Эпоха великих географических открытий резко расширила границы обитаемого мира, что породило большой спрос на людей, не боящихся риска, готовых в любой момент сорваться с насиженного места и отправиться на край света. Это было время купцов и путешественников, солдат удачи и отчаянных пиратов, первопроходцев и колонизаторов, шанс проявить свои таланты выпадал авантюристам всех мастей. Достойным сыном своей эпохи оказался и Джон Смит, родившийся в 1580 году в Англии, графстве Линкольншир, в семье торговца.
Размеренная жизнь провинциального буржуа была явно не для него - едва Джону исполнилось 16 лет, как юный англичанин покинул родной дом и завербовался в солдаты. Превратности войны бросали его по всей Европе, но карьера складывалась удачно, и через несколько лет Смит уже в чине капитана сражается в составе австрийской армии. Однако в 1602 году фортуна от него отвернулась - во время боя с турками Джон попал в плен и был впоследствии продан в рабство в далекие причерноморские степи. Долго он в плену не задержался - убив хозяина, бежал на север, найдя пристанище у донских казаков. Проделав тяжелое путешествие через всю Россию и Европу, Джон Смит сумел вернуться в Англию.
На родине Смит также без труда находит применение своим авантюрным наклонностям. В то время торговые компании активно искали новые рынки, снаряжая экспедиции ко вновь открытым землям. Две из них (Лондонская и Плимутская) получили от короны патенты на освоение восточного побережья Северной Америки. Джон Смит был среди тех, кто сделал первые шаги по созданию новых английских колоний - он завербовался в экспедицию, отплывавшую к берегам американского континента, и весной 1607 года, вместе с другими поселенцами, высадился в устье реки Памаунки. Основанное поселение получило имя Джеймстаун в честь английского монарха Якова I (James I), оно стало первым постоянным английским поселением на североамериканском континенте.
Ситуация во вновь основанной колонии складывалась нелегкая. Местные индейцы, уже имевшие негативный опыт общения с белыми людьми, восприняли появление переселенцев без энтузиазма, дело дошло до открытого противостояния, в котором пострадали несколько колонистов. Место для высадки оказалось выбранным не очень удачно: местность была болотистой и нездоровой, вода в реке оказалась солоноватой и не слишком пригодной для питья. Руководство новой колонии оказалось на редкость безответственным, значительно больше озабоченным междоусобной борьбой за власть, чем заботами о благе вверенного им поселения. Поселенцы страдали от голода - никто не позаботился о выращивании достаточного количества продовольствия, оставалось надеяться на поставки морем или отбирать продукты у индейского населения. Это провоцировало постоянные стычки с аборигенами, что уменьшало и без того небольшое население поселка.
В декабре 1607 года ушедший с небольшим отрядом на разведку Джон Смит был захвачен в плен индейцами. Сам он впоследствии описывал этот эпизод так: пораженные смелостью англичанина, индейцы отвели его в свой лагерь к верховному вождю, который и должен был определить его участь. Вождь приговорил дерзкого пришельца к казни, но его маленькая дочь Покахонтас заслонила Смита собой, спасая, таким образом, от смерти. После этого вождь сменил гнев на милость - он не только даровал Джону Смиту жизнь, но и принял его в качестве своего приемного сына и объявил «вождем народа пришельцев». В течении месяца Смит оставался в индейском плену, после чего сумел вернуться в Джеймстаун. Колония к этому моменту находилась в удручающем состоянии - в результате голода, болезней и стычек с аборигенами в живых оставалось едва ли четыре десятка поселенцев. Весть о примирении с индейцами пришлась как нельзя кстати, без помощи местного населения ослабевшие колонисты вряд ли бы пережили зиму.
Джон Смит быстро стал неформальным лидером колонии. Именно он начал выращивать еще непривычную на тот момент кукурузу, что снизило остроту продовольственной проблемы. Также считается, что при строительстве применялся его опыт возведения укреплений, полученный во время пребывания у донских казаков - и это был первый случай, когда поселение колонистов сумело устоять под набегами индейцев. С 1608 года он уже официально занимает пост главы колонии. Дела в Джеймстауне стали налаживаться, хотя введенные Смитом порядки нравились далеко не всем. В течении года он руководил колонией, после чего, получив ранение в результате несчастного случая, вынужден был уехать в Англию на лечение.
На родине проявилось еще одно дарование Джона Смита - литературное. Свои приключения на североамериканском континенте он изложил в нескольких книгах, вызвавших жаркие споры. Многие считали его рассказы вымыслом. Тем не менее, нельзя отрицать, что Джон Смит стал родоначальником американской литературы, первым историографом покорения новых земель. Особое место среди других его рассказов заняло описание спасения капитана индианкой Покахонтас - эта история прочно вошла в американский фольклор. Трудно переоценить вклад, который Джон Смит внес в колонизацию североамериканского континента. Кроме первооткрывателя, он был и страстным пропагандистом освоения новых земель. В своих произведениях Смит обращается к потенциальным колонистам: «Что может быть почетнее, чем открытие неизвестных земель, возведение городов, освоение новых стран!». Рассказывая о природе американского континента, он не жалел ярких красок: «Никогда еще земля и небо не были в большем согласии, создавая этот райский уголок для человека» - так писал Джон Смит о Вирджинии.
В 1614-м году Джон Смит принял участие в экспедиции, которую считал главным делом в своей жизни. По заданию компании капитан был послан для исследования новых земель на североамериканском континенте. Сам он описывал это так: «Я чертил карту от мыса к мысу, от пролива к проливу и от бухты к бухте, с заливами, отмелями, рифами и возвышенностями, подходя вплотную к берегу на маленькой лодке». Целью экспедиции был поиск новых территорий для рыбного промысла и пушной торговли, попутно Смит разведывал и места для новых поселений. Капитан Джон Смит с восторгом отзывался о своей новой родине. «Из четырех частей света, которые я успел повидать, я выбрал бы для себя именно эту» - так писал он впоследствии. Вычисляя географические координаты, отмечая на картах удобные для заселения места, Смит часто давал им привычные по родной Англии названия. Таким образом на его картах и схемах появились знакомые имена - Плимут, Кембридж, Бостон и другие. По прибытии в Англию Джон Смит описал свои открытия в подробном труде, названном «Описание Новой Англии», после чего это название прочно вошло в обиход для обозначения части американского континента, а сам он с гордостью носил присвоенный молвой титул «Адмирала Новой Англии».
Однако его успехи в освоении новых земель на этом в основном и завершились. В следующей экспедиции Смит угодил в лапы к пиратам, сумев вырваться из плена только спустя год. Материальной выгоды все последующие плавания также не принесли. Капитан Смит обосновался в Лондоне, где занялся литературным творчеством. В 1624 году увидела свет его «Общая история Вирджинии, Новой Англии и островов Соммерса» - монументальный труд, по сей день являющийся источником ценнейшей информации по раннему периоду колонизации североамериканского континента. Кроме этого, Смит издал несколько сугубо практических пособий для колонистов по освоению новых земель. Однако все было тщетно - звезда «Адмирала Новой Англии» уже закатилась, к нему лишь изредка обращались за советом. До конца жизни Джон Смит искал возможность отправиться в новую экспедицию к берегам американского континента - но увы, безуспешно.
Авантюрист и искатель приключений, бессчетное число раз рисковавший своей жизнью на разных континентах, Джон Смит незаметно ушел из жизни летом 1631 года. Сложно сказать, можно ли назвать его судьбу счастливой. Человек, проложивший английской короне путь к богатствам Нового Света, ставший его первым картографом и историографом, умер в бедности в доме своих друзей, не имея на старости лет даже собственного угла. С другой стороны, он был едва ли не единственным из известных пионеров освоения нового материка, кто дожил до преклонных лет, да и вообще умер своей смертью - в этом смысле фортуна была к нему благосклонна.
Любой школьный учебник по американской истории начинается с биографии капитана Смита.
В книге капиатана Смита (‛The Generall Historie of Virginia, New-England, and the Summer Isles. (1624)’) упомянута великая река Бруапо (Bruapo). Этим именем он называл реку Маныч, по которой в 1603 году его везли в рабство к ногайским татарам до озера Маныч-Гудило (Poole Kerkas), а затем отправили в страну Cambia (Прикумье) [This is as much as he could learne of those wilde Countries, that the Country of Cambia is two dayes journy from the head of the great river Bruapo , which springeth from many places of the mountaines of Innagachi, that joyne themselves together in the Poole Kerkas; which they account for the head, and falleth into the Sea Dissabacca, called by some the lake Meotis, which receiveth also the river Tanais, and all the rivers that fall from the great Countries of the Circassi, the Cartaches, and many from the Tauricaes, Precopes, Cummani, Cossunka, and the Cryme; through which Sea he sailed, and up the river Bruapo to Nalbrits, and thence through the desarts of Circassi to Ecoplis, as is related].
Маныч - левый приток Дона. В 17 веке среди ногайских татар назывался Рапой (Bruapo) из-за повышенного содержания соли в воде. В тюркских языках манач - ‛горький’, шумерск. mun [mun; mun4; munu3 "(to be) brackish; salt" Akk. marru; ţabtu] - ‛соль, быть соленым, горьким’. В древности понятия соленый и горький почти не отличались. Лат. mare ‛море’; аккадск. marru ‛горький’, лат. amarus ‛горький’, исп., порт. amargo ‛горький’, ит. amaro ‛горький’, фр. amer ‛горький’. Др.-греч. ἁλός ‛море, соль’, лат. sal ‛соль; море, морская вода’, англ. salt ‛соль, горький’, шумерск. sul ‛соленое мясо, солонина’.
Спустя почти четыре века после написания книги Великая река Бруапо (Bruapo) и страна Камбия (Cambia) остаются серьезной загадкой в американской истории.
------------------------------
Летом 1603 года Джон Смит бежит из рабства. В своей книге этому событию он уделил целую главу:
«Все свои надежды на избавление от этого рабства он связывал лишь с любовью Трагабигзанды, которой, конечно, ничего не было известно о плохом с ним обхождении. Он часто обсуждал вопрос побега с некоторыми христианами, уже длительное время находящимися в рабстве, однако ни малейших возможностей к побегу они не видели. Но часто, вопреки ожиданиям самого человека, Бог помогает верующим, нуждающимся в помощи, именно так случилось и с ним.
Долгое время он влачил это жалкое существование, работал на обмолоте в амбаре, стоящем посреди огромного поля на расстоянии более лиги от дома Тимура. Однажды появился паша, который имел обыкновение часто объезжать свои владения. Хозяин принялся оскорблять и избивать его. Забыв обо всем, Смит вышиб Тимуру мозги дубиной из числа тех, которыми они пользовались при молочении вместо цепов. Считая, что терять ему уже нечего, Смит надел одежду паши, а тело его спрятал под солому; набил заплечный мешок зерном, закрыл двери, сел на коня и отправился в пустынные земли навстречу приключениям. Два или три дня он ехал куда глаза глядят, не встречая по пути ни одной живой души и не имея возможности спросить дорогу. Когда же он уже готов был проститься с этим жалким миром, Бог вывел его на большую дорогу или Кастраган (Castragan «К Астрахани»), как ее называли, пересекающую эти обширные пустынные территории, расположенные на ней указатели были известны всем в округе
На каждом перекрестке этой большой дороги были установлены столбы с указателями, на широких концах которых были нанесены изображения, указывающие, что находится в том направлении. Направление на Крым обозначалось полумесяцем, на Грузию и Персию - черным силуэтом человека с белыми точками, направление на Китай отмечено изображением солнца, на Московию обозначено символом креста. Направление к владениям какого-либо другого владыки было также отмечено всем понятным его символом. Чтобы поддержать павшего духом странника, Бог послал ему некоторое облегчение в его тоскливом путешествии: ведь если бы он встретил кого-то в этих диких землях, его сделали бы рабом, или же, узнав символику, выгравированную на железном ошейнике (такие носили все рабы), он был бы доставлен обратно к хозяевам. Шестнадцать дней он путешествовал в постоянном страхе и лишениях, ориентируясь на перекрестках по символу креста, после чего попал в Экзополис (Аксай-городок) на реке Дон, укрепленный городок Московитов. После надлежащего допроса и выяснения всех тяжелых обстоятельств, приведших его сюда, комендант распорядился снять с него оковы, и он нашел новые стимулы к жизни в лице прекрасной Леди Каламаты, которая в полной мере удовлетворила все его желания.
В Экзополисе он «оставался под защитой коменданта, пока не дождался конвоя до Чернавы (Корагна). Дальше он поехал с документом от коменданта, где было написано о том, как он был обнаружен, и что его история проверена, а также с дружескими письмами, отправленными Замалаки в Корагн, комендант которого, в свою очередь, подобным же образом использовал его, что дало возможность безопасно попасть в Елец (Летч), затем Смит добрался в Донков, в Калугу (Кологоске «Калугушку»), после чего в Берниске и Новгород-Северский; затем в Речицу на реке Днепр в пределах Литвы. После этого подобным же образом он был препровожден через Короски, Береши (Дубереско «до Берешей»), Жихель (Дужихелл «до Жихеля»), Дрогобыч (Дрогобус) и Острог на Волыни; Заслав и Ласко в Подолии; Галич и Коломыю в Польше. Затем через Гермонштадт в Трансильвании. За всю свою жизнь он редко встречал больше уважительного обращения и заботы; и все правители, из тех, что попадались ему на пути, давали ему что-то в подарок, помимо покрытия издержек, сочувствуя его беде и представляя себя на его месте. Через эти бедные, постоянно разграбляемые страны не было другой возможности путешествовать, чем с караванами и конвоями; страны эти выглядели скорее жалко и не вызывали зависти. Каждый мог обидеть их жителей. Тут и там были разбросаны деревеньки из нескольких домов, которые были быстро возведены из еловых бревен, положенных друг на друга на высоту более человеческого роста и соединенных с помощью пазов, для крыши использовались широкие доски из расщепленных бревен, соединенные вместе деревянными клиньями. В тех деревнях было очень сложно увидеть металлические гвозди, разве что в домах некоторых очень знатных людей. Города Экзополис, Елец и Донко были окружены укреплениями, представлявшими собой две деревянных стены, между которыми насыпана земля и камни, соединенные к тому же между собой перекрестными деревянными брусьями. Такие стены были очень стойки ко всему, кроме огня. Вокруг городов также был глубокий ров, окруженный частоколом из молодых еловых деревьев: но большинство поселений располагали только окружающим их большим рвом, вынутая при его строительстве земля и составляла своего рода стену. Однако такая стена была также окружена частоколом. Некоторые из них располагали небольшими орудиями, катапультами, пищалями и мушкетами; но наиболее распространенным орудием руссов были луки и стрелы. Мы видели дороги, проложенные на болотах с помощью молодых елей, уложенных крест-накрест, они простирались на расстояние двух-трех часового пути или иное требуемое: как-то за время двухдневного перехода мы насчитали всего лишь шесть местных жителей. В противовес этому вы бы видели, насколько их лорды, коменданты и капитаны были цивилизованны, хорошо одеты, обвешаны украшениями и оружием, они имели хороших коней, и при их манерах и отличной экипировке было неясно, господа они или рабы, каковыми они стали бы при любом вторжении.
Chapter XVII.
How captaine Smith escaped his captivity; slew the Bashaw of Nalbrits in
Cambia; his passage to Russia, Transilvania, and the middest of Europe to
Affrica.
How Smith escaped his captivity.
ALl the hope he had ever to be delivered from this thraldome was only the
love of Tragabigzanda, who surely was ignorant of his bad usage; for
although he had often debated the matter with some Christians, that had
beene there a long time slaves, they could not finde how to make an
escape, by any reason or possibility; but God beyond mans expectation or
imagination helpeth his servants, when they least thinke of helpe, as it
hapned to him.
So long he lived in this miserable estate, as he became a thresher at a
grange in a great field, more than a league from the Tymors house; the
Bashaw as he oft used to visit his granges, visited him; and tooke
occasion so to beat, spurne, and revile him, that forgetting all reason,
he beat out the Tymors braines with his threshing bat, for they have no
flailes; and seeing his estate could be no worse than it was, clothed
himselfe in his clothes, hid his body under the straw, filled his
knapsacke with corne, shut the doores, mounted his horse, and ranne into
the desart at all adventure; two or three dayes thus fearfully wandring he
knew not whither, and well it was he met not any to aske the way; being
even as taking leave of this miserable world, God did direct him to the
great way or Castragan, as they call it, which doth crosse these large
territories, and generally knowne among them by these markes.
Their guides in those Countries.
In every crossing of this great way is planted a post,
Page 159
and in it so many bobs with broad ends, as there be wayes, and every bob
the figure painted on it, that demonstrateth to what part that way
leadeth; as that which pointeth towards the Cryms Country, is marked with
a halfe Moone, if towards the Georgians and Persia, a blacke man, full of
white spots, if towards China, the picture of the Sunne, if towards
Muscovia, the signe of a Crosse, if towards the habitation of any other
Prince, the figure whereby his standard is knowne. To his dying spirits,
thus God added some comfort in this melancholy journey: wherein if he had
met any of that vilde generation, they had made him their slave, or
knowing the figure engraven in the iron about his necke, (as all slaves
have) he had beene sent backe againe to his master; sixteene dayes he
travelled in this feare and torment, after the Crosse, till he arrived at
Ecopolis, upon the river Don, a garrison of the Muscovites. The governour
after due examination of those his hard events, tooke off his irons, and
so kindly used him, he thought himselfe new risen from death, and the good
Lady Callamata, largely supplied all his wants.
The description of Cambia and his passage to Russia.
This is as much as he could learne of those wilde Countries, that the
Country of Cambia is two dayes journy from the head of the great river
Bruapo, which springeth from many places of the mountaines of Innagachi,
that joyne themselves together in the Poole Kerkas; which they account for
the head, and falleth into the Sea Dissabacca, called by some the lake
Meotis, which receiveth also the river Tanais, and all the rivers that
fall from the great Countries of the Circassi, the Cartaches, and many
from the Tauricaes, Precopes, Cummani, Cossunka, and the Cryme; through
which Sea he sailed, and up the river Bruapo to Nalbrits, and thence
through the desarts of Circassi to Ecoplis, as is related; where he stayed
with the Governour, till the Convoy went to Coragnaw; then with his
certificate how hee found him, and had examined, with his friendly letters
sent him by Zumalacke to Caragnaw, whose Governour in like manner
Page 160
so kindly use him, that by this meanes he went with a safe conduct to
Letch, and Donka, in Cologoske, and thence to Berniske, and Newgrod in
Seberia, by Rezechica, upon the river Niper in the confines of Littuania.
From whence with as much kindnesse he was convoyed in like manner by
Coroski, Duberesko, Duzihell, Drohobus, and Ostroge in Volonia; Saslaw and
Lasco in Podolia; Halico and Collonia in Polonia; and so to Hermonstat in
Transilvania. In all his life he seldome met with more respect, mirth,
content, and entertainment; and not any Governour where he came, but gave
him somewhat as a present, besides his charges; seeing themselves as
subject to the like calamity. Through those poore continually forraged
Countries there is no passage, but with the Carravans or Convoyes; for
they are Countries rather to be pitied, than envied; and it is a wonder
any should make warres for them. The Villages are onely here and there a
few houses of straight Firre trees, laid heads and points above one
another, made fast by notches at the ends more than a mans height, and
with broad split boards, pinned together with woodden pinnes, as thatched
for coverture. In ten Villages you shall scarce finde ten iron nailes,
except it be in some extraordinary mans house. For their Townes, Ecopolis,
Letch, and Donko, have rampiers made of that woodden walled fashion,
double, and betwixt them earth and stones, but so latched with crosse
timber, they are very strong against any thing but fire; and about them a
deepe ditch, and a Palizado of young Firre trees: but most of the rest
have only a great ditch, cast about them, and the ditches earth is all
their rampier; but round well environed with Palizadoes. Some have some
few small peeces of small Ordnance, and slings, calievers, and muskets;
but their generallest weapons are the Russe bowes and arrowes; you shall
find pavements over bogges, onely of young Firre trees laid crosse one
over another, for two or three houres journey, or as the passage requires:
and yet in two dayes travell you shall scarce see six habitations.
Notwithstanding,
Page 161
to see how their Lords, Governours, and Captaines are civilized, well
attired and acoutred with Jewells, Sables, and Horses, and after their
manner with curious furniture, it is wonderfull: but they are all Lords or
slaves, which makes them so subject to every invasion.
In Transilvania he found so many good friends, that but to see and rejoyce
himselfe (after all those encounters) in his native Country, he would ever
hardly have left them; though the mirrour of vertue, their Prince, was
absent. Being thus glutted with content, and neere drowned with joy, he
passed high Hungaria by Fileck, Tocka, Cassovia, and Underoroway, by
Ulmicht, in Moravia, to Prague in Bohemia: at last he found the most
gracious Prince Sigismundus, with his Colonell, at Lipswick in Misenland:
who gave him big Passe, intimating the service he had done, and the
honours he had received, with fifteene hundred ducats of gold to repaire
his losses: with this, he spent some time to visit the faire Cities and
Countries of Drasdon in Saxonie, Magdaburg and Brunswicke; Cassell in
Hessen; Wittenberg, Ullum, and Minikin in Bavaria; Aughsbrough, and her
Universities; Hama, Franckford, Mentz, the Palatinate; Wormes, Speyre, and
Strausborough; passing Nancie in Loraine, and France by Paris to Orleans,
hee went down the river of Loyer, to Angiers, and imbarked himselfe at
Nantz in Britanny, for Bilbao in Biskay, to see Bergs, Valiadolid, the
admired monoester of the Escuriall, Madrill, Toledo, Cordua, Cuedyriall,
Civill, Cheryes, Cales, and Saint Lucas in Spaine.
© TrueView