Нисимура Гоун, о котором мы недавно рассказывали, был верным и преданным учеником
Такэути Сэйхо:, а вот Хасимото Кансэцу (橋本関雪) - учеником мятежным, но художником при этом не менее любопытным.
Сегодня речь пойдёт именно о нём.
Родился Кансэцу в Кобэ, в 1883 году. Его отец, Хасимото Кайкан, был учёным конфуцианцем, поклонником всего китайского - и сам рисовал картины и расписывал ширмы в китайском духе. Но сына он не обучал - когда мальчику было пять лет, родители развелись, и сын остался с матерью и бабушкой. Впрочем, это не мешало матери учить его китайским стилям каллиграфии (она славилась этим искусством), а бабушке - баюкать Кансэцу китайскими же колыбельными.
В двенадцать лет мальчика забрали из общеобразовательной школы и отдали учиться живописи - в японском стиле, у полузабытого ныне художника Катаоки Коко. Так что на первой большой картине тринадцатилетнего Кансэцу была изображена Сидзука, возлюбленная и спутница Минамото-но Ёсицунэ. Героические женщины ещё не раз появятся в его творчестве.
Однако Хасимото Кансэцу был юношей честолюбивым и при первой же возможности, в самом начале нового века, перешёл к новому учителю - уже знаменитому Такэйти Сэйхо:. Тот его полюбил, начал продвигать, в двадцать пять Кансэцу уже выставлялся на престижнейшей выставке «Бунтэн». Первый успех принёс достаточно денег, чтобы Кансэцу смог, наконец, в 1913 году в первый раз съездить в тот Китай, о котором столько слышал с пелёнок. В первый, но далеко не в последний - за свою жизнь он посетил Китай то ли тридцать раз, то ли пятьдесят, то ли даже больше: биографы не сходятся друг с другом. Он шутил, что так часто пересекает море, что «весь насквозь пропах Китаем»… А по возвращении из первого путешествия Кансэцу написал и выставил огромную картину «Южный край» на китайскую тему. Целиком она тут не влезет (Кансэцу всю жизнь питал пристрастие к «многостворчатым» росписям, как на ширмах), вот примерно половина (вторая примерно такая же):
Можно видеть, что от современных французов тут в рисовке, пожалуй, больше, чем от старых китайцев…
А вот чуть более поздняя (и тоже немаленькая) «китайская» картина - «Сказание о Мулан», той самой девушке-воине, которую на западе прославил американский мультфильм.
Хасимото Кансэцу взялся возрождать в Японии традицию живописи в китайской манере, «нанга», - только в духе «новой нанга», осторожно соединяя свой Китай с заимствованиями из западной (в смысле, европейской) живописи.
Ещё одна «длинная» картина на всю стену- «Песнь лютни»:
«Паломничество к отшельнику»
Лошади уже вполне во вкусе Сэйхо:.
Как и в «Южном крае», Кансэцу охотно продолжал и тему «трудящихся на фоне пейзажа»:
Образцовый китайский грамотей:
А вот «Европейские собаки» в китайской манере:
Однако уже в первой половине двадцатых годов Хасимото Кансэцу поссорился и порвал со своим наставником - он объявил, что Такэути Сэйхо: стал «слишком европейским», и японский дух (не говоря уж о китайском) совсем отступил в творчестве Сэйхо: перед западными влияниями. Слишком заметен Тёрнер, слишком заметен Коро! Такэути Сэйхо: немного обиделся, но по-прежнему отзывался о Кансэцу как об одном из лучших своих учеников.
И тут вышел конфуз. Дело в том, что сам Кансэцу выбрался в Европу раз, потом другой - и немедленно очаровался в тамошних музеях не только собственно европейской (особенно Ван Гогом и Гогеном), но ещё вдобавок и персидской живописью. И по возвращении это немедленно стало очевидно - новое «Посещение отшельника» уже совсем не похоже на прежнее:
И звери соответствующие:
Хасимото Кансэцу даже начал писать маслом - хотя именно за это увлечение он так корил Сэйхо:! Но впереди уже был новый поворот.
(Окончание будет)