Голландские тарелки и колодезный призрак
Многие знаменитые пьесы театра Кабуки берут своё начало в устных (а потом и письменных) «страшных историях» - кайданах: о проклятиях, привидениях и так далее. Один из таких сюжетов - рассказ о Тарелочной Усадьбе (皿屋敷, Сара-ясики) ; он очень показательно изменялся с течением времени, причём старые изводы не отмирали, а продолжали рассказываться (и показываться) параллельно с новыми.
Как и положено порядочному рассказу о привидениях, это предание связано со вполне определённым местом, где «и по сей день можно видеть…» В нашем случае место и само по себе знаменитое: замок Химэдзи-дзё: 姫路城 в провинции Харима 播磨, она же Бансю: 播州 (ныне - префектура Хё:го), один из самых красивых в Японии. К тому же он прекрасно сохранился, благо его стены ни разу не штурмовали.
Правда очень красивый. Неудивительно, что его снимали во множестве фильмов…
Заложен он в городе Химэдзи был Норимурой Акамацу в середине XIV в. и назывался тогда Сирасаги-дзё: 白鷺城, «Замок белой цапли». Военное дело развивалось, укрепления многократно перестраивались и совершенствовались, и до нынешнего вида его довели уже Тоётоми Хидэёси, а затем Токугава Иэясу. В замке - два колодца, и оба нехорошие. Один предназначался для того, чтобы смывать кровь самоубийц, а о другом у нас и пойдёт речь.
Вот он, этот колодец, на первом плане
В самом старом изводе легенды рассказывается вот что. Жил-был в замке Химэдзи князь, которому сёгун за верность и преданность пожаловал драгоценный дар - десяток заморских голландских расписных тарелок. Разумеется, с них никто не ел, сокровище хранили с великим бережением, а мыла их особая доверенная судомойка по имени Окику, добродетельная и красивая.
В Европе в 17-18 веке в большой моде был китайский фарфор. Голландцы в Дельфте начали выпускать подражания - они имели огромный успех не только на Западе, но и в Японии, куда попадали через Ост-Индскую компанию. Японские патриоты ворчали: «Зачем нам это, мы сам не хуже умеем…», но голландские тарелки продолжали приобретаться за большие деньги.
Окику приглянулась ближнем княжескому воеводе по имени Аояма Тэссан, и начал он к служанке всячески приставать, а та ему отказывает и отказывает. Тогда коварный Аояма украл одну из драгоценных тарелок и заявил: «Или ты ложишься в мою постель, или я заявлю, что пропавшую тарелку ты разбила - или даже украла и сбыла на сторону! Выбор за тобой!» Девушка, однако, сделал выбор, не предусмотренный самураем: утопилась в замковом колодце. Ну, утопилась и утопилась - что поделать! Тем более что и причина очевидна: тарелка-то сгинула! Только вот по ночам призрак Окику стал появляться из колодца и пересчитывать тарелки: «Одна, две, три, четыре… семь, восемь, девять…» И когда доходил до десятой, отсутствующей, то разражался такими ужасными рыданиями, что сил нет их слышать! А потом привидение исчезало - до следующей ночи. Изгнать или упокоить этого духа не удавалось, и своего погубителя Окику таким образом быстро довела до безумия. Кто говорит, что он в тот же колодец кинулся, кто - что возвёл на себя обвинения в ужасном заговоре и стал требовать собственной казни… В общем, конец ему пришёл.
Тот самый колодец
Окику у колодца на гравюре Ёситоси. Здесь она выглядит ещё вполне изящно.
Первая известная нам пьеса об Окику «Тарелочная усадьба в земле Харима» (播皿屋敷, «Бансю: Сара-ясики») была поставлена в осакском кукольном театре в 1741 году. Как и положено действу дзё:рури, она была отменно длинной, простой сюжет кайдана оброс множеством подробностей. Затем были другие пьесы для кукольного театра, а для Кабуки эту историю впервые переделал в 1824 году Накава Харусукэ Первый. Потом пошли новые переделки в разных театрах. Вот, например, как выглядел эдоский одноактный вариант 1850 года «Истина выходит на свет золотой луны в Месяце Хризантем» (実成金菊月, «Минориёси Коганэ-но кикудзуки»). Его сочинил Сэгава Ёко: Третий на основе нескольких предыдущих версий.
Гравюра Тоёкуни Третьего как раз к этой постановке
Замок Химэдзи принадлежит старому и больному князю Хосокава Кацумото, а всеми делами в нём заправляет его старший самурай - Асаяма Тэцудзан. Наконец, князь умирает; большинство его верных сподвижников кончает с собою в знак скорби и преданности - но не бессердечный Тэцудзан. Его задача - наставить на верный путь юного княжеского наследника Томоносукэ. В частности, заботам нового князя теперь препоручается и набор из десятка голландских тарелок - когда-то его вручил на хранение старому Кацумото в знак своего доверия сам сёгун; заодно эти тарелки служат подтверждениям того, что сёгунская ставка одобряет и поддерживает притязания рода Хосокава на Бансю:.
А такие притязания есть и у других; в частности, сам Асуяма Тэцудзан давно уже строит козни против своих господ, надеясь, что власть над замком и окрестными землями будет передана ему. Не исключено, что и к болезни старого князя приложил руку его же доверенный самурай. Наследник же юн и неопытен; к счастью, среди уцелевших сподвижников старика есть и верные княжескому роду люди. Среди них - благородный юноша, жених красавицы Окику. Вот эту-то Окику коварный Тэцудзан и собирается использовать при убийстве молодого князя. У него уже есть немало товарищей-заговорщиков; один из них - Ивабути Тю:та, тоже отъявленный мерзавец, но не такой сообразительный (в кукольной пьесе он был братом Тэцудзана); другой - Арисукэ, напротив, ловкий и изобретательный.
У Тэцудзана в его усадьбе есть сад, а в саду, как положено - красивые камни лежат. Однажды утром Ивабути видит, что один большой камень начинает раскачиваться, шевелиться и даже что-то глухо бубнить. В ужасе он зовёт Тэцудзана; тот, однако, нисколько не смущён, напротив, ласково приветствует валун и называет его «Арисукэ». И действительно, Арисукэ вылезает из-под камня. Это он придумал прорыть подземный ход от усадьбы до самого княжеского замка, чтобы легче было сведения добывать и поспевать вовремя. На этот раз он появляется с голландской тарелкой в руках: её удалось выкрасть в Химэдзи. «Отлично! - заявляет Тэцудзан, забирая добычу. - Теперь, когда Томоносукэ так обманул доверие ставки, его жизнь недорого стоит!» - «А моя награда?» - напоминает соглядатай. «Вот тебе награда! - отвечает старший самурай и мечет ему в сердце нож. - Ты сделал всё, что требовалось, и дальше будешь только мешать. Какие люди пошли, Тю:та - ни на грош бескорыстной преданности!»
После этого Тэцудзан вызывает к себе Окику - он, мол, должен лично убедиться, что драгоценные тарелки в целости и сохранности. Девушка является, неся лаковый короб, в котором старый князь велел хранить тарелки. Она совершенно не ожидала, что господин Асуяма начнёт объясняться ей в любви. «Но ты не могла не заметить - я влюбился в тебя с первого же взгляда! - восклицает злодей. - Жениться на тебе я, конечно, не могу - ты мне не ровня, но женитьба совершенно необязательна для радостей любви». - «Увы, господин мой, - отвечает Окику, - это никак невозможно. У меня есть жених, он-то как раз собирается заключить со мною брак, и подло было бы с моей стороны обмануть его доверие». - «Ну нет так нет, - пожимает плечами Тэцудзан. - Давай-ка тогда займёмся делом и пересчитаем тарелки».
Ещё одна дельфтская тарелка «в восточном вкусе»
Девушка открывает короб и начинает считать: «Одна, две, три…» К её ужасу и изумлению, тарелок только девять! Тэцудзан ехидно осведомляется, куда она дела недостающую; Окику в полной растерянности. «Ну что ж, - задумчиво заявляет старший самурай, - ты, наверное, хочешь, чтобы господин ничего не узнал о потере… А чего хочу я - уже было сказано». Однако добродетельная девица вновь наотрез отказывает ему. «Тогда тебе придётся ответить за пропажу. Где тарелка?» Вызывают Ивабути, как раз упражнявшегося в фехтовании с деревянным мечом; по приказу Тэцудзана меч обрушивается на злополучную Окику, но бить её бесполезно - она и впрямь понятия не имеет, куда делась десятая тарелка… Для продолжения пытки бедняжку подвешивают над жерлом колодца и продолжают избивать; Тэцудзан получает массу удовольствия от этого зрелища, потом берётся за палку сам. Окику причитает: «Нет мне прощения! Поистине я достойна смерти - я так подвела молодого господина! Против него, я слышала, и так плетут какой-то заговор!» - «А вот об этом поподробнее», - настораживается Тэцудзан, прекращая пытку. Но девушка сама толком ничего не знает - её жених упоминал о каких-то заговорщиках, но кто же будет посвящать женщину в такие дела! «Я буду, - говорит старший самурай. - Ты права: Томоносукэ не уберёг доверенный ему ставкой дар и попал в очень сложное положение. Никого не удивит, если он покончит с собою от стыда. А если не покончит - ты имеешь доступ в его покои, ты его и зарежешь. Выдадим это за самоубийство, о тебе никто и не вспомнит… кроме меня. Потому что после того, как род Хосокава пресечётся, наше мудрое правительство несомненно вверит столь важную крепость моим опытным рукам». Окику, однако, тверда духом и отказывается помогать жестокому предателю. Со вздохом Тэцудзан приказывает Ивабути спустить её в колодец - а когда почти захлебнётся, вытащить; и ещё раз; и ещё… Наконец, натешившись, он пронзает девушку своим клинком, и она падает в колодец.
Тэцудзан передаёт меч Ивабути: «Отчисти хорошенько!» И тут раздаётся замогильный голос, считающий до девяти. Ивабути в ужасе - особенно когда из колодца медленно начинает подыматься призрак утопленницы, мокрый, с распустившимися волосами… Тэцудзан, в отличие от своего сподвижника, не бежит - он выступает навстречу привидению, бросает на него яростный взор - и уже не в силах отвести глаз… Так и кончается пьеса - призрак и оцепеневший безумец застыли друг против друга.
У Экин, как обычно, всё изображено как можно кровавее. На заднем плане - сцена из более подробного варианта пьесы, где описывается, как призрак вынудил обезумевших злодеев перерезать друг друга и принести к колодцу головы убитых.
Эта садистская история, в которой играли главные тогдашние звёзды, имела долгий успех. Но время шло; после Реставрации начали меняться вкусы по крайней мере у части зрителей, а Кабуки пришлось выдерживать соперничество с театрами западного типа. И в этом соперничестве тоже пригодилась печальная судьба Окику.
В пьесе Окамото Кидо: для театра Кабуки «Тарелочная усадьба в квартале Харима» 蕃町皿屋敷 «Бантё: Сараясики», поставленной в 1916 году, нет даже призрака - для нагнетания ужаса достаточно человеческих страстей. Действие происходит не осенью, а весною, в пору цветения вишен, и не в замке Химэдзи, а в Эдо (в квартале, названном в честь провинции Харима). Для переделки, впрочем, были основания: история о призраке с тарелками стала так популярна, что проклятый колодец начали показывать в самых разных местах, в том числе и в Токио (между прочим, токийский «колодец Окику» сейчас находится на территории канадского посольства).
Время действия вполне определённое, историческое: 1655 год. Должность сёгуна занимает четырнадцатилетний Токугава Иэцуна; до власти его советники не допускают, а чтобы мальчик не скучал, ему позволили набрать свою «потешную дружину» из золотой молодёжи. В этом «отряде Сирацука» состоит и молодой Аояма Харима, вместе с товарищами развлекающийся любовными приключениями, хулиганством и нападениями на горожан. Он с детства влюблён в Окику, дочку низкорангового самурая, служащую в его усадьбе; она отвечает ему взаимностью, они давно стали любовниками, но свою неравную связь им приходится скрывать от старших. Впрочем, подростки успели обменяться клятвами верности. Десять же заморских тарелок были доверены предкам Харимы давным-давно, а теперь юный сёгун подтвердил его должность хранителя этого сокровища.
Пьеса Окамото Кидо: (как и другие изводы истории про «Тарелочную усадьбу) не раз экранизировалась. На афише к фильму 1857 года главные герои постарше, на афише к современной постановке - совсем юные.
В один недобрый день старшие родичи сообщают молодому Аояме, что ему предстоит вступить в брак со знатной женщиной, дабы укрепить положение их рода. Отказаться юноша не может. Узнав об этом, Окику приходит в отчаяние и в истерике разбивает одну из тарелок. Весь дом в ужасе, особенно старшие: они ещё живут по старинке, как при предыдущих сёгунах, взрослых и грозных, и не сомневаются, что весь род постигнет неминуемая кара. Никому, конечно, уже не до свадьбы. Докладывают о случившемся Хариме - несмотря на молодость, он считается главою рода и должен вынести решение, как казнить преступницу. «Никак, - заявляет юноша. - Она же нечаянно! А вы не полошитесь - если что, перед сёгуном я отвечу лично. Он мой друг». Более того, он начинает утешать рыдающую Окику и всячески заверять, что на самом деле по-прежнему любит только её, а брак его будет пустой формальностью. Девушка успокаивается, она вновь счастлива - и радостно приветствует Хариму, когда ночью тот вызывает её на свидание у колодца. Но на этот раз он мрачен и гневен. «Я всё понял, - говорит он. - Ты нарочно разбила эту тарелку. Ты меня проверяла - и я, как кукла в руках кукловода, сыграл ту роль, на которую ты и рассчитывала! Но я никогда не буду чьей-либо игрушкой, слышишь, ты!» В ярости он набрасывается на Окику, сбрасывает её в колодец, а вслед за нею летят осколки девяти остальных тарелок, которые разбивает уже сам молодой господин. На том и пьесе конец.
Так выглядели герои в первых спектаклях по этой пьесе
Стоит ли опасаться призрака Окику тем, кто сейчас оказывается близ её колодцев? Как сказать. В 1795 году во многих японских колодцах внезапно развёлся незнакомый прежде вид червя или слизня - всё тело у него в перевязочках, будто его кто-то связал и бросил в колодец. Многие утверждают, что Окику больше не призрак, а переродилась этим гадом; его так и называют - お菊虫 окику муси. Однако некоторые считают, что одно другому не помеха: на многих изображениях XIX века призрак Окику имеет женскую голову и кольчатое извилистое тело.
Вот, для примера, как бедняжку изображали Такэхара Сюнсэн и Хокусай