Шесть бессмертных воров
1. Бессмертные
Когда в начале Х века Ки-но Цураюки составлял знаменитую поэтическую антологию «Кокинсю:», он особо выделил шесть поэтов. Это были Аривара-но Нарихира, Со:дзё: Хэндзё:, Кисэн, О:томо-но Куронуси, Бунъя-но Ясухидэ и Оно-но Комати - пёстрая компания из придворных и монахов, где были и знаменитый любовник, и известный завистник, и блистательная дама. За ними закрепилось прозвище «Шесть бессмертных поэтов» (六歌仙, Роккасэн), и этих хрестоматийных классиков знали даже те, кто и стихов-то их не читал: они появляются и в действах Но:, и на гравюрах, и даже в прикладном искусстве. И в театре Кабуки, разумеется - танцевально-музыкальная пьеса «Шесть бессмертных поэтов» была поставлена ещё в XVIII веке, а в 1831 году переписана на модный лад, с чередованием сценок патетических, бытовых и даже шутовских. Вверху - гравюра с героями этой пьесы работы Сигэхару Рю:сай, ниже - те же персонажи на гравюре Утагавы Кунимасы Четвёртого через полвека, уже в мэйдзийской постановке.
И совсем весёлые - у Хиросады Госо:тэй
В самом начале эпохи Мэйдзи большой успех имел молодой ещё тогда, но очень знаменитый уличный сказитель Мацубаяси Хакуэн Второй (1834-1905). Прославился он, в частности, как сочинитель и исполнитель приключенческой повести «Тэмпо: Роккасэн». На слух это понималось как «Шесть бессмертных поэтов годов Тэмпо:», то есть совсем недавнего прошлого - под девизом Тэмпо:, «Небесная защита», прошли 1830-1844 годы (как раз когда в Кабуки упомянутую пьесу поставили). Писалось, однако, это заглавие другими иероглифами: 天保六花撰, то есть «Шесть отборных цветов годов Тэмпо:» (такие омонимы были очень любимы - в заглавиях пьес Кабуки их тоже немало). И действовали там не поэты тысячелетней давности и не цветы в буквальном смысле, а шайка из шести эдоских уголовников. «Блатная романтика» тогда была очень в моде. Между членами шайки и старинными поэтами (а точнее, их театральным воплощением) можно проводить параллели: и там, и там есть красавица, монах, подлец, любовник и т.д. Но в целом это было лишь украшением, а сюжет составляли похождения шестерых ловкачей и удальцов. Это Катаока Наодзиро: по прозвищу Наодзамурай, «Честный самурай», блестящий фехтовальщик Канэко Итинодзё:, уличный громила Моритая Сэдзо:, шулер Куроями-но Усимацу (то есть «Усимацу Мрак», «Усимацу Кромешный»), ёсиварская весёлая девица Мититосэ и главный герой - монах-расстрига, атаман Ко:тияма Со:сюн. Некоторые из них жили на самом деле - например, Ко:тияма и Наодзамурай; правда, орудовали они не в годы Тэмпо:, а в 1810-1820-х годах. Другие персонажи, скорее всего, выдуманы Мацубаяси Хакуэном.
Разумеется, мимо таких героев не мог пройти Каватакэ Мокуами, прославленный своими пьесами про обаятельных уголовников. И в 1874 году он написал свою пьесу про «шесть бессмертных воров», не снискавшую, впрочем, особого успеха, а через семь лет - новый извод, на этот раз удачный: «Якобы Небесное облачение, или Первые цветы Уэно» (天衣紛上野初花, «Кумо ни магоу Уэно-но хацухана»). Об этой пьесе и пойдёт речь.
От первоисточника там остались рожки да ножки - как часто у Мокуами. Но всё же прослеживается, хоть и пунктиром, вся история шайки: как она складывалась, как работала, как ей пришёл конец… Чтобы главные герои получились повыразительней, сосредоточиться пришлось только на двух-трёх из шестерых. По афишам видно: выбор пал на Ко:тияму, Наодзамурая и Мититосэ.
Пьеса длинная, семиактная, как в старину. В то же время самый неприятный персонаж в ней - не бандит и даже не сыщик, а князь, «типичный представитель старого режима», очень по-мэйдзийски. Ну, вот он и остаётся в дураках и его не жалко. А жалко должно быть трогательную влюблённую пару - и она тут, конечно, есть. Больше того, шайка всячески избегает грабить и убивать и ограничивается по возможности мошенничествами, вымогательством - и помощью простым людям.
Ставили «Якобы Небесное облачение…» охотно, хотя обычно в сокращении: или до пяти актов, или, ещё чаще, вообще отдельные сцены - скажем, самую смешную или самую трогательную. (Один такой отрывок, ставший самостоятельным, мы когда-то пересказывали - а тут повторим в составе всей пьесы, потому что общий сюжет в ней всё же присутствует.) В некоторых постановках действие охватывает год или даже несколько лет, в других - сжато до пары недель. Про лжемонаха Ко:тияму снимались и кинофильмы (не меньше четырёх), и телесериал, а более отдалённые отзвуки пьесы Мокуами можно найти ещё больше где - скажем, в манге и анимэ «Дом Пяти Листьев».
Посмотрим же, что происходит в пьесе. Она и сейчас ставится в разных изводах, мы попробуем изложить самый полный.
2. Бамбуковый меч
Действие начинается перед святилищем Юсима в Эдо. Оно очень древнее, с XIV века главным почитаемым там стал Китано-Тэндзин, при жизни - Сугавара Митидзанэ, покровитель грамотеев и школяров (кстати, как раз при Мокуами совсем рядом построили Токийский университет - не случайно, конечно).
Ранней весною здесь справляется Праздник Сливы - в память о том сливовом дереве, которое было так верно Митидзанэ, что чудесным образом последовало за ним в ссылку. Праздник многолюдный, паломники стекаются со всего города и из дальних краёв. Для их развлечения и ради вящей славы Тэндзина местные купцы и лавочники заказали увлекательное зрелище: знаменитый учитель фехтования Канэко Итинодзё: со своими учениками устроит показательное выступление. Вот к этому выступлению сейчас фехтовальщики и готовятся.
Тут, откуда ни возьмись, появляется Усимацу Кромешный, местный бандит и хулиган, и заявляет им: «Ваше выступление - радость для всего нашего квартала! Но, по сути дела, это просто уличное представление. А все такие выступления тут крышуем мы. Так что будьте любезны, извольте уплатить взнос за наше покровительство - во избежание неприятностей». Канэко возмущён: «Наше искусство сегодня - приношение божеству! Как ты смеешь приставать со своими поборами?» - «Ничего не знаю и знать не хочу, зрелище есть зрелище! Вам же здешние лавочники платят, вы не безденежно выступаете? Значит, извольте делиться!» - «А пошёл ты!...» - «Никуда я не пойду, и не грозись: ваше представление и сорвать недолго, особенно если кто из твоих учеников окажется искалечен». Возмущённые фехтовальщики берутся за оружие - правда, у большинства сейчас в руках только бамбуковые мечи для упражнений; на свист Усимацу сбегаются его сообщники с палками - вот-вот начнётся драка! Но тут между противниками встаёт бритоголовый дядька средних лет, с чайником в руке, и грозно говорит: «Ша! Не гневите богов - и меня!» Он вырывает у одного - дубинку, у другого - бамбуковый меч, и видно, что незнакомец умеет управляться и с тем, и с другим.
Это - Ко:тияма Со:сюн, бывший монах, бывший сёгунский чиновник, знаток чайного действа (это его законный заработок) и самый знаменитый вор и мошенник в округе. Ссориться с ним Усимацу не решается - он уже не раз заявлял, что состоит в шайке Ко:тиямы. «Слушаюсь, атаман!» - ворчит он и даёт своим ребятам знак удалиться. «Вот и хорошо. И вы охолоните», - кивает Ко:тияма фехтовальщикам. Жрец святилища благодарит Ко:тияму: только кровавой скверны тут не хватало! Благодарит и Канэко, а Ко:тияма ему подмигивает: «Пустяки! Сочтёмся».
Прямо от святилища он направляется к своему знакомому владельцу закладной лавки (а по совместительству - скупщику краденого) и просит в долг полсотни золотых. «А заклад?» - уныло спрашивает приказчик. «Вот этот прекрасный бамбуковый меч!» Хозяин качает головой: «Извини, Ко:тияма, но он и ползолотого не стоит…» - «Тогда позови своих хозяина и хозяйку!» Те приходят - и расстрига видит, что пожилые супруги пребывают в глубокой печали. «Что стряслось?» - «Да ничего…», - отмахивается владелец лавки, но его жена признаётся: некоторое время назад они, казалось, очень удачно пристроили свою дочку Офудзи в услужение к княжескому двору. И князю Мацуэ девушка понравилась - настолько, что тот решил её сделать своей наложницей (переименовав по ходу дела в Намидзи); а когда девушка воспротивилась, её просто посадили под запор во дворце: авось одумается рано или поздно! Конечно, быть княжеской наложницей не так уж и плохо, но знатный господин в любой час может её бросить, и родители предпочли бы, чтобы Офудзи-Намидзи вернулась домой и вышла за своего жениха, тем более что парень и ей самой по душе. Ко:тияма выслушивает стариков, выражает сочувствие, а в голове у него начинает складываться хитрый замысел… «Ладно! - говорит он. - Выручу вас на этот раз. Но не даром… Мне потребуется два дня, чтоб вернуть вашу девочку - а вам это обойдётся в две сотни золотых.» - «Дитя дороже, - отвечает лавочник. - Благодарствуем!»
3. Любовь и бедность
Следующая сцена - в весёлом квартале Ёсивара, в заведении, где работает знаменитая красавица Мититосэ. Помимо платных посетителей, у неё есть и настоящий возлюбленный, Катаока Наодзиро: по прозвищу Честный Самурай (Наодзамурай). В прошлом он действительно был служилым самураем, да и сейчас выдаёт себя за такового, но Мититосэ прекрасно знает, что он давно лишился места и вынужден теперь подрабатывать телохранителем какого-то знаменитого бандита. И всё равно то и дело сидит без гроша. Недавно он признался Мититосэ, что за ним осталось много долгов - примерно на сто золотых, и пока он не раздобудет средств, чтобы расплатиться, едва ли ему удастся часто посещать Ёсивару: заимодавцы уже выследили его тут. «А если я не отдам долг - пострадает моя честь!» Девушка поняла это как просьбу о помощи, но у неё и самой денег нет, так что она заняла в очередной раз у своей товарки Окумы - у той есть богатые и щедрые покровители. Наодзамурай расплатился со старыми долгами и сейчас сидит в комнатке у своей милой. Мититосэ рассказывает ему всю свою жизнь: как она росла тоже в самурайской семье, как отец разорился и умер, как её старший братец, тогда ещё подросток, отправился искать заработка и пропал, а её саму продали в весёлый дом…
Посреди этой печальной повести появляется Окума и требует возврата долга. «У меня сейчас нет, и у Наодзиро: тоже», - растерянно отвечает та. Окума ворчит: «Ты меня подставляешь! Понятно, ты думаешь, что у меня-то денег куры не клюют, но это вовсе не так, я сама одолжила у одного из своих поклонников. А теперь он потерял терпение!»
Мититосэ, девушка чувствительная и решительная, в отчаянии - и немедленно предлагает возлюбленному совершить двойное самоубийство (к ужасу Окумы). Но Наодзамурай резонно возражает: «Это было бы неправильно. Парное самоубийство совершают из-за несчастной любви, а не из-за денежных затруднений. Я что-нибудь придумаю». Тут Мититосэ зовут к другому, платному посетителю, а её возлюбленный озабоченно удаляется.
Вот такой изящный Наодзамурай получился на премьере в исполнении Оноэ Кикугоро: Пятого, одного из лучших актёров в истории Кабуки.
Увы, гость, к которому позвали девушку, - тот самый, что одолжил сотню золотых Окуме. Мы его уже знаем: это фехтовальщик Канэко Итинодзё:. Мититосэ просит его отсрочить уплату, и видно, что Канэко жалко девушку, но он непреклонен: «Я боюсь, что эти деньги ты истратила не лучшим образом, их у тебя кто-то выманил. Я не хочу поощрять подобного. Или верни мне долг - или я прямо сейчас отправлюсь к владельцу заведения и договорюсь с ним о том, чтобы выкупить тебя в своё полное распоряжение. И тебе будет безопаснее, и мне приятно». Мититосэ в ужасе: Канэко не так уж плох, но если он её выкупит и перевезёт в свой дом - она больше не сможет видеться с любимым! К счастью, тут врывается Наодзамурай и бросает к ногам фехтовальщика свёрток с золотом: «Вот твои деньги, и оставь девушку в покое!» Канэко явно недоволен, но забирает свёрток и уходит, бросив на прощанье: «Свидимся ещё!» Мититосэ бросается на шею своему дружку, спрашивает: «Где ты раздобыл так быстро целую сотню золотых?» - «Гм… - отвечает тот, - я встретил знакомого, богатого. Он мне кое-чем обязан, но, главное, - добрый и щедрый человек. Согласился помочь». - «А как его имя?» Наодзамурай пытается отмолчаться, но в конце концов признаётся: его благодетеля зовут Ко:тиямой.
Ёсивара расположена, как и подобает весёлому кварталу, на окраине тогдашнего Эдо. Сравнительно недалеко от неё - уже вполне сельская местность, поля и амбары с рисом. Именно здесь у обочины, в зарослях тростника, засел в засаду Канэко с мечом в руках. Он поджидает своего соперника Наодзамурая, который этой дорогой обычно возвращается из Ёсивары.
Вот на дороге появляются носилки с опущенными занавесями - в них вполне может ехать Катаока Честный Самурай, раз уж он разбогател. За носилками поспевает какая-то тёмная фигура, но Канэко не опасается и нескольких противников. Он выскакивает на дорогу, делает выпад - и привязанный к носилкам фонарь катится в грязь, ещё выпад - и клинок пронзает занавеску. Однако ездок проворнее: он ловко выскакивает наружу, уклонившись от меча. К изумлению Канэко, это вовсе не его враг, а Ко:тияма, который глядит на него укоризненно. Смущённый фехтовальщик поспешно прячет меч за спину. Котияма усмехается: «И что это там блеснуло?» - «Где?» - «Да у тебя за плечом вот только что?» Канэко сконфужен и впечатлён: если монах-расстрига заметил клинок, то с его стороны очень смело вот так, безоружным, посмеиваться над противником. «Да так, ничего…» - «Ну ладно, - кивает Ко:тияма, - будем считать, что это с неба звёздочка упала… прямо в мои носилки. Но я тебя прошу: никаких убийств сегодня! Это вообще-то грех». - «Конечно, обещаю», - кланяется Канэко. Только тут он замечает, что за носилками прячется тот человек, которого он засёк ещё раньше, - и это не кто иной как Наодзамурай. А Ко:тияма грозит ему веером и молвит: «Значит, договорились. Как-нибудь я обращусь к тебе за помощью, но не сегодня». И уезжает в сопровождении своего телохранителя - тот только успевает обменяться с фехтовальщиком враждебными взглядами.
4. «Ты думаешь, сударь, что видишь аббата?»
Тем временем девица Намидзи во дворце продолжает упрямиться, и князь уже гневается и грозится её убить на месте. У князя есть два сподвижника и советника, добрый и злой. Добрый, Кадзума, его унимает и успокаивает - до поры до времени успешно. Злодей Дайдзэн против самой девушки ничего не имеет, но с Кадзумой отчаянно соперничает; грех не воспользоваться случаем и не оговорить доброго советника перед господином: тот, мол, сам спутался с княжеской зазнобой! Князь, однако, более вспыльчив, нежели доверчив: прежде чем начать рубить головы, он собирается предпринять расследование, которое и поручает Кодзаэмону, начальнику своей службы безопасности.
И тут-то ему и докладывают: прибыл посланник от настоятеля храма Каннэй! Это один из главных эдоских храмов, посвящённый памяти первых сёгунов рода Токугава и, соответственно, находящийся под непосредственным покровительством Ставки (во времена постановки пьесы его как раз восстанавливали - эта богатейшая обитель почти целиком сгорела в 1868 году, во время гражданской войны) . Входит важный монах в пышном бело-алом «небесном облачении» и говорит: «Я - наставник До:кай из Северной Долины, прошу господина о беседе наедине». Князь Мацуэ соглашается, не подозревая, что перед ним - мошенник Ко:тияма.
Оставшись с князем один на один, посланник заявляет: «До досточтимого настоятеля дошло, что ваша милость изволит задерживать у себя некую девицу против её воли и не позволяет ей воссоединиться с семьёй. Настоятель считает подобное поведение, мягко выражаясь, безнравственным и совершенно недопустимым. Мне поручено расследовать сие прискорбное происшествие и, буде слухи подтвердятся, лично препроводить девицу под родительский кров». - «Во-первых, слухи эти совершенно необоснованны, - сдержанно ответствует князь, - а во-вторых, не соизволит ли досточтимый настоятель воздержаться от того, чтобы совать свой нос в чужие дела?» - «Увы, увы, - столь же непреклонно качает головою «наставник До:кай», - я уполномочен сообщить, что в случае отказа настоятель считает возможным рассмотреть вопрос относительно гласного расследования и обратиться с жалобой в Ставку - ибо устои нравственности потрясены!»
Некоторое время они продолжают беседу в том же духе; с неудовольствием Мацуэ соображает, что его собеседник - не только доверенное лицо настоятеля, но и дальний родич самого Государя! (Действительно, в храм Каннэйдзи из Киото присылали служить одного из принцев, принявших монашество, - в подтверждение единства Столицы и Ставки. До:кай на сцене так и одет, как одевались эти монахи государева рода.) Сила - на стороне сёгунского храма, и князь вынужден уступить. «Ладно, раз дело улажено - можно выпить и закусить!» - заявляет он. От выпивки посетитель, однако, отказывается: обеты не позволяют. «Мне бы чашечку чая из лепестков цветка, именуемого ''золотой шар''…» - благочестиво заявляет он, одновременно показывая жестом, что имеет в виду вполне натуральное золото. Князь смотрит на него с плохо сдерживаемой неприязнью и удаляется, но распоряжается заплатить могущественному вымогателю. Деньги приносит Кадзума, воспользовавшись случаем поблагодарить за спасение и его самого, и бедняжки Намидзи от господского гнева. Монах заверяет, что его долг - печься о добродетели паствы, и отсылает советника.
Оставшись один, он немедленно сбрасывает ханжескую личину и деловито начинает считать монеты и пробовать их на зуб. Он роняет по монетке в кошель - и вместо тихого звона их падение сопровождают гулкие удары: это начали бить комнатные часы в роскошном княжеском покое. Ко:тияма замечает, что совесть его чиста: если Мацуэ может позволить себе такие дорогие заморские игрушки, без горсти золота он точно не обеднеет!
К нашей пьесе эта гравюра отношения не имеет, но зато на ней есть роскошные часы!
Только-только лжемонах, спрятав кошель за пазуху, собирается отправиться восвояси, как его останавливает коварный Дайдзэн. «Доводилось мне в прежние времена, - говорит злой советник, - иметь дело с одним мошенником, главою целой шайки. Звали его Ко:тияма и, поверишь ли, он был поразительно похож на тебя! Даже родинка на щеке - точно на том же месте!» «Наставник До:кай» возмущённо отвергает столь грязные инсинуации, но Дайдзэн настойчив: «Да брось, Ко:тияма, я ж тебя признал. В своё время ты немало содрал с меня за услуги…» - «Уел так уел! - ухмыляется мошенник. - Надо было мне родинку-то забелить! Но сегодня я, между прочим, действую из лучших, чистейших побуждений. Понимаешь ли, невинная девушка, сомнительные поползновения титулованного развратника - и всё это прямо под носом у сёгуна… Ну, разоблачишь ты меня - так я же молчать не буду, а мои ребята - тем более; вся эта история всплывёт, дойдёт до властей - рад ли будет князь, с которым мы уже вполне достигли взаимопонимания? Да и о твоём собственном прошлом, любезный Дайдзэн, я смогу поведать много любопытного хоть князю, хоть властям…»
Дайдзэн колеблется, но тут из-за перегородки появляется начальник службы безопасности Кодзаэмон и решительно заявляет: «О скандале не может быть и речи. Умоляю досточтимого наставника До:кая простить постыдную ошибку Дайдзэна, причиною недоразумению - лишь его невнимательность, излишнее рвение, скверное зрение и дурная память на лица!» - «Передайте, однако же, князю Мацуэ, что я глубоко оскорблён подобным поведением!» - грозно заявляет Ко:тияма и покидает дворец, прихватив с собою девушку. Слышно, как уже за порогом он громко говорит: «Вот болваны!» (По-японски это гораздо грубее звучит.)
Следующее действие показывает, что и Катаока Честный Самурай не только с красотками любиться умеет - а также что существуют и другие, не менее разорительные увлечения. Жил-был парень по имени Хансити, работал приказчиком в лавке - и имел немалое пристрастие к азартным играм. Играть ему приходится тайно от хозяина-купца, по беззаконным притонам - и вот в одном таком он и просадил двести золотых, да не своих, а хозяйских. Возвращаться назад ему теперь не светит, достать такую огромную сумму негде, с собою покончить было бы достойно, но не очень хочется… В общем, направился он к своему родичу посоветоваться, а у того в гостях как раз сидит его приятель, Честный Самурай. Катаока выслушал рассказ о беде Хансити и сказал: «Не печалься, верну я тебе твои деньги, но с одним условием: больше ты играть не будешь. Жди меня поздно вечером возле заставы Коисикава».
А сам переоделся праздным гулякой, прихватил с собою Усимацу Кромешника и отправился в тот притон. Сели за игру по-маленькой - и скоро местные шулера видят: гуляка-то играет так себе, а вот спутник его - шулер почище их самих. Назревает скандал, вызывают владельца заведения (в некоторых изводах пьесы это Моритая Сэйдзо: и есть, шестой из «бессмертных»). Тот сразу узнаёт парочку из знаменитой шайки Ко:тиямы, приветствует их. «А коли ты нас знаешь, - говорит Наодзамурай, - то почему твой игорный дом не платит нам за покровительство?» - «Не вопрос - вот двадцать золотых, этого на год хватит». - «Э, нет, - встревает Кромешник, - если бы ты сам их принёс вовремя, хватило бы, а теперь лихва набежала». - «сколько ж вы хотите?» - «Две сотни! - заявляет Наодзамурай. - Знаю, у тебя столько есть - не далее как сегодня днём ты одного дурачка разорил».
Владельцу заведения жалко таких больших денег, он мигает своим ребятам, и те начинают сужать кольцо вокруг двух наших героев. Уже выхвачено оружие - но тут в дверях появляется ещё один человек с мечом в руке и кричит: «Это мои друзья! Не троньте их, и вам не придётся иметь дело со мною, Канэко Итинодзё:! Или вы надеетесь, что кто-то из вас владеет клинком лучше меня?» Делать нечего, хозяин вручает требуемую сумму вымогателям, и те удаляются; на прощанье Усимацу обещает хозяину всяческое покровительство со стороны шайки.
Ночью Наодзамурай приходит к заставе Коисикава, где ждёт Хансити, вручает ему деньги и ещё раз наставляет: «Не играй!» Тот благодарит, кланяется своему спасителю и радостно удаляется. Катаока тоже собрался было уходить, но тут его окликает Канэко. «Сегодня я вас выручил, потому что в долгу у Ко:тиямы и не могу допустить, чтобы какая-то сволочь перерезала его людей. Но у нас с тобою - свои счёты. Я знаю, что Мититосэ бежала из своего весёлого дома, сейчас её ловят и сводники, и стража. И я знаю, ради кого она на это решилась. Двоим нам на свете тесно. Оба мы воины, так что вызываю тебя на честный поединок!» - «Изволь, - отвечает Наодзамурай, и они договариваются о месте и времени боя.
5. Холод
Следующая сцена происходит холодным снежным вечером в маленькой лапшевне близ Ёсивары. Заходят два замёрзших прохожих и начинают расспрашивать хозяина и посетителей: говорят, где-то тут поблизости есть ночлежный дом такой-то? «Да это не ночлежка, а настоящая гостиница, хоть и дешёвая, - отвечает повар. - А вам переночевать негде?» - «Да вроде того». Узнав, что им нужно, они удаляются - и уже за порогом вступают в разговор между собой. Из их слов зритель понимает: это переодетые сыщики, и ищут они Катаоку Наодзиро:, он же Наодзамурай. От своих товарищей, работающих по заявлению сводников, сыщики узнали, что именно в этой ночлежке скрывается беглая гейша Мититосэ, которая от всех волнений совсем расхворалась. А значит, и её возлюбленный там рано или поздно объявится! Он - член шайки Ко:тиямы, а на неё начата общегородская облава.
Сыщики уходят, а на смену им является сам Наодзамурай - лицо закутано платком, зонтиком прикрывается от снега. Он заходит в лапшевню, протягивает ноги к огню и заказывает лапши и выпивки. Немного согревшись, он начинает болтать с завсегдатаями - и узнаёт, что тут только что были два соглядатая, но повар послал их по ложному следу. «Однако на самом деле лучше бы Наодзамураю не появляться в ночлежном доме!» - замечает слепой костоправ, подкрепляющийся тут же. «А что ему там делать?» - удивляется Катаока. «Да я недавно был в той ночлежке по вызову, там расхворалась одна особа… Говорят, от несчастной любви: был у неё милый, она ради него бежала из весёлого дома, а он как сквозь землю провалился. И я слышал, что зовут её Мититасэ. Сейчас она перебралась из ночлежки и сняла по соседству отдельный домик». - «Так вот она где! - восклицает Наодзамурай. - Что ж, хотя мне и надо уносить ноги из Эдо, но не проститься с ню было бы жестоко. Снеси ей весточку, чтобы она ждала меня сегодня». Слепец сперва отказывается, но когда Катаока платит за его лапшу, берётся выполнить поручение и уходит. Так и остаётся неясным, узнал он по голосу Наодзамурая или нет.
Честный Самурай идёт к выходу - и сталкивается в дверях с Усимацу Кромешным. Тот очень встревожен: облава ширится, уже взяли Сэйдзо:, едва ушёл сам Ко:тияма; надо уносить ноги как можно скорее! Наодзамурай соглашается, но говорит, что у него есть ещё одно дело. Он прощается с товарищем - «Наверное, больше уже не увидимся!» - и уходит. Усимацу, однако, успел подслушать его разговор со слепцом. «Шайке конец, - рассуждает он, - даже если я покину Эдо, то по-прежнему буду в розыске по всей стране. Вернее будет примириться с законом на условиях помилования - а в доказательство своих благих намерений сдать властям Наодзамурая. Прослежу-ка я за ним!» И сквозь метель он бредёт по следам бывшего товарища.
Так гуськом они добираются до убежища Мититосэ, Честный Самурай заходит внутрь, а Кромешник бежит за стражей.
За Мититосэ ухаживает пара служанок, присланных хозяином ночлежки. Когда приходит Наодзамурай, девушка бросается к нему и осыпает упрёками: она бежала ради него, потом болела, а он даже не полюбопытствовал, где она, не нашёл, не заходил так долго! «Я и сейчас совсем ненадолго, - отвечает Катаока Наодзиро:, - а потом должен буду уехать из Эдо. Один». _ «Но почему?» Наодзамурай косится на служанок, и Мититосэ отсылает их. Теперь они постепенно пересаживаются всё ближе друг к другу, и, наконец, устраиваются совсем вплотную.
«На самом деле я не давно не служилый самурай, да и не честный самурай, - признаётся Наодзиро:. - Уже давно я связался с преступниками, а сейчас в бегах. Прости, что обманывал тебя». Мититосэ молча набивает ему трубку, потом садится и начинает причёсывать Наодзамурая. Тому не сидится: «Вот письмо, я там всё описал подробно, всю свою жизнь. Прочти и поймёшь, что я - не тот, с кем стоит связываться. Сейчас я уйду, а ты забудь меня». - «Ничего не выйдет, - ласково отвечает ему девушка. - Ты что, думал, что я не догадывалась, кто ты? Давно уже знала. Какое это имеет значение?» - «Но если меня поймают, то казнят. Каково тебе будет жить с таким позором?» - «А я и не собираюсь. Вот уж что я сумею, так это умереть в тот же час, что и ты - чтобы в Чистой Земле мы возродились в одном цветке лотоса…»
Тут в дверь стучат, и Мититосэ толкает возлюбленного за ширму, а сама идёт открывать. На пороге - Канэко Итинодзё:. «Если ты прячешься тут от сводников, - говорит он, - то зря: я тебя выкупил. Стража тоже больше тебя не ищет. Пойдём со мной». - «Спасибо, конечно, - отвечает та, - но я никогда не стану твоей любовницей. Я дала клятву верности». - «Это всё так называемый Честный Самурай? - рявкает рассвирепевший фехтовальщик. - Да ты знаешь, кто он такой? Он преступник…» - «Знаю. Всё равно.» - «И трус!» - «Вот уж нет!» - и Наодзамурай, опрокинув ширму, выскакивает с обнажённым мечом и бросается на Канэко. Но, конечно, силы не равны: несколько ударов, и он обезоружен. «Если так, - хрипит Наодзиро:, - добей меня!» - «С удовольствием!» - откликается фехтовальщик, но Мититосэ бросается между ними: «Тогда уж и меня зарежь!» Канэко переводит взгляд с одного на другую, потом медленно убирает клинок в ножны: «Меч марать не хочу. Вот, возьми - и выходи замуж за кого пожелаешь, раз так, я даю своё разрешение!» - он бросает девушке на колени пакет, поворачивается и выходит под снег.
В пакете - грамота и письмо. Грамота подтверждает, что Канэко Итинодзё: не купил для себя девицу Мититосэ, а выкупил её из весёлого дома насовсем, она свободна. А письмо начинается: «Дорогая сестра, слишком поздно я разыскал тебя…» Оказывается, фехтовальщик - не кто иной как давно пропавший старший брат Мититосэ. Он много лет искал её, а когда нашёл - оказалось, что она связала себя с бандитом, членом шайки Ко:тиямы. Всё это время, не открывая своего имени, брат прилагал усилия, чтобы её не признали сообщницей преступников. Влюблённые потрясены - но в это время в дом под визг служанок врываются стражники. Наодзамурай отбивается, прорывается во двор, перемахивает через изгородь и исчезает, крикнув: «Прощай, Мити! Мы никогда больше не увидимся, но я всегда любил и буду любить только тебя!»
6. Конец
Ко:тияма, хотя часто переодевается монахом, давно сложил сан, у него есть и жена, и любовница. Сейчас, во время облавы, он живёт у последней. Не то чтобы уж совсем никто не знал об этом его убежище: вот и сейчас, три дня спустя после бегства Честного Самурая, к Ко:тияме пришли хозяин закладной лавки с женою - благодарить за спасение дочери. «Вы сумели привлечь к хлопотам о девочке такую влиятельную особу, самого наставника До:кая! Наша благодарность беспредельна! Вот двести золотых, о которых вы как-то упомянули». Ко:тияма берёт деньги, начинает пересчитывать их, усмехаясь: «Я всегда выполняю обещания. Правда, никакого наставника До:кая в княжеской усадьбе не было, это я его изобразил, но главное - получилось!» Пожилые супруги в изумлении смотрят на него, вздрагивают и бочком-бочком удаляются. «Сами запомним и дочке скажем: мы никогда в глаза не видели этого человека, знать его не знаем!» - обсуждают они за порогом.
Ко:тияма раскладывает золото на две равные кучки и подвигает их к любовнице: «Когда меня возьмут, половину оставь себе, а вторую передай моей жене». - «Но, может, всё обойдётся?» - спрашивает та, и в этот миг на пороге появляется растрёпанный и окровавленный Наодзамурай. «Прости, атаман, что меня три дня уже не было подле тебя. Прятался - Кромешник нас всех сдал, и меня едва не поймали». - «Ничего страшного, - отвечает Ко:тияма. - Кровь-то твоя?» - «Нет, - говорит Наодзамурай. - Сегодня я заметил, как Усимацу пробирается к твоему дому. И остановил его. Насмерть». - «Туда ему и дорога», - поводит бровями атаман. «Но теперь мы должны поторопиться и скорее покинуть Эдо!» - восклицает Наодзамурай. Ко:тияма пожимает плечами: «И бегать потом всю жизнь от собственной тени? Это не по мне. Умел воровать - умей и ответ держать. Я, по крайней мере, останусь тут. Ты - как хочешь, я тебя отпускаю и освобождаю от всех клятв». Поколебавшись, Наодзамурай садится рядом с ним: «Тогда и я не побегу». Попросив свою любовницу принести им выпивки и закуски, Ко:тияма негромко говорит гостю: «И не надо недооценивать стражу. Я думаю, она давно уже здесь».
Честный Самурай вздрагивает, но его атаман совершенно спокоен. Когда в дом врывается стража, он как раз подставляет чашку, чтобы Катаока налил ему сакэ. «Сдавайтесь, вы окружены!» - рявкает начальник стражи. «Да знаю, знаю, чего орать-то, - отвечает Ко:тияма. - Вот допьём и сразу сдадимся». Хозяин и гость осушают свои чашки и предают себя в руки властей. На этом пьеса и кончается.
Исторический Ко:тияма Со:сюн занимался беззаконным промыслом пятнадцать лет - с 1808 по 1823 год, потом попался и умер в тюрьме. Двадцатилетнего Катаоку Наодзиро: взяли тогда же, но он отделался тюрьмой, клеймением и изгнанием из Эдо, скитался по стране, потом вернулся в Эдо и там через некоторое время снова был схвачен с поличным. Он, однако, до годов Тэмпо: дожил и погиб в 1832 году. О прототипах других «бессмертных» мы ничего не сумели узнать.