать? - крикнула Зайка. Но Дед Мороз вдруг заторопился, побежал, смешно мелькая раскачивающимся колпаком, заскочил в откуда-то взявшийся троллейбус. И… всё.
А она думала - маньяк. И тем не менее разоткровенничалась. Или сумасшедший, да, скорее сумасшедший. Или просто хорошо выпил и стал не очень адекватным. Дай-ка я посмотрю, что в мешке. Она вывалила на скамейку несколько предметов и стала их рассматривать в тусклом свете фонаря. Ничего интересного. Пластмассовые безделицы - снежная баба и пальма. Ха, да вот ещё 3 увесистых узелка. В одном женщина обнаружила грецкие орехи, в другом - блестящие разноцветные стекляшки, в третьем - золотистые лепёшечки безе. Что за беда такая?!А дальше она на автопилоте добралась до дома. Автобус попался левый, водитель - знакомый. И даже не пришлось месить грязь в родном микрорайоне. Землю подморозило и даже покрыло чистым снегом.
Дома её ждал накрытый детьми стол, гурьба детишек, своих и соседских, и укоризненный муж на диване.
- Ну что, как всегда бедлам? - с удовольствием выговорил он.
- Ага, - с неожиданным удовольствием ответила Зайка и радостно улыбнулась…
Вскоре, по негласной традиции и без особых приглашений и церемоний, явились её сослуживцы. И дядя Жора со второго этажа. Душевно читал Гамлета, пил водку, целовал женщинам руки. Потом заснул в углу на кресле.
Все сами себя обслуживали, много ели, пили, пели и смеялись. И муж с ними. Ну да, не удалось поскандалить, так хоть повеселится. А после 12 все нарядились в карнавальные костюмы и пошли по гостям. Зайка облачилась в браслеты, пёструю блузку и несколько разноцветных цветастых юбок.
Пол ночи они ходили по микрорайону. Заглядывая к друзьям и знакомым, собирали всю попавшуюся под руки утварь в мешок и заставляли хозяев песнями и плясками отрабатывать своё же добро. Было весело в этой странной компании людей, объединённых не столько душевным влечением, сколько общим делом.
Так начался для Зайки 1991 - год революционных и удивительных событий, последний год СССР. И она начисто забыла о странной встрече в вечернем парке, о воронах, о карпиках, о своих злых слезах. Только, почему-то, её больше не пугало и не повергало в ступор ничего. По настоящему легко и весело она парила над поверхностью прежних проблем, как корабль на воздушной подушке над поверхностью воды. Не боялась больше ни увольнения, ни болезней детей, ни временной пустоты в холодильнике, ни ссор с мужем. Она легко справлялась с тем, что каждый день ей предлагала жизнь. Есть проблема - есть и решение. Ушёл страх и уныние. Пётр изменился. Сначала поскучнел, потом стал сам протирать жёлтые круги под цветочными горшками и пыльные листья столетника, а вскоре…стал, как прежде, ласково называть её своей Зайкой и тащить, и тащить всё в дом и в дом. Только через два года, когда дочке исполнилось 14, женщина вспомнила о Деде Морозе. Как-то её девочка задумалась и сказала:
- Я думаю, каждая женщина состоит из драгоценных камешков, безе и орехов. Камешки - это блеск, шарм, талант, безе - нежность, орехи - деловитость. Вот такая у неё была мыслящая девочка
Сначала Зайка растрогалась от умозаключений малышки, а потом вспомнила о трёх узелках, подаренных Дедом. Она полезла в кладовку и нашла красный шёлковый мешок. Там лежали разноцветные стекляшки, нелепая снежная баба и пальма. Она вспомнила, что были ещё орехи и безе. Наверное, выбросила.Вот оно как…
А вскоре всё завертелось с бешенной скоростью. Менялись правители, не умолкая телевизор грозил катаклизмами, выросли и выучились дети, завершилось тысячелетие. Зайкина семья переехала жить в большой шахтёрский город, и она смело открыла свой бизнес. И со временем стала хозяйкой крупного салона женской верхней одежды «Снежная баба». Это было удивительное место, хоть совсем и не престижное среди молодых и стильных девочек, Зато из салона «Снежная баба» ни одна баба, независимо от возраста и комплекции, не вышла расстроенная и без покупки. Сначала Зайка торговала сама. Закупала только добротные и элегантные одежды без всяких аляповатых украшений. Она хорошо относилась к людям, и они платили ей тем же. Без лести и преувеличенной любезности она говорила клиентам простые и толковые слова, давала ненавязчивые и дельные советы. Потом с ней начали работать её подружки, которые совсем не отличались ни красивой внешностью, ни ослепительной молодостью. Только вниманием к людям и простотой в общении. Вот тогда она смогла поездить со своим Петей в жаркие страны, где росли совсем не пластмассовые пальмы.
А зачем Дед Мороз попросил у неё мыло и хлорку, она до сих пор не понимает. Что он собирался выстирать под новый 1991 год? Неужели её нелепую несчастную душу?!
Да, Зайка с новой выстиранной душой уже была далеко не тридцатичетырёхлетней. Но, не обращая внимания на стремительные годы, она звенела смехом, который рассыпался драгоценными разноцветными камешками, покоряла мужа безешной нежностью и вызывала всеобщее уважение ореховой деловитостью. На диване после тяжёлого трудового дня млел её Петр, сочиняя, чем его покормит - удивит лучшая в мире Зайка. Кстати, а Зайка совсем не переставала любить Петра.Если б было иначе, она не подписала бы вчера на день рождения супругу открытку с изображением симпатичного бульдога:
Мой Петя, я тебя люблю.
Когда терплю, когда треплю
За мягкие твои бока.
И ты меня люби пока…
