Рукопись найденная в Сары-Огузе
Я гляжу в окно. Вторую неделю небо скрыто мглой. В нашем южном городке такая погода редкость. Туман проникает в головы, глаза и души и даже в здешнюю прессу.
«…Первобытные люди не знали о небе. Великий ледник таял и замерзал, и небо, скрытое вечной мглой его испарений, казалось низкой и туманною твердью. Люди глядели себе под ноги и вместо звезд календарем им служили женские регулы - тридевятое царство тридесятое государство - мандала. И только шаманы поднимались на белые горы, возвышенные Альбы и Алтаи, Алатырь-камни и алтари, чтобы сквозь пелену облаков взглянуть в глаза богу, имени которого никто не знал…» - это местный стоматолог и краевед Кошкин на последней странице «Вечернего Бурундая» опубликовал свой очередной опус против суеверий и астрологии.
К ночи мгла сгущается и начинает фосфорицировать. Звонит телефон. Проклятая Старуха! Она всегда появляется, когда на небе не видно звезд. Уже почти год, она надоедает мне звонками - с тех пор, как в «Вечернем Бурундае», зверски переиначив, напечатали несколько моих четверостиший:
Радость моя сколько раз устремлялась ты в воздух
Сколько веков подплывала к поверхности вод
Полюбоваться на ясновельможные звезды
Благословить многомилостивый небосвод.
- Я умру, как только пройдет туман. - сообщает Старуха - Не перебивайте, я прочту свое последнее стихотворение
Лежебоки ее не видят -
Бледный серпик
На бледно-сером…
Я - из тех,
Кто в этом повинен:
Не умею вставать с рассветом.
Старуха задыхается, в ее горле что-то свистит и рвется, и заоконная мгла начинает смердеть кошками и затхлым тряпьем.
Но тогда, когда это
Случается,
Я глазами встречаюсь с нею,
И гляжу, в бессильном
Отчаяньи,
Как бледнеет она,
Бледнеет…
Как восставший огонь
С востока
Убивает ее, убивает!
Вообще-то я - лежебока,
Но бывает со мной,
Бывает….
Перед рассветом туман разорвало на морозные клочья. А в небе одиноко и яростно полыхала неизвестная доселе Звезда. Она глядела мне прямо в душу и душа моя плакала ледяными слезами.
В очередном выпуске «Вечернего Бурундая» появилось скупое извещение о смерти Старухи. Траурная рамка чернела аккурат под новым творением Кошкина, на этот раз цитировавшего Папу Пия IV: «Не следует по долгу смотреть на звезды, ибо станешь одержимым и будешь бесноваться. Те, кто поклоняются звездам, слепы в безумии своем и подобно идолам своим холодны и одиноки, от того что демоны ненависти вселяются в них. И самая опасная звезда на небосклоне - звезда предрассветная, звезда чарующая и ненавистная и имя ее Люцифер».
Ничего-ничего! Мне есть чем ответить Кошкину! Скоро в «Вечернем Бурундае» напечатают мой последний стих.
Я проснулся вдруг от пристального взгляда
Холодно пылающей звезды
Над пустыней замерзающего сада
Над застывшими глазницами воды.
Помертвела жизнь в заснеженной нирване,
Лишь буровят черный воздух петухи.
Снилось мне, что это я горланил
В пустоте зияющей стихи.
Слышал я зубовный этот скрежет
Злой души невидящей ни зги
Что ж ты яростно так полыхаешь, Нежить?
Что ты душу леденишь мне? Сгинь!
«…Первобытные люди не знали о небе. Великий ледник таял и замерзал, и небо, скрытое вечной мглой его испарений, казалось низкой и туманною твердью. Люди глядели себе под ноги и вместо звезд календарем им служили женские регулы - тридевятое царство тридесятое государство - мандала. И только шаманы поднимались на белые горы, возвышенные Альбы и Алтаи, Алатырь-камни и алтари, чтобы сквозь пелену облаков взглянуть в глаза богу, имени которого никто не знал…» - это местный стоматолог и краевед Кошкин на последней странице «Вечернего Бурундая» опубликовал свой очередной опус против суеверий и астрологии.
К ночи мгла сгущается и начинает фосфорицировать. Звонит телефон. Проклятая Старуха! Она всегда появляется, когда на небе не видно звезд. Уже почти год, она надоедает мне звонками - с тех пор, как в «Вечернем Бурундае», зверски переиначив, напечатали несколько моих четверостиший:
Радость моя сколько раз устремлялась ты в воздух
Сколько веков подплывала к поверхности вод
Полюбоваться на ясновельможные звезды
Благословить многомилостивый небосвод.
- Я умру, как только пройдет туман. - сообщает Старуха - Не перебивайте, я прочту свое последнее стихотворение
Лежебоки ее не видят -
Бледный серпик
На бледно-сером…
Я - из тех,
Кто в этом повинен:
Не умею вставать с рассветом.
Старуха задыхается, в ее горле что-то свистит и рвется, и заоконная мгла начинает смердеть кошками и затхлым тряпьем.
Но тогда, когда это
Случается,
Я глазами встречаюсь с нею,
И гляжу, в бессильном
Отчаяньи,
Как бледнеет она,
Бледнеет…
Как восставший огонь
С востока
Убивает ее, убивает!
Вообще-то я - лежебока,
Но бывает со мной,
Бывает….
Перед рассветом туман разорвало на морозные клочья. А в небе одиноко и яростно полыхала неизвестная доселе Звезда. Она глядела мне прямо в душу и душа моя плакала ледяными слезами.
В очередном выпуске «Вечернего Бурундая» появилось скупое извещение о смерти Старухи. Траурная рамка чернела аккурат под новым творением Кошкина, на этот раз цитировавшего Папу Пия IV: «Не следует по долгу смотреть на звезды, ибо станешь одержимым и будешь бесноваться. Те, кто поклоняются звездам, слепы в безумии своем и подобно идолам своим холодны и одиноки, от того что демоны ненависти вселяются в них. И самая опасная звезда на небосклоне - звезда предрассветная, звезда чарующая и ненавистная и имя ее Люцифер».
Ничего-ничего! Мне есть чем ответить Кошкину! Скоро в «Вечернем Бурундае» напечатают мой последний стих.
Я проснулся вдруг от пристального взгляда
Холодно пылающей звезды
Над пустыней замерзающего сада
Над застывшими глазницами воды.
Помертвела жизнь в заснеженной нирване,
Лишь буровят черный воздух петухи.
Снилось мне, что это я горланил
В пустоте зияющей стихи.
Слышал я зубовный этот скрежет
Злой души невидящей ни зги
Что ж ты яростно так полыхаешь, Нежить?
Что ты душу леденишь мне? Сгинь!