- Мы не можем взять кошечку, - терпеливо твердила Вера. - Котикам у нас дома жить нельзя.
Нийоле сидела в траве, крепко обняв маленькую полосатую кошку, и рыдала так громко, что вряд ли слышала материнские объяснения. Но Вера продолжала говорить в надежде, что рано или поздно дочка устанет плакать и волей-неволей прислушается к ее словам.
- У нашей бабушки аллергия на кошек, - говорила Вера. - Это... ну как тебе объяснить? Помнишь, мы читали сказку про отравленную рубашку? Вот аллергия - это почти все равно что такую рубашку надеть. Бабушка погладит кошку и сразу начнет кашлять и задыхаться. Ее заберут в больницу и станут делать уколы. Много уколов, по десять раз в день! Бабушке будет очень плохо. Ты же любишь бабушку? Ты же не хочешь, чтобы она заболела?
- Не хочу! - сквозь слезы подтвердила Нийоле.
«Ну слава богу, - подумала Вера. - Хоть что-то она слышит. Не совсем впустую говорю».
- А еще у нас есть Рукас, - напомнила она. - Наш Рукас самый лучший в мире пес, но вот беда - кошек он не любит. Он не виноват, с собаками так часто бывает. Помнишь, мы читали сказку, почему собаки враждуют с кошками?
- Из-за кольцаааа , - все еще подвывая, откликнулась дочь.
- Правильно. И хозяевам редко удается их переубедить. Ты же не хочешь, чтобы Рукас укусил кошечку?
- Не хочу! - выкрикнула Нийоле. И заплакала еще горше. - Мама, она такая маленькая! И совсем одна! Ей негде жить!
- Может быть, есть, - неуверенно предположила Вера. - Просто сейчас кошечка вышла погулять. А потом вернется домой.
- Негде! - рыдала дочка. - Негде! Она такая худенькая и голодная. Наверное она сирота-а-а-а!
- Мы можем ее покормить, - предложила Вера. И, подумав, добавила: - Если хочешь, мы можем кормить эту кошечку каждый день. Всегда будем брать на прогулку еду и кормить твою подружку.
Нийоле притихла и посмотрела на мать с некоторым интересом. Видимо, ей просто не приходило в голову, что кормить кошку можно, не забирая ее в дом.
- А зимой? - наконец спросила она. - Зимой будет холодно. Кошечка замерзнет.
- Ну что ты, - преувеличенно бодро ответила Вера. - У нее же шубка. В шубке зимой хорошо, тепло.
Теперь она чувствовала себя вруньей. Вряд ли так уж хорошо зимой бездомным котам. Разве что, в чей-нибудь теплый подвал повезет пробраться. Впрочем, у этой полосатой все шансы неплохо устроиться. Вон какая хитрая морда. И обаяния море. Такие обычно не пропадают.
- Пойдем-ка домой, - сказала Вера. - Возьмем еду и сразу вернемся.
- Правда? - спросила дочь, неохотно отпуская кошку.
- Честное слово, - твердо ответила Вера.
- Честное фейское? - уточнила Нийоле, большая любительница волшебных сказок, твердо уверенная, что они с мамой ведут свой род от самой настоящей феи из волшебной страны, которая, по версии Нийоле, однажды пошла в лес за грибами, заблудилась и попала к людям, где сперва сто лет плакала, а потом вышла замуж, чтобы не было так скучно жить одной. И родила пра-пра-бабушку Беатрису - не зря же та такая красивая на единственной сохранившейся фотографии. И имя у нее удивительное, больше никого из людей так не зовут. Сразу понятно, что феина дочка.
- Честное-пречестное, - подтвердила Вера. - А если в холодильнике не найдется ничего подходящего, возьмем немножко еды у Рукаса. Главное, не проболтайся ему, что это для кошки, а не то он очень на нас обидится.
- Я скажу, что еда для моей новой подружки, - пообещала Нийоле. - Тогда и я не совру, и Рукас не догадается.
И прошептала в мохнатое кошкино ухо, любовно оглаживая тощий полосатый бок:
- Ты отсюда никуда не уходи, пожалуйста! Дождись нас, мы кушать принесем.
Вскочила и побежала к дому, окрыленная предстоящим делом. Словно и не она так горько и безутешно рыдала всего две минуты назад.
***
- Недопустимо впускать огненное стремительное, из сердечного центра бесконечно летящее, его не покидая, чужие границы сметающее, на седьмой уровень общего бытия, где наше внимание объединяется с намерением тех, кем мы были, и памятью тех, кем мы еще не начали становиться, - говорил Той Лори Каар Цу Мальян Тай своему будущему, безымянному пока двойнику, видеть сны о котором ему поручили на последней встрече Ближнего Зримого Ряда.
Иными словами, он пытался спокойно и доходчиво, самыми простыми словами объяснить младшему братишке, почему тот не может взять в дом приглянувшегося ему юного дракончика, каким-то образом оставшегося без присмотра и по неведению влетевшего прямехонько на границу заповедной зоны общего внимания их семьи.
- Продолжительное пребывание овеществленной сути плотного пламени на нашей седьмой глубине может привести к полному взаимному соприкосновению. И, как следствие, обожжет наш незримый внутренний ряд и охладит сердце живого движения, созерцая которое, ты ликуешь сейчас, - говорил он малышу. - Даже в дальнем полуденном сне изможденного старца, мимо которого однажды прошел тот, кого я не вспомню ни на одном из Порогов, не хотелось бы мне увидеть танец, в который мы все будем тогда вовлечены!
Таким образом Той Лори Каар Цу Мальян Тай старался втолковать несмышленому ребенку, что пребывание в их доме может повредить здоровью дракончика. И, к тому же, причинит немало беспокойства всем членам семьи.
Но малыш слушать ничего не желал. Знай твердил свое:
- Сияет! Сияет, сверкает, летит хохоча! Хороший и светлый такой! Не знает, как остановиться, устал, угасает, а сна для него здесь нет. Спрятать могу, унести, успокоить, вместе уйти в глубину, а когда отвердеет, заново овеществившись, пусть следует дальше, как новая песня о нас.
Какой непонятливый! Будь Той Лори Каар Цу Мальян Тай человеком, уже давно рассердился бы на братишку. Но к счастью, он был не человеком, а четыреждырожденным демоном ночной глубины, чрезвычайно сдержанным, как подобает всем юным владыкам тайных стихий, не взрастившим еще в себе сладкое зерно вечного жизнетворящего гнева.
Поэтому он только вздохнул, вызвав несколько внеочередных, но желанных темных отливов в океанах Правой Стороны, и начал все сначала. Для существа столь нестабильной природы Той Лори Каар Цу Мальян Тай был необычайно терпелив.
- Ладно, тогда я тебе покажу, как станет, если возьмешь на глубину огненное живое, советам моим вопреки, - сказал он малышу. - Смотри, да не вздумай плакать, не то первое имя власти, которое, по моим сведениям, уже на пути к тебе, никогда не достигнет даже самых дальних окраин твоего внимания, решив, что ты слишком слаб, чтобы его носить.
Все взрослые почему-то любят грозить детям, что те никогда не вырастут, если будут реветь, как младенцы. И многорожденные демоны ночной глубины, увы, вовсе не исключение.
Врут, конечно. Покажите мне хоть одного реву, которому не пришлось повзрослеть в свой срок. Но детей подобные обещания обычно ужасно пугают. Они не знают, что быть взрослым - неизбежная участь, а вовсе не награда за особую доблесть.
- Не буду плакать, буду сиять и петь! - пообещал братишка. - Показывай, я готов погрузиться во все цвета твоего зрения.
Вот и молодец.
***
- Что ты творишь, птичка моя? - изумленно спросил Кястас.
Надо отдать ему должное, для человека, только что обнаружившего, что дочь утащила в свою комнату его новую шляпу и уже успела намертво приклеить ее к колченогой табуретке, Кястас был на удивление благодушен.
- Я строю дом для кошки, - ответила Нийоле. - Мама сказала, нам нельзя брать кошечку к себе, потому что Рукас ее укусит, а бабушка заболеет. Но жить на улице плохо. Я бы не хотела! Поэтому я делаю кошке новый дом. Потом отнесу в парк и спрячу в кустах. Кошечке в домике будет уютно. И тепло зимой. И всегда можно спрятаться от собак и злых мальчишек. Никто не догадается, что тут живет кошка.
- Да уж, пожалуй, - кивнул отец, изо всех сил сдерживая смех. - Мне бы тоже в голову не пришло.
Дом для кошки представлял собой зрелище настолько фантасмагорическое, что Кястасу даже шляпы не было жалко, хоть и не поносил ее толком. Он всегда ценил искусство. Особенно авангардное. А дочкину работу хоть сейчас на Art Basel вези. С кошкой или без, всяко хорошо.
Между ножками табуретки были натянуты куски ткани: застиранное кухонное полотенце, лоскуты старого леопардового пледа, еще раньше порезанного на кукольные одеяла, розовая кружевная майка, из которой Нийоле давным-давно выросла, но до сих пор не позволяла выбрасывать, бабушкин клетчатый носовой платок, какой-то незнакомый, то ли найденный на улице, то ли просто забытый кем-нибудь из гостей синий мохеровый шарф и даже незаконченная вышивка - все что ей удалось раздобыть. Крепились эти тряпки при помощи все того же погубившего шляпу супер-клея и Нийолиных разноцветных ленточек, которые присутствовали в композиции не то для дополнительной прочности, не то просто для красоты - поди разбери. Сидение табуретки было оклеено по краям искусственными цветами и бабочками - любимые дочкины заколки, все как одна. Ну а в центре располагалась его бывшая новая, ныне покойная шляпа, возвышавшаяся над тряпичным газоном как могильный курган, совсем недавно насыпанный и еще не успевший порасти травой.
- Папа, - сказала Нийоле. - Ты наверное думаешь - какая я глупая, что не сделала самое главное! У любого дома должен быть пол. А я не глупая, я просто не знаю, из чего его сделать. Картон не подходит, он быстро промокнет. А больше ничего у меня нет. Помоги мне пожалуйста. Придумай что-нибудь!
Ну и что, пошел как миленький в кладовку за гвоздями и молотком. Очень уж любил в дочке эту черту характера - искать и находить выход из любого положения. Нельзя взять в дом бездомную кошечку? Ладно, тогда построим ей другой дом, еще лучше нашего. Пусть там живет-поживает, добра наживает, а мы будем в гости ходить.
Хотя, конечно, на кошкином месте, Кястас вряд ли стал бы спешить с переездом. Но это уж пусть Нийоле ее уговаривает. Или самостоятельно приходит к выводу, что кошка все-таки не уличная, а домашняя - если уж наотрез отказывается от жизни в таком прекрасном дворце.
Спросил:
- Как ты думаешь, старая шахматная доска устроит твою подружку?
Нийоле всерьез задумалась. Наконец кивнула.
- Мне кажется, да. Это очень красиво. И не размокнет, как картонка. А если вдруг кошечке станет скучно, сможет позвать кого-нибудь в гости и поиграть в шахматы. Как ты думаешь, кошка может научиться?
- Если она умная, то запросто, - твердо сказал Кястас. - Умные кошки способны на все.
- Тогда все в порядке, - решила дочь. - Моя кошечка очень умная, хотя еще совсем маленькая. Может быть, она вообще вундеркинд!
- Наверняка, - заверил ее отец.
И принялся прибивать ножки старого кухонного табурета к шахматной доске.
- Ты мне одно объясни, - сказал он дочери, заколачивая первый гвоздь. - Зачем тебе понадобилась моя шляпа? И без нее было бы очень красиво. А мне теперь новую покупать.
- Ты, наверное, не знал, - серьезно ответила Нийоле, - но твоя шляпа не простая, а волшебная. Настоящая шляпа-невидимка! Просто она действует не всегда, а только если тому, кто под шляпой, угрожает опасность. Тебе это не надо, ты большой и сильный, никого не боишься. Маленькой кошке гораздо нужней!
- Аргумент, - Кястас отвернулся, скрывая улыбку. - С тобой не поспоришь. Но в следующий раз все-таки спрашивай разрешения. Ну или будь готова, что я утащу на работу всех твоих кукол - тоже без спросу. А потом скажу: просто мне было нужней.
- Ладно, - вздохнула Нийоле, - уноси. Я думала, взрослые в куклы никогда не играют. И на работу с игрушками вам приходить нельзя. Но если хочешь, забирай кукол за шляпу, это честно.
- Рад, что ты так думаешь. Но давай лучше просто никогда не будем ничего друг у друга таскать без спроса. Два хороших человека всегда могут договориться, и мы с тобой не исключение. Лично мне для тебя ничего не жалко. Даже любимую шляпу-невидимку, хоть и не представляю пока, где еще такую найду.
***
Той Лори Каар Цу Мальян Тай замедлил дыхание, чтобы придать своему вниманию утешительно сладостный вкус, и бережно направил его к границам восприятия своего безымянного, но уже осуществленного двойника.
Будь они людьми, можно было бы сказать, что Той Лори Каар Цу Мальян Тай гладит младшего брата по голове.
- Погрузившись на нашу седьмую глубину, юный чудесный зверь вскоре угаснет, причинив нам смятение и боль, я это видел. И знаю теперь, о чем ты тревожился, провозглашая запрет. Но и тут, на ближнем краю всех времен и вещей, его пламя тоже вскоре угаснет. Это несправедливый, бессмысленный ход событий, препятствующий порядку, - печально пел малыш.
Он сдержал слово и не заплакал, увидев, сколь безрадостно может закончиться для всех заинтересованных лиц попытка поселить дракона в их общем семейном доме. И даже слегка сиял, напевая, как обещал. Однако песнь его была исполнена грусти, и Той Лори Каар Цу Мальян Тай целиком разделял это чувство. Тем более, что оно было его собственным. Родственные связи демонов ночной глубины столь крепки, что братья - это, можно сказать, одно существо, разлученное с самим собой лишь реками времени, которые, впрочем, любой взрослый, даже всего лишь дваждырожденный, умеет преодолевать вброд, не замочив бороды.
Поэтому Той Лори Каар Цу Мальян Тай почувствовал внезапный вдохновенный восторг младшего брата прежде, чем тот заговорил.
- Я знаю, что делать! - воскликнул малыш. - Дай мне скорей твое имя. Всего одно, ненадолго. Мне нужна сила твоей темноты, чтобы добраться до того сновидения, где можно построить дом, подходящий для тела живого огня. Пусть остановится и отдохнет. И возродится счастливым, себя не предав забвению.
Некоторое время Той Лори Каар Цу Мальян Тай размышлял, допустимо ли исполнять столь необычную просьбу. И решил, что стоит рискнуть. Очень уж понравилась ему находчивость младшего брата, столь быстро пришедшая на смену великой печали. Действительно, почему бы не попробовать помочь славному юному дракону? Никогда прежде не слышал о подобных поступках. И сам ни за что бы не взялся. Но дети на то и дети, чтобы совершать порой невозможное, просто не зная, что оно невозможно, не понимая до конца стоящий за этим словом смысл.
- Нарекаю тебя именем Тай на все времена, что понадобятся для успешного завершения задуманного тобой дела, - решительно сказал он.
И потом уже ни во что не вмешивался, только смотрел, замерев, как будто сам стал единождырожденным, туманным младенцем, не сбывшимся еще существом, которому все в новинку, и даже каждодневное приготовление завтрака - величайшее чудо из чудес.
***
Поздно вечером, в половине одиннадцатого, когда пили на кухне чай, закусывая темным, вязким яблочным сыром, из коридора раздался топот босых ног, и на пороге возникла Нийоле, растрепанная и хмурая, сна - ни в одном глазу, как будто не она так сладко зевала еще два часа назад, утомившись не столько строительством дома для кошки, сколько собственными восторгами по поводу его удобства и красоты.
- Надо прямо сейчас отнести в парк кошечкин домик, - сказала она.
- Обязательно именно сейчас? - изумился отец.
А Вера растерянно добавила:
- На улице дождь.
- Правильно, дождь, - кивнула Нийоле. - Вот поэтому! Кошечка там промокнет и простудится. А ее некому лечить. Пожалуйста, давайте отнесем домик сейчас!
Кястас открыл было рот с твердым намерением объяснить дочери, что ночью детям положено спать. А играть с кошкой и ее домом, тем более, в парке надо с утра. Которое, между прочим, скоро наступит, стоит только закрыть глаза, и сразу - оп! Пора подниматься. Причем на работу. Мне.
Но так ничего и не сказал.
- И еще сейчас никто не станет за нами подглядывать, - добавила Нийоле. - Злые мальчишки и уличные собаки спят. Они не увидят, где стоит кошечкин дом. А потом заработает шляпа-невидимка, и тогда его уже точно никто не найдет.
- Вопрос, найдет ли свой дом сама кошка, - заметила Вера.
Дочкино волнение незаметно передалось и ей. Но очень уж не хотелось одеваться и идти под дождь.
- Кошка пойдет за нами и все увидит, - заверила ее дочка. - Она уже сидит на нашем заборе и ждет.
- Сидит на заборе? - удивился отец. - Да ну. А почему Рукас не лает?
- Так она с другой стороны сидит. Из моей комнаты видно. Идем, покажу.
Ничего не поделаешь, пошли смотреть на кошку. Которая и правда сидела на заборе, под проливным дождем. И представляла собой настолько душераздирающее зрелище, что Кястас сказал:
- Ладно. Сейчас оденусь и вынесу ей табу... в смысле, домик. И покормлю заодно. А вы оставайтесь тут, незачем всем мокнуть.
- Но кошечка пойдет только со мной! - воскликнула Нийоле.
- Ладно, - согласился отец. - Но чур ты наденешь резиновые сапоги и дождевик. А потом выпьешь на ночь столько горячего молока, сколько в тебя поместится. То есть, самую большую кружку. Если согласна на мои условия, марш одеваться. Быстро!
- Тогда и я с вами, - решила Вера. - В конце концов, мы уже сто лет не гуляли по парку всей семьей. Хоть и живем почти на его краю. Лучше дождливой ночью, чем совсем никогда.
- Будем считать, это у нас утренняя прогулка дружной семейки вампиров, - проворчал Кястас, натягивая свитер. - Где мой любимый черный-пречерный крылатый плащ?
- Ты не вампир, - строго сказала Нийоле. - Ты хороший. И мы с мамой не вампиры, а волшебные феи. Просто даже самым добрым феям иногда приходится колдовать по ночам.
***
Той Лори Каар Цу Мальян, четыреждырожденный демон ночной глубины, так увлекся происходящим, что даже не сразу почувствовал нежное прикосновение своего последнего имени, одолженного братишке, а теперь вернувшегося назад.
Конечно, быстро спохватился, принял имя, преобразился и снова начал зваться Той Лори Каар Цу Мальян Тай. Как будто вернулся сам к себе из далекого путешествия. Подумал, что такое событие, пожалуй, не грех и отпраздновать. Не прямо сейчас, конечно, немного позже, ибо долг прежде всего.
- Не то удивительно, что ты справился с поставленной задачей, - сказал он снова ставшему безымянным, счастливому и ослабшему от давешней пляски малышу. - В нашей семье никто не умеет терпеть поражений, и тебе неоткуда унаследовать сей скорбный дар. Удивительно то, как ловко ты взялся за дело. Решил брать не силой, а хитроумием и мастерством. Хотел бы я знать, где мы с тобой могли научиться вплетать в вечность своих сновидений чужую скоротечную жизнь, разбавленную прошедшим мимо нас временем и холодной небесной водой? Я и правда не припоминаю.
- Мы с тобой научились этому только что, за работой, - сонно пропел малыш. - Кто-то должен быть самым первым во всяком искусстве, если некому начинать, то и нет ничего. Я сейчас исчезаю, а когда, отдохнув, появлюсь на ближней границе твоего бытия, попробуем снова. Ты согласен? Не хочу, заигравшись, забыть это умение, оно нам еще не раз пригодится, правда?
- Правда, - ответил Той Лори Каар Цу Мальян Тай.
И, воспользовавшись тем, что братишка ушел на обычную для его возраста и совершенно недостижимую для старших двадцать седьмую глубину полного сновидения, поспешно улетел во все стороны сразу. У Той Лори Каар Цу Мальян Тая было очень много дел: выпить, отпраздновав собственное возвращение, развлечься медленным танцем, неоднократно вывернуться наизнанку на любовном свидании, написать бело-радужной молнией по далеким чужим берегам добрую дюжину давно обещанных писем, немного побыть океаном во время прилива - словом, как следует отдохнуть.
***
Возвращались из приозерного парка домой по улице Уосю к себе на Нумерю, где за невысоким зеленым забором ждал их возвращения верный Рукас. Почуял своих издалека, не удержался, восторженно гавкнул на весь Шяуляй, но тут же смущенно умолк, вспомнив, что шуметь по ночам без нужды ему не велят.
Шли в клеенчатых дождевиках под мелким дождем, сквозь разведенную жидким фонарным светом тьму, и Кястас думал: «Ни дать ни взять семейка привидений, даже жаль, что некому нас сфотографировать. Впрочем, ладно, я просто запомню, и так хорошо». А Вера думала: «Какая умная кошечка, сразу пошла за нами, не пришлось тащить на руках. И даже в эту дурацкую Нийолькину халабуду добровольно полезла, а я-то планировала заманивать ее туда едой, да и то совсем не была уверена в успехе. Такая покладистая, даже жалко, что мы не можем ее к себе взять». А Нийоле держала за руки обоих родителей и сонно думала: «Здорово у нас получилось! И кошечке теперь хорошо, сухо, тепло и совсем не страшно. В моем волшебном доме, под папиной шляпой-невидимкой точно не пропадет».
***
Юный дракон закрыл глаза и какое-то время лежал, наслаждаясь полной неподвижностью. Он пока понятия не имел, что это за место, и почти не помнил, как тут очутился. Решил: главное, что здесь можно отдохнуть. С остальным будем разбираться потом. Все-таки очень устал. Как никогда в жизни. Прежде даже вообразить не мог, что так бывает!
Это одна из самых серьезных опасностей для маленьких драконов, оставшихся без присмотра: порой они так увлекаются полетом, что потом уже просто не могут остановиться без посторонней помощи. И черт знает куда способны залететь, включая такие удивительные пространства, в пределы которых взрослому дракону ни за что не попасть. И летают там, опьяненные новыми впечатлениями, пока не развоплотятся от усталости. Никто не знает наверняка, что случается с драконами, утратившими телесность; ясно однако, что превратиться они после этого могут во что угодно. И даже забыть, кем были прежде. Очень грустно!
Однако если юному дракону каким-то чудом удается остановиться и как следует выспаться, дела его потом идут на лад. И дорога домой отыскивается как миленькая, и родные так радуются встрече, что забывают навешать подзатыльников за легкомыслие, и новые приключения сулят гораздо меньше опасностей, потому что опыт - великое дело, а теперь он у нас есть.
Дракон начал было засыпать, как вдруг его отвлек тихий, но очень странный звук - впрочем, скорее приятный, чем наоборот. Но все равно любопытно, что там такое творится.
Лениво приоткрыв один глаз, дракон огляделся и увидел, что лежит на красивом клетчатом полу, здорово напоминающем поле для игры в шахматы, которым обучают драконьих младенцев, как только те вылупятся из яйца - чтобы были при деле и заодно постигали азы элементарной логики, благо она как молоко и огонь - всем нужна и никому не повредит. Поэтому драконам очень нравится разглядывать шахматную клетку: этот узор возвращает их к первым блаженным неделям младенческого бытия.
Однако от созерцания пола дракона снова отвлекли. Звук стал немного громче и как бы настойчивей, хотя трудно было вот так сразу сформулировать, в чем именно эта настойчивость выражалась. Впрочем, юный дракон довольно быстро смекнул, что звук - просто речь на незнакомом ему языке. Но совсем необязательно учить язык, чтобы понять смысл столь простого и внятного высказывания. Рядом было какое-то живое существо, и оно требовало внимания.
К этому дракон уже успел привыкнуть, хоть и жил на свете совсем недолго. Внимание драконов столь сладостно, что его домогаются все подряд. Даже те, кто боится, что за внимание дракона придется заплатить жизнью. И даже те, чьи опасения, скажем так, не совсем напрасны.
Но еще никто и никогда не требовал драконьего внимания столь настойчиво. Словно бы от рождения знал, что имеет на него полное право. И, более того, не сомневался, что самому дракону тоже очень понравится, и можно будет сразу стать друзьями навек, и ни о чем больше не беспокоиться.
Приглядевшись повнимательней, дракон увидел, что к его животу прижимается крошечный зверек. Зверек был серый, полосатый и очень теплый. И смутно похож на что-то знакомое. А, точно, - вспомнил дракон, - на картинку из любимой детской книжки «Самые удивительные существа Вселенной, подлинные и не совсем». Зверек назывался «кошка»; в книге говорилось, что с такими легко поладить, потому что за драконье внимание кошки платят звонкой монетой - счастьем, которое бывает столь велико, что его легко ощутить даже на расстоянии.
Но сейчас ни о каком расстоянии и речи не шло: маленькая полосатая кошка прижималась к драконьему животу, мяла его мягкими лапками, громко мурлыча, и действительно была так счастлива, что с юного дракона даже сон сперва слетел - от остроты переживаний. Но потом, конечно, вернулся. И уже несколько минут спустя дракон и кошка, крепко спали, свернувшись клубками на полу своего нового дома, прижавшись друг к дружке горячими ласковыми телами, огненным и меховым.
Всем хорошей игры.