Сведений о судьбе не поступало (окончание)
Читать начало и продолжение.
Для уточнения местонахождения могилы дяди Сергея написала в документационный центр музея-мемориала лагеря Штукенброк. В течение месяца получила короткий ответ, извещавший, что Казанков Сергей Николаевич захоронен на южном кладбище города Герне, номер могилы 213b. В письме был также указан контактный телефон служащей кладбищенского бюро, с которой можно договориться об организации моего сопровождения при посещении могилы. Наметив поездку на 20 марта, позвонила в бюро, и мне пообещали, во-первых, отметить могилу специальным желтым колышком и, во-вторых, обеспечить меня провожающим, который по делам погребения (кладбище действующее) будет в этот день на кладбище.
Южное кладбище г. Герне.
Поездка моя была спланирована так. Сначала вечером пятницы самолетом в Дюссельдорф. Утром следующего дня - поездом до Герне. Встреча с провожающим была назначена на 10 утра, но приехала я на час раньше, и совершенно случайно провожающий тоже уже был там. Дошли до могилы, желтый колышек воткнут. Распрощались, и я осмотрелась.
Кладбище достаточно старое (много могил 19 века), но очень ухоженное. Здесь похоронены по меньшей мере 477 военнопленных, а также «остарбайтеров», большая часть которых из Советского Союза и Польши. Захоронение находится близко от главного входа, на большой поляне. На всех могилах установлены одинаковые каменные кресты с фамилиями на латинице. Имен и дат жизни нет. Их можно узнать по хранящейся в бюро кладбища книге захоронений.
Участок кладбища с захоронениями военнопленных.
Могила дяди Сергея и девяти его товарищей.
Начав «разматывать» клубочек дядиной судьбы с самого конца, естественно пришла к вопросу о причине его гибели. На этот мучающий меня вопрос ответа из документационного центра Штукенброк я не получила.
Готовясь к поездке в Герне, распечатала из банка данных «Мемориал» список всех военнопленых, захороненных на южном кладбище и обратила внимание на то, что в нем еще 47 человек с датой смерти 17 января 1945 года. Все 48 человек были из одного лагеря на Хертенерштрассе. Что же произошло в этот день? Никак не ожидала, что ответ на этот вопрос получу уже в тот же вечер. Но всё по порядку. В мои планы входило посещение городского музея в надежде на какую-нибудь экспозицию, посвященную городской жизни в военное время. Но в городском музее «запустили» археологическую выставку, а музей в замке Штюнкеде, где, как мне сказали в отделе информации, военное время точно освещено, оказался закрыт до мая.
Выйдя из музея, начала искать книжный магазин - последняя надежда узнать о жизни города из региональной литературы. Купила две книги. Первая:
Вольфганг Берге «1939-1945 ночь над Ванне-Айкель (дневник одного города)». Ванне-Айкель - это один из районов современного Герне.
Вторая: Сюзанна Петерс-Шильдрен «Плавильный котел Рурской области (история иммиграции до 1945 года на примере Герне)».
В первой рассказывается об основных событиях в городе с 1939 по 1945 годы. Стр. 138 -142 посвящены описанию воздушного налета авиации союзников 17 января 1945 года вскоре после полуночи, в результате которого погибли 40 жителей городка. Приведены воспоминания очевидцев, фотографии разбомбленных улиц. Ни одного упоминания о военнопленных здесь нет.
Во второй книге в главе «Принудительные рабочие и военнопленные во время второй мировой войны» на стр. 322 читаем (привожу в моём переводе):
«После 1944 года в списках умерших все чаще в качестве причины смерти указываются завалы в результате бомбёжек авиации союзников. В большинстве своем не имеющие подвалов лагерные бараки не обеспечивали достаточной защиты в случае воздушной тревоги. Иностранным рабочим запрещалось использовать ими же построенные бункеры.
Один из бункеров в Герне. Военнопленных и остарбайтеров туда не пускали.
По данным фон Гериха, сообщения которого основаны на свидетельствах очевидцев, во время авиационных налетов принудительные рабочие в лагерях чаще всего прятались в построенных ими самими бункерах и штольнях, а позднее в так называемых ОТ-трубах, о внешнем виде которых ничего неизвестно. Для иностранцев, находящихся на рабочих местах, никаких мер противовоздушной обороны не предпринималось. Во время одной бомбежки 17 января 1945 года погибло 60 русских военнопленных. Еще 30 русских военнопленных были ранены. Одна из девяти фугасных бомб, сброшенных на барачный лагерь для русских военнопленных на Роттштрассе-угол Хертенерштрассе пробила 30-тисантиметровую бетонную стену укрытия, в котором находились большинство военнопленных во время налета. Жертвами завалов стали также 13 жещин-остарбайтеров в лагере для остарбайтеров севернее Роенштрассе в Герне. Во время бомбежки 2 февраля 1945 года они прятались в траншее, бетонная стена которой обрушилась.»
Добавлю, что целью союзников, безусловно, были шахты и военные предприятия Рурской области, но на карте тогдашнего Герне трудно было найти пространство, свободное от бараков пленных или остарбайтеров.
Фамилии погибших вместе с моим дядей 17 января 1945 года на этих крестах:
В июне 2010 года я вновь посетила Герне и нашла место, где был разбомбленный барак. Улицы и по сей день носят те же названия, а на месте барачного лагеря на углу Роттштрассе-Хертенерштрассе выросла берёзка:
В 2013 году, когда писалась эта статья, день Победы, как и в 1945-ом, пришёлся на пасхальную неделю. Наверное, поэтому сложилось это стихотворение:
Я проснусь, когда мама тихонько ладошкой к щеке прикоснётся,
Когда скажет негромко: «Сынок, просыпайся, - кулич на столе»,
Писк нагретых на печке цыплят из лукошка пробъется,
Из оврага журчанье ручья ветерок принесёт на крыле...
Так ты грезил в холодном вонючем бараке,
Так мечтал ты вдали от родной стороны,
Три весны в изможденьи, кошмаре и мраке,
Три пасхальных, в плену проведенных, весны.
Ты чуть старше Христа уходил на страданья и муки.
Ты нашёлся, убитый, ста дней не дожив до победной мечты.
Ты воскрес в моем сердце, воскрес через годы разлуки,
И вернулся ко мне после страшной, великой войны.
Лукошко с цыплятами в стихотворении практически реальное: про него говорила мне мама, рассказывая о своём детстве. Её игрушками, за неимением других, были цыплята, гревшиеся в лукошке на русской печке, где она спала. А ручей в овраге и ключик, из которого пили воду, она мне показала в нашу поездку в деревню в 1978 году. Но тогда мы ещё ничего не знали о судьбе Сергея. Нe знала я и того, что мы прожили в Бонне 7 лет в ста с небольшим километрах от его могилы.
И ещё в качестве послесловия. Думаю, этот сухой газетный текст не передаёт того, что я испытала, занимаясь поиском. Здесь почти нет эмоций. Может, когда-нибудь напишу иначе. Как стояла на коленях перед этими крестами и плакала от горя, что дядя не дожил до Победы всего 3-х месяцев, но и от радости, что нашла... Как читая купленные книги в поезде на обратном пути, чуть не закричала на весь вагон от озарения, что докопалась до истины... И как рассказывала маме, уже не видящей и не говорящей после её инсультов, не будучи уверена, что она понимает меня, но радуясь, что всё же успела ей это рассказать...
Не останавливайтесь, когда вам пишут «сведений не поступало». Ищите своих родных.