ТОТО: Синьор Италия
"Ваша светлость, вы для нас - как святой Януарий! Вы делаете чудеса из ничего, и заставляете нас смеяться и забывать все наши беды и несчастья"
Один из поклонников
Еще со времен "оттепели" итальянское кино стало нашей первой любовью, нашим открытием Европы. Несмотря на благоговение перед чопорной Англией и романтическое увлечение Францией, мы интуитивно ощущали родство именно с итальянцами - живыми, темпераментными, щедрыми и вороватыми, готовыми одновременно плакать и смеяться над множеством нерешаемых проблем. Они казались похожими на нас, и их наивный расчет на помощь католических святых был сродни нашей надежде на русский "авось". Неудивительно, что мы пленились их кино: хохотали над "комедиями по-итальянски", восхищались красотой их девушек, темпераментом и обворожительностью их мужчин. Тем же, кого увлекали "серьезные" фильмы, импонировали величавая элегантность драм Висконти, гротеск и феерия трагикомедий Феллини, абсурд и "черный" юмор Ферерри, политичность Бертолуччи и Пазолини. Все эти и многие другие имена и были для нас символами Италии - богатой и нищей, изысканной и вульгарной, насмешливой и нежной. А для самих итальянцев - римлян, флорентийцев, миланцев, неаполитанцев - после войны Италией был Тото, маленький человек, обожаемый (и где-то даже обожествляемый) народом комик. Неунывающий плут, серьезный и трогательный, он и сейчас, 30 с лишним лет после своей смерти, остается не только одним самых популярных итальянских актеров, но и символом несгибаемости народного духа, доказательством того, что итальянца можно сделать нищим, но нельзя отнять у него умение радоваться жизни и надежду на лучшее.
Биографы Тото часто пишут, что в конце 40-х годов его герой спас Италию - разоренную войной, обескровленную после режима Муссолини, растоптаную и нищую, жившую лишь своей способностью обворовывать и надувать "победителей" - американских солдат. Национальное самосознание, на котором играло правительство Муссолини, было втоптано в грязь вместе с самим правительством и надеждой когда-нибудь подняться на ноги. Неореалистическое кино, делавшее в то время первые шаги, честно отображало в фильмах безрадостную картину жизни бедняков, которую рядовой итальянец и так видел каждый день. Возможно, поэтому появление Тото - маленького смешного человечка, ассиметричного, с неправдоподобно большим подбородком и огромными глазами, немолодого, усталого, серьезного - по контрасту с положениями, в которые он неизменно попадал, дало потрясающий эффект - народ валом повалил в кинотеатры. Люди отдавали последние лиры, чтобы смеясь, расстаться с прошлым, ощутить себя сильнее, умнее, жизнерадостнее. Тото проживал на экране их жизнь - был контрабандистом, пройдохой, мошенником, с легкостью обманывающим богатых и сильных, но не способным обидеть слабого и несчастного. Искренность и благородство, умение сострадать и готовность помочь попавшему в беду, были его сутью. Он казался последним римским патрицием в одежде нищего, понимающим, что богатство - это не только деньги, но и внутреннее достоинство. Первое легко потерять, растранжирить, проиграть, второе сохранится навсегда.
Эта величавость, "порода" были в нем от рождения. Антонио был плодом любви прямого потомка Комнинов и бедной неаполитанки Аны Клементе. Влюбленные поженились, невзирая на протесты отца жениха, который по такому случаю лишил сына наследства. Правда, с титулом он ничего сделать не смог, а потому в конце 40-х годов, после смерти отца и деда, Тото унаследовал имя, которое стоит того, чтобы привести его хотя бы частично: Антонио Флавио Анджело, герцог Комнин, порфироносный Гальярди Де Куртис Византийский, императорское высочество, кавалер Священной Римской империи, экзарх Равенский, героцог Македонский и Иллирийский, князь Константинопольский, Сицилийский, Фессалийский... Увы, к этому цветистому титулу не прилагалось ни денег, ни земли. Свое состояние Тото заработал сам - съемками в кино и выступлениями на эстраде, беззаветным служением Мельпомене.
Молодость Тото была полна приключений. Окончив начальную школу, где его вертлявость доводила преподавателей до исступления, он уже знал, что его призвание - театр, и с юности стал выступать в полулюбительских спектаклях. Вскоре, его уже знал весь Неаполь. Правда, не как талантливого актера, а как завзятого донжуана, перед обаянием и неиссякаемой пылкостью которого не могла устоять ни одна субретка. То, что Тото был некрасив, ему ничуть не мешало: и в молодые, и в зрелые годы его обходительность, щедрость и темперамент, заставляли трепетать сердца женщин всех возрастов. Будучи еще мальчишкой и к тому же без гроша в кармане, Тото менял любовниц, как перчатки, причем от каждой требовал "полного самоотречения" и верности.
Один из таких романов едва не стоил ему головы. Тото соблазнил невесту одного из подручных Камполуонго, "крестного отца" Неаполя. Жених и его друзья решили рассчитаться с наглецом, но щуплый Тото защищался с таким нахальством, что его враги опешили. На Камполуонго отчаянная храбрость "мальчишки" произвела впечатление, и он пригласил его к себе. Тото говорил без умолку, импровизировал, выдавал забавные реплики и в конце концов заслужил симпатию и уважение "хозяина Неаполя". Позже, когда Тото приезжал в Неаполь из Рима на гастроли, "крестный отец" в сопровождении подручных приезжал на его выступления, чтобы выразить свое восхищение Королю Смеха.
Но это было уже потом, после успеха в Риме, куда Тото перехал в 1922 году вместе с родителями. Его слава началась с пародий: в театре, где служил Тото, заболел ведущий комик, и шустрый неаполитанец вызвался его заменить. Его шутки понравились публике, и номер Тото стал постоянным. Зрители дивились его остроумию и умению обращаться с собственным телом: его руки, ноги, глаза, голова существовали как бы независимо друг от друга, участвуя в какой-то абсурдной симфонии движений. "Кажется, будто Тото можно разобрать на части, как Буратино," - заметил в рецензии на его спектакль видный критик.
Тото обожала публика, по нему сходили с ума женщины, а он - в ту пору безжалостный обольститель - с легкостью разбивал одно сердце за другим. Чаще всего его расставания с любовницами напоминали "комедии по-итальянски". Но была в его жизни и подлинная драма. В 1936 году Тото закрутил бурный роман с Лилианой Кастаньолой, очень красивой субреткой, привыкшей проматывать состояние своих любовников. Однако на этот раз ситуация была обратной: для Тото их отношения были "приключением", а для Лилианы - единственной настоящей страстью в жизни. Чтобы удержать любимого, Кастаньола предложила ему деньги для организации ИХ ревю - и этим поставила точку в романе. Для гордого, воспитанного в старых итальянских традициях, Тото сама мысль о деньгах, взятых у женщины, была оскорбительной. Холодно попрощавшись, он уехал на гастроли. Поняв, что это разрыв, Лилиана приняла смертельную дозу снотворного.
Отчаянию Тото не было предела. Крайне непостоянный в своих чуствах, он был полон противоречий - неудержимый темперамент сочетался в нем с добротой и склонностью к сочувствию. Но, совершенно в духе своего героя, даже трагедию Тото удалось превратить в буффонаду. Будучи "в печали", он собрался уйти в монастырь, однако перед самым поступлением понял, что не сможет обойтись без женщин. Тогда Тото попытался договорится с приором о разрешении на "плотский грех" хотя бы несколько раз в год. Возмущенный священник с треском выставил его из монастыря, и Тото пришлось вернуться в театр.
Он никогда об этом не жалел. Театр занимал в его сердце большее место, чем любая женщина - даже его дочь, которую в 1936 году ему родила Диана Бандини. Роман с Бандини поначалу грозил Тото большими неприятностями. Диана была несовершеннолетней, а ее мать считала "зятя" плутом и пройдохой. Тем не менее, Тото и его жена прожили вместе больше десяти лет. Их девочку Тото назвал Лилианой - в честь своей погибшей любимой. "Мое ожидаемое появление на свет вызвало настоящий переполох, - вспоминала Лилиана. - Папа почему-то был уверен, что не может иметь детей, и, под горячую руку, обвинил маму в неверности. Но, когда врач убедил его в том, что он способен быть отцом, Тото со слезами на глазах просил у мамы прощения, твердя одну и ту же фразу: "Дорогая, как ты могла бы изменить мне, если я ни на минуту не оставлял тебя одну".
Тото с Дианой Бандини
Обладая таким противоречивым и переменчивым характером, Тото не надо было особенно стараться, чтобы придумать сюжет для выступления. Сюжетом была сама жизнь, его полный иронии взгляд на нее, его чисто неаполитанское чувство юмора, сочетавшее в себе практичность, парадоксальность, умение подмечать все забавное и нелепое. Настоящей творческой удачей стала для него работа с неаполитанским семейством Де Филиппо - Эдуардо, Титиной и Пеппино. Как и Де Филлиппо, Тото не избежал искушения поострить на "политические" темы. В 1944 году его чуть не депортировали как врага режима - из-за злой сатиры на Гитлера, которую комик разыграл экспромтом. Публика была в восторге, а актеру пришлось прятаться от полиции.
Ко моменту окончания войны, Тото был популярным эстрадным комиком. Он выступал в ревю со всеми звездами тех лет - Миной, Анной Маньяни, Пеппино Де Филиппо, и легко затмевал их своей оригинальностью. Но подлинную всенародную любовь ему принесло кино. С 1947 года Тото стал сниматься в 5-10 (!) фильмах в год. Это были первые "комедии по-итальянски", а так же пародии на модные зарубежные фильмы, названия которых говорят сами за себя - "Тото-тарзан", "Тото Аравийский", "Тото и Клеопатра", "Тото-шейх"... Чаще всего это были поделки, но публика обожала их - они питали ее энергией, необходимой для того, чтобы выжить. В череде второсортных картин попадались и настоящие шедевры - "Неаполь - город миллионеров", "Полицейские и воры", где Тото был не только смешон, но и трогателен, лиричен, по-настоящему человечен. "Значение этих фильмов Тото для итальянской народной культуры трудно приуменьшить," - заметил уже после смерти актера один из его биографов.
Кино позволило Тото много зарабатывать, но не сделало его богачом. Для этого он был слишком щедр. Он жил в роскоши с молоденькой любовницей Франкой Фальдини, содержал бывшую жену, дочь Лилиану и ее детей, помогал к каждому, кто к нему обращался. "Часто можно было видеть, как отъезжает его машина, груженная игрушками, лекарствами, одеждой для семей, которым папа решил помочь", - вспоминала Лилиана. Уже после его смерти выяснилось, что своими деньгами Тото тайно поддерживал множество бедняков Неаполя. Он приезжал ночами и оставлял у дверей бедняков конверты с деньгами. Один ревнивый муж, не понимая, откуда берутся деньги, устроил засаду и раскрыл тайну. "Из любви к Господу не говорите об этом никому, - попросил его Тото. - Нет ничего прекраснее, чем делать добро, не дожидаясь благодарности".
В старости судьба лишила Тото зрения. Еще в 30 лет он практически перестал видеть правым глазом, а в конце 50-х годов ослеп и на второй глаз. Усилия врачей дали немногое - Тото лишь смутно различал силуэты людей. Но он продолжал сниматься в кино. "Злоумышленники неизвестны", "Закон есть закон", "Операция "Святой Януарий" - во всех этих и многих других фильмах Тото играл уже слепым, хотя догадаться об этом невозможно. Восхищенный Феллини, попавший однажды на съемочную площадку, был поражен тем как слепой, беспомощный человек в черных очках со щелчком хлопушки становится... зрячим. "Тото прыгает, вертится убегает, перепрыгивая через кабели и легко скользя по забитой мебелью гостинной. Кажется, у него не два глаза, а сто!"
Сумасшедший ритм работы - выступления, съемки, записи пластинок (Тото еще сочинял стихи и пел) - подкосил здоровье уже очень немолодого человека. В апреле 1967 года у него случился инфаркт - и Тото не стало. Его смерть, как громом, поразила Италию. На похороны Тото пришел весь Рим - простые люди, для которых он жил и работал. Толпа, едва сдерживавшая рыдания, прощалась со своим Королем - и в последний раз приветствовала его овациями.
В кино Тото с блеском сыграл фальшивого покойника, а в жизни его похоронили дважды. Вторая церемония состоялась в Неаполе. Священник отпел пустой гроб, который затем предали земле. К его могиле неаполитанцы и по сей день относятся как к святыне. Она всегда украшена цветами и записочками со словами любви, возле нее много самых разнообразных подношений Королю. На доме, в котором он родился, установлена мемориальная доска, изготовленная на добровольные пожертвования жителей города. На ее открытии прозвучали слова мэра города, которые никто никогда не оспорит: "Мы, неаполитанцы, всегда знали, что Тото - бессмертен. Для нас он - не просто человек. Он - дух Неаполя, его энергия и остроумие, он - олицетворение итальянской живости, темперамента, благородства и величия души. Он... Да он и есть Италия!"
(c) Елена ЦЫМБАЛ
PS Когда я была в Италии, я хотела купить себе фотооткрытки со старыми итальянскими актерами. Их не было в продаже, были только американские. За одним исключением - Тото был в ассортименте (более 20 разных видов)
Один из поклонников
Еще со времен "оттепели" итальянское кино стало нашей первой любовью, нашим открытием Европы. Несмотря на благоговение перед чопорной Англией и романтическое увлечение Францией, мы интуитивно ощущали родство именно с итальянцами - живыми, темпераментными, щедрыми и вороватыми, готовыми одновременно плакать и смеяться над множеством нерешаемых проблем. Они казались похожими на нас, и их наивный расчет на помощь католических святых был сродни нашей надежде на русский "авось". Неудивительно, что мы пленились их кино: хохотали над "комедиями по-итальянски", восхищались красотой их девушек, темпераментом и обворожительностью их мужчин. Тем же, кого увлекали "серьезные" фильмы, импонировали величавая элегантность драм Висконти, гротеск и феерия трагикомедий Феллини, абсурд и "черный" юмор Ферерри, политичность Бертолуччи и Пазолини. Все эти и многие другие имена и были для нас символами Италии - богатой и нищей, изысканной и вульгарной, насмешливой и нежной. А для самих итальянцев - римлян, флорентийцев, миланцев, неаполитанцев - после войны Италией был Тото, маленький человек, обожаемый (и где-то даже обожествляемый) народом комик. Неунывающий плут, серьезный и трогательный, он и сейчас, 30 с лишним лет после своей смерти, остается не только одним самых популярных итальянских актеров, но и символом несгибаемости народного духа, доказательством того, что итальянца можно сделать нищим, но нельзя отнять у него умение радоваться жизни и надежду на лучшее.
Биографы Тото часто пишут, что в конце 40-х годов его герой спас Италию - разоренную войной, обескровленную после режима Муссолини, растоптаную и нищую, жившую лишь своей способностью обворовывать и надувать "победителей" - американских солдат. Национальное самосознание, на котором играло правительство Муссолини, было втоптано в грязь вместе с самим правительством и надеждой когда-нибудь подняться на ноги. Неореалистическое кино, делавшее в то время первые шаги, честно отображало в фильмах безрадостную картину жизни бедняков, которую рядовой итальянец и так видел каждый день. Возможно, поэтому появление Тото - маленького смешного человечка, ассиметричного, с неправдоподобно большим подбородком и огромными глазами, немолодого, усталого, серьезного - по контрасту с положениями, в которые он неизменно попадал, дало потрясающий эффект - народ валом повалил в кинотеатры. Люди отдавали последние лиры, чтобы смеясь, расстаться с прошлым, ощутить себя сильнее, умнее, жизнерадостнее. Тото проживал на экране их жизнь - был контрабандистом, пройдохой, мошенником, с легкостью обманывающим богатых и сильных, но не способным обидеть слабого и несчастного. Искренность и благородство, умение сострадать и готовность помочь попавшему в беду, были его сутью. Он казался последним римским патрицием в одежде нищего, понимающим, что богатство - это не только деньги, но и внутреннее достоинство. Первое легко потерять, растранжирить, проиграть, второе сохранится навсегда.
Эта величавость, "порода" были в нем от рождения. Антонио был плодом любви прямого потомка Комнинов и бедной неаполитанки Аны Клементе. Влюбленные поженились, невзирая на протесты отца жениха, который по такому случаю лишил сына наследства. Правда, с титулом он ничего сделать не смог, а потому в конце 40-х годов, после смерти отца и деда, Тото унаследовал имя, которое стоит того, чтобы привести его хотя бы частично: Антонио Флавио Анджело, герцог Комнин, порфироносный Гальярди Де Куртис Византийский, императорское высочество, кавалер Священной Римской империи, экзарх Равенский, героцог Македонский и Иллирийский, князь Константинопольский, Сицилийский, Фессалийский... Увы, к этому цветистому титулу не прилагалось ни денег, ни земли. Свое состояние Тото заработал сам - съемками в кино и выступлениями на эстраде, беззаветным служением Мельпомене.
Молодость Тото была полна приключений. Окончив начальную школу, где его вертлявость доводила преподавателей до исступления, он уже знал, что его призвание - театр, и с юности стал выступать в полулюбительских спектаклях. Вскоре, его уже знал весь Неаполь. Правда, не как талантливого актера, а как завзятого донжуана, перед обаянием и неиссякаемой пылкостью которого не могла устоять ни одна субретка. То, что Тото был некрасив, ему ничуть не мешало: и в молодые, и в зрелые годы его обходительность, щедрость и темперамент, заставляли трепетать сердца женщин всех возрастов. Будучи еще мальчишкой и к тому же без гроша в кармане, Тото менял любовниц, как перчатки, причем от каждой требовал "полного самоотречения" и верности.
Один из таких романов едва не стоил ему головы. Тото соблазнил невесту одного из подручных Камполуонго, "крестного отца" Неаполя. Жених и его друзья решили рассчитаться с наглецом, но щуплый Тото защищался с таким нахальством, что его враги опешили. На Камполуонго отчаянная храбрость "мальчишки" произвела впечатление, и он пригласил его к себе. Тото говорил без умолку, импровизировал, выдавал забавные реплики и в конце концов заслужил симпатию и уважение "хозяина Неаполя". Позже, когда Тото приезжал в Неаполь из Рима на гастроли, "крестный отец" в сопровождении подручных приезжал на его выступления, чтобы выразить свое восхищение Королю Смеха.
Но это было уже потом, после успеха в Риме, куда Тото перехал в 1922 году вместе с родителями. Его слава началась с пародий: в театре, где служил Тото, заболел ведущий комик, и шустрый неаполитанец вызвался его заменить. Его шутки понравились публике, и номер Тото стал постоянным. Зрители дивились его остроумию и умению обращаться с собственным телом: его руки, ноги, глаза, голова существовали как бы независимо друг от друга, участвуя в какой-то абсурдной симфонии движений. "Кажется, будто Тото можно разобрать на части, как Буратино," - заметил в рецензии на его спектакль видный критик.
Тото обожала публика, по нему сходили с ума женщины, а он - в ту пору безжалостный обольститель - с легкостью разбивал одно сердце за другим. Чаще всего его расставания с любовницами напоминали "комедии по-итальянски". Но была в его жизни и подлинная драма. В 1936 году Тото закрутил бурный роман с Лилианой Кастаньолой, очень красивой субреткой, привыкшей проматывать состояние своих любовников. Однако на этот раз ситуация была обратной: для Тото их отношения были "приключением", а для Лилианы - единственной настоящей страстью в жизни. Чтобы удержать любимого, Кастаньола предложила ему деньги для организации ИХ ревю - и этим поставила точку в романе. Для гордого, воспитанного в старых итальянских традициях, Тото сама мысль о деньгах, взятых у женщины, была оскорбительной. Холодно попрощавшись, он уехал на гастроли. Поняв, что это разрыв, Лилиана приняла смертельную дозу снотворного.
Отчаянию Тото не было предела. Крайне непостоянный в своих чуствах, он был полон противоречий - неудержимый темперамент сочетался в нем с добротой и склонностью к сочувствию. Но, совершенно в духе своего героя, даже трагедию Тото удалось превратить в буффонаду. Будучи "в печали", он собрался уйти в монастырь, однако перед самым поступлением понял, что не сможет обойтись без женщин. Тогда Тото попытался договорится с приором о разрешении на "плотский грех" хотя бы несколько раз в год. Возмущенный священник с треском выставил его из монастыря, и Тото пришлось вернуться в театр.
Он никогда об этом не жалел. Театр занимал в его сердце большее место, чем любая женщина - даже его дочь, которую в 1936 году ему родила Диана Бандини. Роман с Бандини поначалу грозил Тото большими неприятностями. Диана была несовершеннолетней, а ее мать считала "зятя" плутом и пройдохой. Тем не менее, Тото и его жена прожили вместе больше десяти лет. Их девочку Тото назвал Лилианой - в честь своей погибшей любимой. "Мое ожидаемое появление на свет вызвало настоящий переполох, - вспоминала Лилиана. - Папа почему-то был уверен, что не может иметь детей, и, под горячую руку, обвинил маму в неверности. Но, когда врач убедил его в том, что он способен быть отцом, Тото со слезами на глазах просил у мамы прощения, твердя одну и ту же фразу: "Дорогая, как ты могла бы изменить мне, если я ни на минуту не оставлял тебя одну".
Тото с Дианой Бандини
Обладая таким противоречивым и переменчивым характером, Тото не надо было особенно стараться, чтобы придумать сюжет для выступления. Сюжетом была сама жизнь, его полный иронии взгляд на нее, его чисто неаполитанское чувство юмора, сочетавшее в себе практичность, парадоксальность, умение подмечать все забавное и нелепое. Настоящей творческой удачей стала для него работа с неаполитанским семейством Де Филиппо - Эдуардо, Титиной и Пеппино. Как и Де Филлиппо, Тото не избежал искушения поострить на "политические" темы. В 1944 году его чуть не депортировали как врага режима - из-за злой сатиры на Гитлера, которую комик разыграл экспромтом. Публика была в восторге, а актеру пришлось прятаться от полиции.
Ко моменту окончания войны, Тото был популярным эстрадным комиком. Он выступал в ревю со всеми звездами тех лет - Миной, Анной Маньяни, Пеппино Де Филиппо, и легко затмевал их своей оригинальностью. Но подлинную всенародную любовь ему принесло кино. С 1947 года Тото стал сниматься в 5-10 (!) фильмах в год. Это были первые "комедии по-итальянски", а так же пародии на модные зарубежные фильмы, названия которых говорят сами за себя - "Тото-тарзан", "Тото Аравийский", "Тото и Клеопатра", "Тото-шейх"... Чаще всего это были поделки, но публика обожала их - они питали ее энергией, необходимой для того, чтобы выжить. В череде второсортных картин попадались и настоящие шедевры - "Неаполь - город миллионеров", "Полицейские и воры", где Тото был не только смешон, но и трогателен, лиричен, по-настоящему человечен. "Значение этих фильмов Тото для итальянской народной культуры трудно приуменьшить," - заметил уже после смерти актера один из его биографов.
Кино позволило Тото много зарабатывать, но не сделало его богачом. Для этого он был слишком щедр. Он жил в роскоши с молоденькой любовницей Франкой Фальдини, содержал бывшую жену, дочь Лилиану и ее детей, помогал к каждому, кто к нему обращался. "Часто можно было видеть, как отъезжает его машина, груженная игрушками, лекарствами, одеждой для семей, которым папа решил помочь", - вспоминала Лилиана. Уже после его смерти выяснилось, что своими деньгами Тото тайно поддерживал множество бедняков Неаполя. Он приезжал ночами и оставлял у дверей бедняков конверты с деньгами. Один ревнивый муж, не понимая, откуда берутся деньги, устроил засаду и раскрыл тайну. "Из любви к Господу не говорите об этом никому, - попросил его Тото. - Нет ничего прекраснее, чем делать добро, не дожидаясь благодарности".
В старости судьба лишила Тото зрения. Еще в 30 лет он практически перестал видеть правым глазом, а в конце 50-х годов ослеп и на второй глаз. Усилия врачей дали немногое - Тото лишь смутно различал силуэты людей. Но он продолжал сниматься в кино. "Злоумышленники неизвестны", "Закон есть закон", "Операция "Святой Януарий" - во всех этих и многих других фильмах Тото играл уже слепым, хотя догадаться об этом невозможно. Восхищенный Феллини, попавший однажды на съемочную площадку, был поражен тем как слепой, беспомощный человек в черных очках со щелчком хлопушки становится... зрячим. "Тото прыгает, вертится убегает, перепрыгивая через кабели и легко скользя по забитой мебелью гостинной. Кажется, у него не два глаза, а сто!"
Сумасшедший ритм работы - выступления, съемки, записи пластинок (Тото еще сочинял стихи и пел) - подкосил здоровье уже очень немолодого человека. В апреле 1967 года у него случился инфаркт - и Тото не стало. Его смерть, как громом, поразила Италию. На похороны Тото пришел весь Рим - простые люди, для которых он жил и работал. Толпа, едва сдерживавшая рыдания, прощалась со своим Королем - и в последний раз приветствовала его овациями.
В кино Тото с блеском сыграл фальшивого покойника, а в жизни его похоронили дважды. Вторая церемония состоялась в Неаполе. Священник отпел пустой гроб, который затем предали земле. К его могиле неаполитанцы и по сей день относятся как к святыне. Она всегда украшена цветами и записочками со словами любви, возле нее много самых разнообразных подношений Королю. На доме, в котором он родился, установлена мемориальная доска, изготовленная на добровольные пожертвования жителей города. На ее открытии прозвучали слова мэра города, которые никто никогда не оспорит: "Мы, неаполитанцы, всегда знали, что Тото - бессмертен. Для нас он - не просто человек. Он - дух Неаполя, его энергия и остроумие, он - олицетворение итальянской живости, темперамента, благородства и величия души. Он... Да он и есть Италия!"
(c) Елена ЦЫМБАЛ
PS Когда я была в Италии, я хотела купить себе фотооткрытки со старыми итальянскими актерами. Их не было в продаже, были только американские. За одним исключением - Тото был в ассортименте (более 20 разных видов)