Воспоминания В. Зотова
О святых верхотурских местах, о попа́х, о революционном правосознании, о речном бое против монитора и др.
Зотов. В.
Из воспоминаний 1918 года.
(Верхотурье) [27]
На северной окраине Пермской губернии, ныне Уральской области, существует городок Верхотурье, расположенный по обе стороны верховья реки Туры. Сам по себе город не отличался ничем от больших сёл центральных губерний, хотя и находился в 5 верстах от железной дороги, но в довоенное время привлекал к себе внимание почти всего населения Российского государства своими достопримечательностями. Это Мощи "Святого Семиона праведнаго", которые хранились в одном из монастырей города Верхотурья, которых там находилось в порядочном количестве, потому что путь к существованию монахам дали самые эти мощи "Семиона праведнаго", к которому на поклонение шло масса народу со всех концов матушки России и приносили потом добытые копейки, на которые отжировывались обитатели верхотурских монастырей, "манахи", которым, пожалуй, и счёт трудно было произвести. Они жили наслаждались вечным отдыхом и возносили благодарности Богу и Мощам Святого Семиона за дарование им праздной жизни.
В Верхотурье как в уездном городке были и городския учреждения, как то Земская управа, Управление воинского начальника. Последним управлял седой полковник Саульский, который в контраст ничего не делающим, а праздно шатающимся монахам, с которыми он жил душа в душу, потому что они молились за его здравие, издевался над своими подчинёнными солдатами, стоящими под винтовкой с кирпичами пред окнами господина полковника.
И вдруг спокойствие господина полковника и преподобной братии вместе с Семионом праведным было нарушено объявлением Империалистической войны в 1914 году. Потянулись мобилизованные солдаты со всех волостей и заводов в уездный город. И улицы Верхотурья впервые увидели живой люд с гармониками, песнями и плясками. Ужаснулись святые отцы такому поведению людей в святом городе. Ужаснулся и сам Семион, потому что он видел только приходящих людей, поклонников его праха. Увидело это и начальство города, и блюститель порядка [28] господин исправник, и решил водворить порядок среди мобилизованных солдат, но старания его остались тщетны. Разгулявшиеся солдаты, идущие на защиту своего отечества, не так-то повиновались распоряжениям начальства. И даже нашлись смельчаки, которые хотели проникнуть через железные ворота в винный склад, который находился среди города и мозолил глаза, с хранившимся в нём спиртом, а каждому солдату хотелось раздобыть чарочку водки на прощание со своими родными и друзьями. Но из Екатеринбурга был выслан батальон солдат с пулемётом для охранения николаевскаго сокровища. Так и пришлось нашим мобилизованным поехать на фронт без водочки, как говорится, на сухую.
Эшалон за эшалоном отправляет господин полковник на фронт солдат и от удовольствия ходит да бороду поглаживает, предвкушая опять спокойной и тихой жизни, да и при том с туго набитым кармашком. "Да!" - говорит он. - "Хотя и много наделала эта солдатня хлопот и шуму, но и порядочно оставили мне солдатских пайков, на которые можно прожить безбедно порядочное время и даже выпить холодной наливочки с отцом Григорием во время досуга".
Война полным темпом шла на западе. Наши солдатики ревностно защищали своё отечество и продвигались вперёд, пройдя уже границу, в Галицию, и в России стали появляться военнопленные австрийцы. Не миновало это и нашего Верхотурья. В один прекрасный день пришёл эшалон с военнопленными австрийцами, а их в России держали свободно, не как в Германии в концентрационных лагерях. Они и распространили свой заграничный запах среди наших патриоток города Верхотурья - гимназисток, которые несли свою жертву и проливали кровь на благо своего отечества, гуляя с военнопленными австрийцами.
И так продолжалась жизнь Верхотурья до тех пор, пока не накатилась революционная волна в 1917 году. Резко изменилась жизнь Верхотурья. Первым делом выгнали блюстителя порядка господина исправника с приставами, а за порядком стала следить революционная Милиция. Не стали стоять и под окнами господина полковника Саульского солдаты под винтовкой. А в октябре месяце повыгнали и всё остальное начальство стараго времени, и городом стали управлять новыя люди с заводов и деревень с мозолистыми руками, в кепках и потёртых пиджаках. Сменились и вывески городских учреждений на "Советския народныя", где обращались с людьми всех рангов как с равными товарищами, и не стали обращать внимания на святую братию и буржуазию со святыми мощами Семиона праведнаго.
Святая братия совместно с местными буржуями, предвидя своё несчастье в будущем, рассчитывая на несознательность тёмной массы и их религиозность, стали возстанавливать население против новой власти, т.е. большевиков. Агитируя про большевиков с амвона, что эта власть, посланная Дьяволом, это антихристы, не признающие ни бога, ни религии, посрамляющие святыни, которым целые века поклонялись наши православные предки, и призывали население к возстанию для свержения антихристовой власти. Да и вести отовсюду приходили нелестныя для наших Советов. В Москве, Петрограде идут бои с революционными войсками, временное правительство с буржуазией и её прихвостнями не хотят отдать власти в руки рабочих и крестьян. В Оренбурге появился ревностный защитник Империализма атаман Дутов, набрал отряд из офицерства буржуазии и пошёл против Советской власти. Тут-то и наши верхотурцы под влиянием святых отцов тоже завозились против советской власти, в особенности тогда, когда город Челябинск был захвачен подкупленными временным правительством войсками чехов. Жутко было Советской власти в это время в Верхотурье, но не унывал военный комиссар т.Ершов. Да и более сознательная масса деревень и заводов, видя критическое положение своей рабоче-крестьянской власти, потянулись в Верхотурье в добровольческия отряды на защиту Советской власти.
Т. Ершов совместно с военно-революционным комитетом и чрезвычайной комиссией в лице товарищей Шиханова, Киреева и Ларичева, "ревностных защитников Советской власти", организовывали боевыя отряды и отправляли на фронта открывшиеся в Верхотурском уезде восстания крестьян. А наши святыя отцы и обывательщина, пользуясь этим, стала распускать про большевиков такия нелепости, что трудно всего и перечесть, а в окружность Верхотурья всё сильнее и сильнее разрасталось возстание против советской власти, в особенности в волостях Верхотурского уезда, расположенных в низ по течению реки Туры и на север к селу Никито-Ивдель.
1918 году в июле месяце для Верхотурья был один из тяжёлых периодов. Окружённый со всех сторон повстанцами, отсутствие боевых советских сил, недостача продовольствия заставили руководителей Советской власти с усилием и риском за жизнь с горсточкой преданных Советской власти людей держаться в Верхотурье. Святая братия с своими преверженцами довела своей агитацией и верхотурцев до возстания, контр-революция подняла голову, сделала вооружённое выступление, в котором погибло несколько защитников советской власти.
Я безпартийный, но с детства видевший только одну нужду и неправильность отношения царской власти к пролетариату, и хорошее отношение к праздной братии и эксплоататорам буржуям, не мог равнодушно смотреть на не равную борьбу, не долго думая пошёл в оперативный штаб красной армии, там изъявил желание вступить добровольцем в красную армию на защиту против угнетателей. Меня быстро зарегистрировали, снабдили документами и винтовкой и совместно ещё с [29об] двумя товарищами отправили на паре лошадей в село Меркушино, где стоял отряд т.Волкова, действующий против повстанцев.
До деревни Пушкарёвки в 14 верстах от Верхотурья мы ехали по полям, где ещё стояли не убраныя хлеба. День был солнечный, жаркий, но в поле всё как будто замерло. Ни скота, ни людей не было видно в виду тревожного положения. В Пушкарёвке мы встретили первую нашу заставу, человек в 15-20, оставленную после боя с повстанцами. Здесь был дорожный узел из Меркушино, Туринск, Ирбит. Здесь мы остановились дать передохнуть лошадям и покурить. Среди красноармейцев я встретил своего товарища Дерябина, с которым пошли смотреть место и жертвы, где их встретили повстанцы. Там лежало три убитых лошади из-под наших разведчиков. Начальник заставы, молодой парень, но старый солдат царской армии, весьма недоволен тем, что его оставили караулить дороги, а не пустили подраться с отступившими повстанцами, даже при прощании с нами загнул несколько крепких словцов по адресу повстанцев и советовал нам с ними не церемониться, указав нам дорогу на Меркушино. Мы уехали.
К вечеру мы прибыли в село Меркушино, расположенное на левом берегу реки Туры в 50 верстах ниже Верхотурья. По преданию Церкви и Святой обители там жил Семион праведный, ни чем не занимался, кроме как удил удочкой рыбу и от этого занятия уделял свою помощь бедным. Конечно, в настоящее время трудно поверить поповским сказкам, чтобы на реке Туре можно пропитаться рыбной ловлей и помогать ещё бедным, при том ещё удочкой. Но как бы это не было и выдумкой, но раньше этому верили и также, как и в Верхотурье, приходило тысячи людей на поклонения Святому Камню, на которым сидел во время рыбной ловли Семион праведный и иногда поигрывал с медведиком. [30]
Сдешнее духовенство и буржуазия сумели так возстановить крестьян против советской власти, что местныя крестьяне, вооружившись самодельными пиками, косами, топорами, дробовыми ружьями и частью винтовками, руководимые бывшими офицерами, пошли громить Советы и жестоко расправляться с большевиками. При занятии Красной армией села Меркушино пришлось расправиться и с главарями возстания в числе 6 человек, из которых один был поп, который с крестом в руках вёл толпу, вооружённую чем попало, на большевиков как людей, продавшихся антихристу, за что был разстрелен в месте с остальными главарями.
Покончив с Меркушиным, отряд наш разделился на два. Один под командой комиссара т.Ершова пошёл на Усть-Хмелевку среди лесов и болот. Дорога туда была заваленная лесом повстанцами для задержки в движении наших сил. А другой отряд под командой т.Волкова, переправившись через Туру, отправился в село Дерябино, ниже Меркушино на двадцать вёрст.
Я попал в разведочную команду под руководством т.Порошина, отчаянного парня из рабочих Верхне-Туринского завода, весельчака и хорошаго пьяница. Т. Порошин на конях поехал вправо от дороги в расположенную на горе в лесу деревушку, а я влево по берегу реки. Ехать приходилось осторожно, потому что много из повстанцев разбежались по лесу, что и случилось. Не доходя 3-4 версты до Дерябино, выскочил вооружённый человек на разстоянии 150 сажен от нас, но, увидя нас, кинулся к реке в чащу кустов. Я выстрелил по бегущему, но промазал, также промазали и другие два моих товарища. Осторожно въехали в деревню, боясь засады повстанцев, но деревня оказалась пустой. Кроме стариков, женщин и детей, ни какого не было. Из их показаний узнали, что в Дерябино никого нет, все разбежались, и мы в этот день отдыхали в Дерябино, где действительно большинство населения разбежалось по лесам, а главарь возстания кулак [30об] Дмитрий Дерябин угнал верхом в пределы Тобольской губернии.
В отрядах красной армии тогда налаженности в аппаратах не было в виду отсутствия связи с центром, но каждый руководитель чувствовал, что нужно исполнять обязанности законно, но и законов "как теперь" тоже не было. Приходилось пользоваться законом совести, а поэтому, чтобы не было невинных жертв (а надо сказать, что в то революционное время их было порядочно), потому необходимо было организовать Следственную Комиссию. Но за неимением лишних людей, которых можно было взять из-под винтовки, ограничились следственной частью из одного человека, и эта миссия выпала на мою долю по назначению т.Волкова. Признаться, я в этом деле разбирался очень плохо, как мне с незнакомым, а вести его нужно, потому что арестованных была масса. Да и вполне понятно, что в то время творилось, посадят одного, а он за собой тянет целый десяток и правых, и виноватых.
Как сейчас помню, привели разведчика ко мне, пойманного в лесу здоровеннаго парня, и одной руки у него не было. Спрашиваю его:
- Как же ты шёл с нами воевать с одной рукой?
- Да я воевать с вами не ходил, а общество меня заставило дежурить у телефона для связи с Меркушином и прочими возставшими волостями как старого солдата.
- Да ведь ты этим способствовал укреплению возставшей банде, - говорю ему.
- Да, но ведь меня заставили, и помощи им я дал не много. Когда услыхал сообщение, что наши повстанцы разбиты под Красной горой, и красная армия движется на Меркушино с броневиками (в Меркушино приходил грузовой автомобиль), передал своим, чтобы они спасались, кто как знает, а сам сбежал в лес.
На вопрос: "Зачем же ты прятался?"
- Да здесь говорили, что красные всех расстреливают за то, что разгромили совет.
- А разве ты громил?
- Нет, не громил, а всё-таки боялся, потому что про вас говорили очень много, что вы не [31] разбираетесь ни с чем, а как только кто попадает к вам, так и убиваете, а теперь вот вижу, что это напрасно.
- Так, товарищ, хотя ты и был начальником связи повстанцев, но мы тебя не расстреляем. Иди и живи, занимайся своим хозяйством.
Посмеявшись над ним, отпустили.
20 Июля утро огласилось колокольным звоном. Был праздник "Ильин день". Я от нечего делать ходил по селу. Проходя мимо церкви, в которой шла служба, решил зайти. Не нарушая традиций верующих, сняв шапку, стал у порога, наблюдая за молившимися, которыя при входе моём стали перешёптываться (потому что при мне был прицеплен револьвер) и некоторые начали плакать. Заплакали и священник с дьяконом и стали причащаться. Я смотрю и понять не могу, что бы это значило, ведь раньше и я посещал церковь, но такого богослужения не видал, чтобы плакали священники, и решил спросить одного из молящихся. Он мне ответил: "Да видите, товарищ, как только вы зашли, они и заплакали, думают, что вы арестуете батюшку…" Я улыбнулся и вышел из церкви, чтобы не нарушить в дальнейшем их религиознаго фанатизьма. Возвратившись на квартиру, рассказал о случившемся тов. Волкову и другим товарищам. Они от души посмеялись над мной, говоря: "Что же ты, антихристово отродье, забрёл, куда не следует, и перепугал всех?" И оказалось правда, что перепугались потому, что поп целых 12 вёрст шёл впереди повстанцев с крестом в руках. И наше воображение стало рисоваться, как поп с крестом и распущенными волосами удирал от красных, забыв всех святых и Семиона праведнаго. Товарищи стали это воображение копировать, а мы смеялись до упаду.
По возстановлению порядка и советов в [31об] Дерябино наш отряд двинулся в село Отрадное ниже по реке Туре на 12 вёрст, расположенное на границе Тобольской губернии, окружённое лесом. Заняли Отрадное без особых препятствий. Повстанцы, напуганные при первых столкновениях и слухами о броневиках, бежали без оглядки. Во время занятия при перестрелке был убит только один из повстанцев и видимо из сторожевой охраны, который видимо проспал и побежал в лес, когда увидел нас.
В тот же день в Отрадном были произведены обыски, где это нужно было. Отобрав оружие, отряд возвратился обратно в Дерябино, потому что в Отрадном оставаться было не безопасно, т.к. в Тобольской губернии уже существовало временное Сибирское правительство, и в уездном городе Туринске капитан Казагранди организовывал добровольческия белыя отряды, а на Екатеринбург и Ирбит наступали чехи, и вся контрреволюционная сволочь пробиралась в Сибирь через Север, а наш тыл был переполнен офицерством и шпионажем, бежавшим из центра.
На другой день т.Волков командирует меня в Отрадное для проведения среди населения мобилизации. Задача для меня была серьёзной. Не зная политических подходов, не обладая даром слова и не бывши никогда на трибуне, опасался туда поехать не из боязни, что может меня там постичь то же, что постигло ранее посланных туда товарищей, т.е. некоторые были убиты на трибуне, некоторые зарыты в землю живыми, а боязнь, что я не сумею провести возложенную на меня обязанность. Но т.Волков, набросав мне небольшой конспект, велел взять двух красноармейцев и ехать.
Вооружившись бомбами, наганом и браунингом, поехали мы втроём в Отрадное. По приезде в Отрадное созвали собрание, которое проводилось в помещении школы, куда собралось порядочное количество жителей Отрадного. Я устроился в углу [32] между окон, а по краям разместился президиум, а красноармейцы стояли верхами около окон, это на всякий случай. Сделав доклад и поведя речь о мобилизации, озлобленное население лениво и нехотя вынесли резолюцию, что признают советскую власть, которую и пойдут защищать от белых банд и повстанцев, несмотря на то, что одним было сказано: "Что же поделать, раз велят признавать, так нужно признать и защищать". На этом мы и распрощались, и я с резолюцией благополучно возвратился в отряд, а отрадненских защитников Советской власти так и не пришлось видеть, т.к. их бросили по уходе нас на защиту временного Сибирскаго правительства против нас же, а наш отряд перевели в Махнёво и Болотово против банд капитана Казагранди.
Село Болотово расположено при слиянии рек Туры и Тагила, очень богатое, а потому там много оказалось преверженцов Сибирскаго правительства, которыя и бежали в Туринск к Казагранди. В числе которых и оказался хозяин дома, в котором поместился наш штаб, это местный буржуй лесопромышленник Болотов, имевший сына офицера. Несмотря на то, что кругом Болотово находились белыя банды, угрожавшия каждый день напасть на нас, отряд, несмотря на свою малочисленность, не более как 90 человек при одном пулемёте "Кольта" и большая часть из нас, плохо умеющая владеть винтовкой, не падали духом, держались смело и разъезжали по окрестным сёлам, отбирали оружие, а к ночи возвращались в Болотово и в свободное от дел вечернее время проводили весело с плясками под гармонику, в особенности весельчаки, как Пашка Парожин, Гуль и др.
Наша разведка день ото дня приносила самыя тревожныя вести, и т.Волков решил произвести под своей командой глубже в сторону противника, которая дала блестящия [32об] результаты. Поймали несколько белогвардейских шпионов, переодетых в крестьянскую одежду, среди которых оказался главарь Рублёв, который развозил по крестьянам винтовки. При обыске у Рублёва была найдена печать Союза белой организации и много других документов, а главное - большое количество Николаевских денег, в изобилии печатавших временным Сибирским правительством на подкуп крестьян против Советской власти. Рублёв, конечно, был опрошен, и при получении от него важных для нас сведений отправили его в царство праотцов тут же около исполкома.
Восьмого августа мы первый раз приняли бой с войсками Сибирскаго правительства под командой офицера Болотова. Белыя повели на нас наступление из деревушки Санниково, рассчитывая нас застать в расплох, и, направив сосредоточенный огонь на церковь, думая, что там находится наш пулемёт, подошли к нам на разстояние 300 или 400 шагов. Наш отряд был выдвинут за село и замаскирован в месте с пулемётом. Подпустивши на такое близское разстояние, мы открыли по наступающим белым пулемётный и усиленный ружейный огонь. Не ожидавшия такого сопротивления и нашей смелости белыя трухнули и в безпорядке отступили, оставив на месте боя 6 убитых лошадей, велосипед и разную мелочь. Мы, получив подкрепление 60 человек Надеждинских и Кыштымских рабочих с одним пулемётом, двинулись сами в наступление на город Туринск и 14 августа с боем взяли село Новосёлово, где белыми командовали офицеры, в чём не пришлось сомневаться, потому что в штабе был оставлен разлитый и ещё горячий чай и раскрытый чемодан "по документам" полковника 1-го запасного Гвардейскаго полка, фотографическия карточки и запасное бельё. Во-вторых, на крыше, видимо наблюдательный пункт, оставлен френч с погонами прапорщика, [33] а у убитых в бою белогвардейцев оказалось хорошее английское обмундирование и винтовки 3-х лин.образца. С нашей стороны были потери не значительны - двое убиты и один раненый.
По взятии Новосёлово я выехал с Нач-Штабом (бывшим офицером) Якушевым в Верхотурье, где уже Советская власть была налажена как следует всеми организациями города и Чрезвычайная Комиссия. В Верхотурье недолго мне пришлось пожить, всего только два дня, и Т.Шихановым был откомандирован снова на фронт с пришедшим отрядом моряков на реку Тавду.
Новостью для Верхотурцев было видеть с ног до головы вооружённых матросов. [Приушипились] тогда святая братия и, не видя надежды на возвращение своей власти, многие из них стали покидать пределы монастырей и своего кормилица Семиона праведнаго.
Матросов было всего 75 человек, но стоили 700 человек испытанныя герои Балтийскаго флота, не раз побывавшия в боях на Украине и других местах.
На том же поезде, в котором приехали матросы, нас домчали до Надеждинска, где сделали пересадку на узкоколейку. Поехали до пристани Филькино на реке Сосьве, где нас дожидался буксирный пароход "Нижегородец", который нас забрал к себе и направил свои стопы вниз по Сосьве на реку Тавду до деревни Носовой, где мы соединились с отрядами Надеждинских и Сосьвинских рабочих и стали из себя представлять организованную и мощную силу защитников Советской власти под командой т.Зырянова, по распоряжению которого была выделена особая команда береговой разведки под командой Надеждинскаго рабочаго т.Горбунова В.
В Носово задержались мы на несколько дней в приготовлении к наступлению, и 3 октября в 6 часов утра [33об] ожидавший нас пароход "Удалой" без свистков отчалил от пристани и медленно стал спускаться в низ по реке. Хотя наша разведка уехала и в перёд, но ехать приходилось осторожно и предусмотрительно, потому что мы оперировали уже не с повстанцами, а с регулярными войсками Сибирскаго правительства, которыми руководили офицеры.
Переночевав в деревне Фирулях, 5 октября в 3 часа утра, высадившись на берег двумя колоннами, повели наступление на село Таборинское, расположенное на правом берегу реки Тавды в 60 верстах от ж.д. станции "Тавда", где с Туринском у белых была великолепная связь: тракт, телеграф и телефон. Наша обходная колонна, лесом обойдя противника, захватив шоссе и паром, открыли с тылу по противнику огонь. Вторая колонна в это время стала наступать в лоб ожидавшаго нас противника. Не доходя до села Таборинскаго с версту или полторы, нас встретило ружейными залпами сторожевое охранение белых, которых мы скоро выбили с ихней позиции. Но главные силы их ожидали нас и в скоре открыли по нам сильный пулемётный и ружейный огонь. Нам пришлось залечь и наступление вести перебежкой. Не смотря на маросивший дождь и холодное октябрьское утро, с терпением и надеждой на правое дело, шаг за шагом по размокшей распаханной земле мы продвигались вперёд. Светает, и не вдалеке виднеется церковь, и каждому хочется по скорея попасть под кров тёплой хижины и отдохнуть, а пулемётный огонь противника с силой удерживал наши порывы, заглушая стоны раненых своей трескотнёй. Но вот послышался зычный [34] голос командира: "Вперёд!" Ободрённая этим голосом красная армия ринулась на противника и после двух часового ожесточённаго боя пришла к намеченной цели отдохнуть под кровом хижины.
Таборинское занято. По улице валяются убитые трупы белогвардейцев с чёрными погонами. Выбив противника из села, каждый предвкушал отдыха, но не всем пришлось отдыхать. Нужно было возстановить порядок, разместить красноармейцев и учредить организации, а когда всё это возстановилось, стали появляться пленныя. Которыя сами, а которых по обнаружении приводили. Один из приведённых с винтовкой, видимо, доброжелатель большевиков, доказывал, что он по большевикам не стрелял. И правда, винтовка у него оказалась чистой и целых 50 шт. патрон целых, и он изъявил согласие остаться в наших рядах. Мы, конечно, его с удовольствием оставили у себя.
Не пришлось нам отдохнуть в Таборинске. Разведка донесла, что белыя бросили против нас несколько пароходов и конницу. Пришлось отступить в верх по реке в деревню "Фирули", где на левом берегу оставили сторожевое охранение с пулемётом, а на правом окопались, установили пулемёты, и разведка пошла вперёд, а свободныя люди пошли в деревню помыться в бане. Я сидел в рубке, читал старую газету, а весельчаки в трюме наплясывали под песню "Яблочко". Ниже нас стояла баржа с провьянтом и боевыми припасами, на которой были и красноармейцы как охрана. И вдруг этот весёлый и мирный отдых нарушил крик часового: "Пароход снизу!" Я выскочил на палубу и вижу - снизу из-за поворота, от нас [34об] не более как верста, движется чудовище, не похожее на пароход и на баржу, а какой-то ящик, похожий на громадный гроб. Это был броневой пароход белых "Ермак", выпущенный из Омска.
Наше сторожевое охранение открыло по броневику пулемётный огонь, но броневик двигался и сам пускал свинцовый град по нашему пароходу. Отступать нам было нельзя, потому что большая часть команды мылась в бане во главе с командиром отряда моряков. Но не растерялся командир парохода т.Рассамахин. Геройски под огнём белогвардейцев забежал в рубку, дал тревожныя свистки и подал команду отчаливать от берега. Получилось небольшое смятение. Кто бежит на берег, кто с берега, и наконец т.Рассамахин, водварив порядок, отдал распоряжение быть по своим местам, стал руководить пароходом спокойно. Трапы убраны, чалки обрублены, и пароход круто повернул поперёк реки, обнаружив правый борт под обстрел белых. Это заставила сделать тяжело нагруженная баржа, не давая сильнаго хода пароходу. Люди, находившиеся на барже, спустились в трюм и оттуда отстреливались по наступающему чудовищу.
Т. Рассомахин, не обнаруживая своего безпокойства, отдавал распоряжение, чтобы усилили огонь по штурвальной рубке противника, а сам стоял у штурвала и слал противнику из винтовки пуля за пулей, "не смотря на то, что был без партейный". Был момент, что чудовище от нашего парохода были в 80 или 100 саженях, но наши доблестныя руководители в лице командира отряда т. Зырянова и зам.начальника отряда моряков [35] т. Корнильцев не смущаются, а дают распоряжение приготовить 5-фунтовыя гранаты и приготовиться к абордажу. Положение было скверное. Белыя нас разстреливали почти в упор. Один пулемётчик был ранен и не мог оставаться при пулемёте, его заменили другим. Фонерныя перегородки кают превратились в решето. Ускорить ход отступления мешала нам нагруженная баржа, да и к великому нашему огорчению истощалось топливо. Пришлось под огнём противника выламывать перегородки, сдирать доски, чтобы иметь возможность хотя и тихо, но двигаться вперёд. На наше счастие пароход противника повернулся и подставил нам левый борт, по которому мы открыли сильный пулемётный огонь, что его малость задержало, и мы отошли за остров.
Чудовище белых, вероятно, было повреждено нашим огнём потому, что преследовать нас перестало. Мы на острове запаслись топливом и приняли остальную часть нашей команды, которая отступала по берегу, а к вечеру возвратились в деревню Носово. Но уже не играла там гармоника, не раздавалась залихватская песня красноармейцев, а с жестокостью смотрели в ту сторону по реке, куда ушло чудовище, отобравшее от нас дорогих защитников революции. Да, эта встреча с чудовищем дорого нам стоила. Многие из товарищей лежали в трюме раненыя и в бреду ещё переживали часы боя, а многие в защите дорогой революции погибли в Тобольской тайге.
Не долго и нам пришлось пробыть в Носово, всего несколько часов. Принесённыя разведкой вести были для нас не утешительны, что отряд [35об] т. Волкова на реке Туре с большими потерями отступают, и банды белых подступают к Верхотурью. Положение наше оказалось скверное. Мы находились в 500 верстах в тылу белых, и кругом нас открываются фронта белых. Даже местное население стало способствовать белым бандам, что случилось с нашими разведчиками, которых в одной деревне выдали белым, и из 5 человек возвратилось только двое. Чтобы вытащить предателей, из наших красноармейцев выискались три добровольца, которыя возвратились благополучно и с успехом, то есть привели предателя наших товарищей. Это оказался местный кулак, имевший одного сына офицера и другого учителя.
Окружающую местность нашей стоянки мы усиленно охраняли только с низу течения реки, откуда ждали наступления белых, а местное население свободно подходило к пароходу и даже на пароход. И благодаря нашего опущения близкаго допуска вольных граждан к пароходу, воспользывались и наши враги шпионы.
В 1 из одних для нас несчастных дней была брошена в наш пароход бомба, видимо, шпионами, командированными белыми взорвать наш пароход. Брошенная бомба разорвалась внутри парохода на стальной плите, которая прикрывала машину. Но и здесь не обошлось без жертв. Был ранен с переломом ноги и 14 ранами помощник машиниста, и взрывом был сброшен в трюм я. Стоял тоже почти рядом, но меня спасло то, что между мной и взрывом лежал спирально свёрнутый пеньковый канат, который предохранил меня от ранения, но я был сильно контужен и пришёл в сознание на баркасе №13, который вёз раненых в Сосьвенский [36] завод, где имелась мидицинская помощь. Нас сопровождала какая-то женщина. Проезжая село Пелым, боялись обстрела белых, а потому держались противоположной стороны, а около села Гарей пришлось баркас тащить волоком по земле, чтобы незамеченными пройти село, а под утро к нашей великой радости встретили буксирный пароход "Владимир", который шёл к нам на помощь из Сосьвы и вёз два орудия. Сопровождающия орудия товарищи перенесли раненых на буксир, а баркас послали с донесением о случившемся на пароход "Удалой". Матросы "Владимира" были крестьяне Вятской губернии и с участием относились к нам, кормили нас, чем могли, и поили горячим чаем. Зашёл к нам и командир парохода, здоровенный парень, одет прилично, в форменной фуражке и с папиросой в руках. Подходя к одному из раненых, спросил, куда он ранен, тот ответил ему. Спросил и у меня, но я тогда плохо от контузии слышал и на заданный вопрос ничего ему не ответил, так как вопроса не разслышал, а с своей стороны попросил у него покурить, в чём он не отказал, но, указывая головой на нас своему приятелю, говоря довольно громко, что я разслышал: "Вот жертва обмана, погнавшаяся за лёгкой наживой". Видимо, он не те так-то лестно относился к защитникам Советской власти. "Куда они теперь денутся", - говорит он. - "С зади нас нагоняют войска Сибирскаго правительства, в переди возстание, а ведь не пощадят их". Повернулся и пошёл, а за ним и его приятель. Лежим мы и думаем, что скоро и нам придётся распрощаться с жизнью. Входит матрос, спрашиваем и его об этом, он отвечает: "Да, [36об] Сосьвинское учреждение эвакуируется, в селе Романово возстание, связь Надеждинска и Верхотурья порвана, но это ещё не значит, что мы должны отдаться в руки белых, всю сволочь перебьём, если станут нам на дорогу". Ободрённыя этими словами матроса, мы опять успокоились и лежали, думая каждый о своём.
Часов в 10 утра мы прибыли в Сосьвинский завод. День был холодный. Севернай ветер дул сильно и давал себя чувствовать. Несмотря на холодную погоду, берег был заполнен народом. Кто тоскал свои вещи на пароходы, стоящие у пристани, а кто ждал парохода с низу, чтобы узнать что-нибудь про своих отцов, братьев и родственников, ушедших в верх по реке на борьбу с повстанцами и белыми бандами. Когда нас перевели на пристань, нас осаждали вопросами, кто о боях с белыми, кто спрашивал об участи своих родственников. С пристани нас перевезли в больницу, где только сделали перевязку и отправили опять на "Владимира", чтобы отвезти нас в село Романово в 35 верстах в верх по Сосьве. И на другое утро с прибывшим пароходом "Удалым", с баржой с частями Красной армии отступили на семи паровых судах в Романово. Отступили с нами и семьи рабочих, которыя симпатизировали красным. Остались только те, которыя ждали белых, т.е. зажиточные крестьяне и кулаки, старавшиеся распускать самыя нелепыя слухи про красных.
При занятии Романово с трудом можно было достать несколько подвод, потому что в селе остались только старики, женщины и дети, а большая часть населения убежали с бандой Пряничникова. Разослав разведку, наши части занялись перевозкой [37] с пароходов провьянта, орудий и боевого снаряжения с сильным затруднением за неимением подвод. Раненых пришлось чуть не на себе переносить, которыя не в состоянии были переходить сами.
Некоторыя крестьяне, сочувствующия красным, отдавали лошадей на перевозку грузов до Верхотурья, но сами ни как не хотели ехать, боясь нападения банды Пряничникова, который будьтобы ожидал отступления красных около оврага в 5 верстах по Верхотурскому тракту. Но высланная разведка ни каких тревожных сведений не приносила, но предосторожности были приняты, как то обоз шёл под прикрытием пехоты с пулемётом, и благополучно прошли овраг, о котором так много говорили и боялись.
Поднявшись на гору, устроили привал и попробовали связаться полевым телефоном с Верхотурьем, но линия оказалась разрушенной от Романово до оврага, а до Верхотурья исправной, и нам ответили и предложили как можно скорея двигаться в Верхотурье, т.к. белыя со стороны Ирбита и Туринска ведут наступление на Верхотурье, и отряд т.Волкова в 25 верстах от города задерживает наступление белых.
Мы же находились в 50 верстах, окружённыя со всех сторон белыми, и почти параллельно с белыми лесами и болотами день и ночь двигались к Верхотурью, боясь опоздать и не попасть в руки белых, которыя бы не постеснялись расправиться с нами.
11 октября мы прибыли в Верхотурье. Нашей радости не было пределов, да и как не радоваться было, ведь из кольца и тыла белых соединились с [37об] своими товарищами, которыя протянули нам братскую руку и стали нас раненых эвакуировать в город Пермь. Эвакуировались и советския учреждения, остались только под городом оперотивный штаб да Чека во главе с Т. Шихановым.
Князья же Вяземския и Казагранди с добровольческими отрядами, частью мобилизованными крестьянами возставших волостей, усиленно наступали на Верхотурье. Ликовала оставшаяся Святая братия в ожидании своих покровителей. И 14 октября под натиском белых красныя оставили Верхотурье.
Я по излечении в Перми был командирован в 30 стрелковую дивизию т. Камарина, которая находилась в Красноуфимском уезде [Большия Ключи] и о дальнейшей сутбе Верхотурья знаю только по газетам, что его взяли обратно наши доблестныя войска Красной армии, повыгнали всю Святую братию, учредили Советы и организации, которыя отправили и мощи Семиона праведнаго в музей на показ народу, а Верхотурье и без мощей и Святой братии существует до настоящего времени, не боясь гнева разсвирипевшаго чудотворца за его безпокойство.
В. Зотов [38]
ЦДООСО. Ф.41.Оп.2.Д.199.Л.27-38.
Зотов. В.
Из воспоминаний 1918 года.
(Верхотурье) [27]
На северной окраине Пермской губернии, ныне Уральской области, существует городок Верхотурье, расположенный по обе стороны верховья реки Туры. Сам по себе город не отличался ничем от больших сёл центральных губерний, хотя и находился в 5 верстах от железной дороги, но в довоенное время привлекал к себе внимание почти всего населения Российского государства своими достопримечательностями. Это Мощи "Святого Семиона праведнаго", которые хранились в одном из монастырей города Верхотурья, которых там находилось в порядочном количестве, потому что путь к существованию монахам дали самые эти мощи "Семиона праведнаго", к которому на поклонение шло масса народу со всех концов матушки России и приносили потом добытые копейки, на которые отжировывались обитатели верхотурских монастырей, "манахи", которым, пожалуй, и счёт трудно было произвести. Они жили наслаждались вечным отдыхом и возносили благодарности Богу и Мощам Святого Семиона за дарование им праздной жизни.
В Верхотурье как в уездном городке были и городския учреждения, как то Земская управа, Управление воинского начальника. Последним управлял седой полковник Саульский, который в контраст ничего не делающим, а праздно шатающимся монахам, с которыми он жил душа в душу, потому что они молились за его здравие, издевался над своими подчинёнными солдатами, стоящими под винтовкой с кирпичами пред окнами господина полковника.
И вдруг спокойствие господина полковника и преподобной братии вместе с Семионом праведным было нарушено объявлением Империалистической войны в 1914 году. Потянулись мобилизованные солдаты со всех волостей и заводов в уездный город. И улицы Верхотурья впервые увидели живой люд с гармониками, песнями и плясками. Ужаснулись святые отцы такому поведению людей в святом городе. Ужаснулся и сам Семион, потому что он видел только приходящих людей, поклонников его праха. Увидело это и начальство города, и блюститель порядка [28] господин исправник, и решил водворить порядок среди мобилизованных солдат, но старания его остались тщетны. Разгулявшиеся солдаты, идущие на защиту своего отечества, не так-то повиновались распоряжениям начальства. И даже нашлись смельчаки, которые хотели проникнуть через железные ворота в винный склад, который находился среди города и мозолил глаза, с хранившимся в нём спиртом, а каждому солдату хотелось раздобыть чарочку водки на прощание со своими родными и друзьями. Но из Екатеринбурга был выслан батальон солдат с пулемётом для охранения николаевскаго сокровища. Так и пришлось нашим мобилизованным поехать на фронт без водочки, как говорится, на сухую.
Эшалон за эшалоном отправляет господин полковник на фронт солдат и от удовольствия ходит да бороду поглаживает, предвкушая опять спокойной и тихой жизни, да и при том с туго набитым кармашком. "Да!" - говорит он. - "Хотя и много наделала эта солдатня хлопот и шуму, но и порядочно оставили мне солдатских пайков, на которые можно прожить безбедно порядочное время и даже выпить холодной наливочки с отцом Григорием во время досуга".
Война полным темпом шла на западе. Наши солдатики ревностно защищали своё отечество и продвигались вперёд, пройдя уже границу, в Галицию, и в России стали появляться военнопленные австрийцы. Не миновало это и нашего Верхотурья. В один прекрасный день пришёл эшалон с военнопленными австрийцами, а их в России держали свободно, не как в Германии в концентрационных лагерях. Они и распространили свой заграничный запах среди наших патриоток города Верхотурья - гимназисток, которые несли свою жертву и проливали кровь на благо своего отечества, гуляя с военнопленными австрийцами.
И так продолжалась жизнь Верхотурья до тех пор, пока не накатилась революционная волна в 1917 году. Резко изменилась жизнь Верхотурья. Первым делом выгнали блюстителя порядка господина исправника с приставами, а за порядком стала следить революционная Милиция. Не стали стоять и под окнами господина полковника Саульского солдаты под винтовкой. А в октябре месяце повыгнали и всё остальное начальство стараго времени, и городом стали управлять новыя люди с заводов и деревень с мозолистыми руками, в кепках и потёртых пиджаках. Сменились и вывески городских учреждений на "Советския народныя", где обращались с людьми всех рангов как с равными товарищами, и не стали обращать внимания на святую братию и буржуазию со святыми мощами Семиона праведнаго.
Святая братия совместно с местными буржуями, предвидя своё несчастье в будущем, рассчитывая на несознательность тёмной массы и их религиозность, стали возстанавливать население против новой власти, т.е. большевиков. Агитируя про большевиков с амвона, что эта власть, посланная Дьяволом, это антихристы, не признающие ни бога, ни религии, посрамляющие святыни, которым целые века поклонялись наши православные предки, и призывали население к возстанию для свержения антихристовой власти. Да и вести отовсюду приходили нелестныя для наших Советов. В Москве, Петрограде идут бои с революционными войсками, временное правительство с буржуазией и её прихвостнями не хотят отдать власти в руки рабочих и крестьян. В Оренбурге появился ревностный защитник Империализма атаман Дутов, набрал отряд из офицерства буржуазии и пошёл против Советской власти. Тут-то и наши верхотурцы под влиянием святых отцов тоже завозились против советской власти, в особенности тогда, когда город Челябинск был захвачен подкупленными временным правительством войсками чехов. Жутко было Советской власти в это время в Верхотурье, но не унывал военный комиссар т.Ершов. Да и более сознательная масса деревень и заводов, видя критическое положение своей рабоче-крестьянской власти, потянулись в Верхотурье в добровольческия отряды на защиту Советской власти.
Т. Ершов совместно с военно-революционным комитетом и чрезвычайной комиссией в лице товарищей Шиханова, Киреева и Ларичева, "ревностных защитников Советской власти", организовывали боевыя отряды и отправляли на фронта открывшиеся в Верхотурском уезде восстания крестьян. А наши святыя отцы и обывательщина, пользуясь этим, стала распускать про большевиков такия нелепости, что трудно всего и перечесть, а в окружность Верхотурья всё сильнее и сильнее разрасталось возстание против советской власти, в особенности в волостях Верхотурского уезда, расположенных в низ по течению реки Туры и на север к селу Никито-Ивдель.
1918 году в июле месяце для Верхотурья был один из тяжёлых периодов. Окружённый со всех сторон повстанцами, отсутствие боевых советских сил, недостача продовольствия заставили руководителей Советской власти с усилием и риском за жизнь с горсточкой преданных Советской власти людей держаться в Верхотурье. Святая братия с своими преверженцами довела своей агитацией и верхотурцев до возстания, контр-революция подняла голову, сделала вооружённое выступление, в котором погибло несколько защитников советской власти.
Я безпартийный, но с детства видевший только одну нужду и неправильность отношения царской власти к пролетариату, и хорошее отношение к праздной братии и эксплоататорам буржуям, не мог равнодушно смотреть на не равную борьбу, не долго думая пошёл в оперативный штаб красной армии, там изъявил желание вступить добровольцем в красную армию на защиту против угнетателей. Меня быстро зарегистрировали, снабдили документами и винтовкой и совместно ещё с [29об] двумя товарищами отправили на паре лошадей в село Меркушино, где стоял отряд т.Волкова, действующий против повстанцев.
До деревни Пушкарёвки в 14 верстах от Верхотурья мы ехали по полям, где ещё стояли не убраныя хлеба. День был солнечный, жаркий, но в поле всё как будто замерло. Ни скота, ни людей не было видно в виду тревожного положения. В Пушкарёвке мы встретили первую нашу заставу, человек в 15-20, оставленную после боя с повстанцами. Здесь был дорожный узел из Меркушино, Туринск, Ирбит. Здесь мы остановились дать передохнуть лошадям и покурить. Среди красноармейцев я встретил своего товарища Дерябина, с которым пошли смотреть место и жертвы, где их встретили повстанцы. Там лежало три убитых лошади из-под наших разведчиков. Начальник заставы, молодой парень, но старый солдат царской армии, весьма недоволен тем, что его оставили караулить дороги, а не пустили подраться с отступившими повстанцами, даже при прощании с нами загнул несколько крепких словцов по адресу повстанцев и советовал нам с ними не церемониться, указав нам дорогу на Меркушино. Мы уехали.
К вечеру мы прибыли в село Меркушино, расположенное на левом берегу реки Туры в 50 верстах ниже Верхотурья. По преданию Церкви и Святой обители там жил Семион праведный, ни чем не занимался, кроме как удил удочкой рыбу и от этого занятия уделял свою помощь бедным. Конечно, в настоящее время трудно поверить поповским сказкам, чтобы на реке Туре можно пропитаться рыбной ловлей и помогать ещё бедным, при том ещё удочкой. Но как бы это не было и выдумкой, но раньше этому верили и также, как и в Верхотурье, приходило тысячи людей на поклонения Святому Камню, на которым сидел во время рыбной ловли Семион праведный и иногда поигрывал с медведиком. [30]
Сдешнее духовенство и буржуазия сумели так возстановить крестьян против советской власти, что местныя крестьяне, вооружившись самодельными пиками, косами, топорами, дробовыми ружьями и частью винтовками, руководимые бывшими офицерами, пошли громить Советы и жестоко расправляться с большевиками. При занятии Красной армией села Меркушино пришлось расправиться и с главарями возстания в числе 6 человек, из которых один был поп, который с крестом в руках вёл толпу, вооружённую чем попало, на большевиков как людей, продавшихся антихристу, за что был разстрелен в месте с остальными главарями.
Покончив с Меркушиным, отряд наш разделился на два. Один под командой комиссара т.Ершова пошёл на Усть-Хмелевку среди лесов и болот. Дорога туда была заваленная лесом повстанцами для задержки в движении наших сил. А другой отряд под командой т.Волкова, переправившись через Туру, отправился в село Дерябино, ниже Меркушино на двадцать вёрст.
Я попал в разведочную команду под руководством т.Порошина, отчаянного парня из рабочих Верхне-Туринского завода, весельчака и хорошаго пьяница. Т. Порошин на конях поехал вправо от дороги в расположенную на горе в лесу деревушку, а я влево по берегу реки. Ехать приходилось осторожно, потому что много из повстанцев разбежались по лесу, что и случилось. Не доходя 3-4 версты до Дерябино, выскочил вооружённый человек на разстоянии 150 сажен от нас, но, увидя нас, кинулся к реке в чащу кустов. Я выстрелил по бегущему, но промазал, также промазали и другие два моих товарища. Осторожно въехали в деревню, боясь засады повстанцев, но деревня оказалась пустой. Кроме стариков, женщин и детей, ни какого не было. Из их показаний узнали, что в Дерябино никого нет, все разбежались, и мы в этот день отдыхали в Дерябино, где действительно большинство населения разбежалось по лесам, а главарь возстания кулак [30об] Дмитрий Дерябин угнал верхом в пределы Тобольской губернии.
В отрядах красной армии тогда налаженности в аппаратах не было в виду отсутствия связи с центром, но каждый руководитель чувствовал, что нужно исполнять обязанности законно, но и законов "как теперь" тоже не было. Приходилось пользоваться законом совести, а поэтому, чтобы не было невинных жертв (а надо сказать, что в то революционное время их было порядочно), потому необходимо было организовать Следственную Комиссию. Но за неимением лишних людей, которых можно было взять из-под винтовки, ограничились следственной частью из одного человека, и эта миссия выпала на мою долю по назначению т.Волкова. Признаться, я в этом деле разбирался очень плохо, как мне с незнакомым, а вести его нужно, потому что арестованных была масса. Да и вполне понятно, что в то время творилось, посадят одного, а он за собой тянет целый десяток и правых, и виноватых.
Как сейчас помню, привели разведчика ко мне, пойманного в лесу здоровеннаго парня, и одной руки у него не было. Спрашиваю его:
- Как же ты шёл с нами воевать с одной рукой?
- Да я воевать с вами не ходил, а общество меня заставило дежурить у телефона для связи с Меркушином и прочими возставшими волостями как старого солдата.
- Да ведь ты этим способствовал укреплению возставшей банде, - говорю ему.
- Да, но ведь меня заставили, и помощи им я дал не много. Когда услыхал сообщение, что наши повстанцы разбиты под Красной горой, и красная армия движется на Меркушино с броневиками (в Меркушино приходил грузовой автомобиль), передал своим, чтобы они спасались, кто как знает, а сам сбежал в лес.
На вопрос: "Зачем же ты прятался?"
- Да здесь говорили, что красные всех расстреливают за то, что разгромили совет.
- А разве ты громил?
- Нет, не громил, а всё-таки боялся, потому что про вас говорили очень много, что вы не [31] разбираетесь ни с чем, а как только кто попадает к вам, так и убиваете, а теперь вот вижу, что это напрасно.
- Так, товарищ, хотя ты и был начальником связи повстанцев, но мы тебя не расстреляем. Иди и живи, занимайся своим хозяйством.
Посмеявшись над ним, отпустили.
20 Июля утро огласилось колокольным звоном. Был праздник "Ильин день". Я от нечего делать ходил по селу. Проходя мимо церкви, в которой шла служба, решил зайти. Не нарушая традиций верующих, сняв шапку, стал у порога, наблюдая за молившимися, которыя при входе моём стали перешёптываться (потому что при мне был прицеплен револьвер) и некоторые начали плакать. Заплакали и священник с дьяконом и стали причащаться. Я смотрю и понять не могу, что бы это значило, ведь раньше и я посещал церковь, но такого богослужения не видал, чтобы плакали священники, и решил спросить одного из молящихся. Он мне ответил: "Да видите, товарищ, как только вы зашли, они и заплакали, думают, что вы арестуете батюшку…" Я улыбнулся и вышел из церкви, чтобы не нарушить в дальнейшем их религиознаго фанатизьма. Возвратившись на квартиру, рассказал о случившемся тов. Волкову и другим товарищам. Они от души посмеялись над мной, говоря: "Что же ты, антихристово отродье, забрёл, куда не следует, и перепугал всех?" И оказалось правда, что перепугались потому, что поп целых 12 вёрст шёл впереди повстанцев с крестом в руках. И наше воображение стало рисоваться, как поп с крестом и распущенными волосами удирал от красных, забыв всех святых и Семиона праведнаго. Товарищи стали это воображение копировать, а мы смеялись до упаду.
По возстановлению порядка и советов в [31об] Дерябино наш отряд двинулся в село Отрадное ниже по реке Туре на 12 вёрст, расположенное на границе Тобольской губернии, окружённое лесом. Заняли Отрадное без особых препятствий. Повстанцы, напуганные при первых столкновениях и слухами о броневиках, бежали без оглядки. Во время занятия при перестрелке был убит только один из повстанцев и видимо из сторожевой охраны, который видимо проспал и побежал в лес, когда увидел нас.
В тот же день в Отрадном были произведены обыски, где это нужно было. Отобрав оружие, отряд возвратился обратно в Дерябино, потому что в Отрадном оставаться было не безопасно, т.к. в Тобольской губернии уже существовало временное Сибирское правительство, и в уездном городе Туринске капитан Казагранди организовывал добровольческия белыя отряды, а на Екатеринбург и Ирбит наступали чехи, и вся контрреволюционная сволочь пробиралась в Сибирь через Север, а наш тыл был переполнен офицерством и шпионажем, бежавшим из центра.
На другой день т.Волков командирует меня в Отрадное для проведения среди населения мобилизации. Задача для меня была серьёзной. Не зная политических подходов, не обладая даром слова и не бывши никогда на трибуне, опасался туда поехать не из боязни, что может меня там постичь то же, что постигло ранее посланных туда товарищей, т.е. некоторые были убиты на трибуне, некоторые зарыты в землю живыми, а боязнь, что я не сумею провести возложенную на меня обязанность. Но т.Волков, набросав мне небольшой конспект, велел взять двух красноармейцев и ехать.
Вооружившись бомбами, наганом и браунингом, поехали мы втроём в Отрадное. По приезде в Отрадное созвали собрание, которое проводилось в помещении школы, куда собралось порядочное количество жителей Отрадного. Я устроился в углу [32] между окон, а по краям разместился президиум, а красноармейцы стояли верхами около окон, это на всякий случай. Сделав доклад и поведя речь о мобилизации, озлобленное население лениво и нехотя вынесли резолюцию, что признают советскую власть, которую и пойдут защищать от белых банд и повстанцев, несмотря на то, что одним было сказано: "Что же поделать, раз велят признавать, так нужно признать и защищать". На этом мы и распрощались, и я с резолюцией благополучно возвратился в отряд, а отрадненских защитников Советской власти так и не пришлось видеть, т.к. их бросили по уходе нас на защиту временного Сибирскаго правительства против нас же, а наш отряд перевели в Махнёво и Болотово против банд капитана Казагранди.
Село Болотово расположено при слиянии рек Туры и Тагила, очень богатое, а потому там много оказалось преверженцов Сибирскаго правительства, которыя и бежали в Туринск к Казагранди. В числе которых и оказался хозяин дома, в котором поместился наш штаб, это местный буржуй лесопромышленник Болотов, имевший сына офицера. Несмотря на то, что кругом Болотово находились белыя банды, угрожавшия каждый день напасть на нас, отряд, несмотря на свою малочисленность, не более как 90 человек при одном пулемёте "Кольта" и большая часть из нас, плохо умеющая владеть винтовкой, не падали духом, держались смело и разъезжали по окрестным сёлам, отбирали оружие, а к ночи возвращались в Болотово и в свободное от дел вечернее время проводили весело с плясками под гармонику, в особенности весельчаки, как Пашка Парожин, Гуль и др.
Наша разведка день ото дня приносила самыя тревожныя вести, и т.Волков решил произвести под своей командой глубже в сторону противника, которая дала блестящия [32об] результаты. Поймали несколько белогвардейских шпионов, переодетых в крестьянскую одежду, среди которых оказался главарь Рублёв, который развозил по крестьянам винтовки. При обыске у Рублёва была найдена печать Союза белой организации и много других документов, а главное - большое количество Николаевских денег, в изобилии печатавших временным Сибирским правительством на подкуп крестьян против Советской власти. Рублёв, конечно, был опрошен, и при получении от него важных для нас сведений отправили его в царство праотцов тут же около исполкома.
Восьмого августа мы первый раз приняли бой с войсками Сибирскаго правительства под командой офицера Болотова. Белыя повели на нас наступление из деревушки Санниково, рассчитывая нас застать в расплох, и, направив сосредоточенный огонь на церковь, думая, что там находится наш пулемёт, подошли к нам на разстояние 300 или 400 шагов. Наш отряд был выдвинут за село и замаскирован в месте с пулемётом. Подпустивши на такое близское разстояние, мы открыли по наступающим белым пулемётный и усиленный ружейный огонь. Не ожидавшия такого сопротивления и нашей смелости белыя трухнули и в безпорядке отступили, оставив на месте боя 6 убитых лошадей, велосипед и разную мелочь. Мы, получив подкрепление 60 человек Надеждинских и Кыштымских рабочих с одним пулемётом, двинулись сами в наступление на город Туринск и 14 августа с боем взяли село Новосёлово, где белыми командовали офицеры, в чём не пришлось сомневаться, потому что в штабе был оставлен разлитый и ещё горячий чай и раскрытый чемодан "по документам" полковника 1-го запасного Гвардейскаго полка, фотографическия карточки и запасное бельё. Во-вторых, на крыше, видимо наблюдательный пункт, оставлен френч с погонами прапорщика, [33] а у убитых в бою белогвардейцев оказалось хорошее английское обмундирование и винтовки 3-х лин.образца. С нашей стороны были потери не значительны - двое убиты и один раненый.
По взятии Новосёлово я выехал с Нач-Штабом (бывшим офицером) Якушевым в Верхотурье, где уже Советская власть была налажена как следует всеми организациями города и Чрезвычайная Комиссия. В Верхотурье недолго мне пришлось пожить, всего только два дня, и Т.Шихановым был откомандирован снова на фронт с пришедшим отрядом моряков на реку Тавду.
Новостью для Верхотурцев было видеть с ног до головы вооружённых матросов. [Приушипились] тогда святая братия и, не видя надежды на возвращение своей власти, многие из них стали покидать пределы монастырей и своего кормилица Семиона праведнаго.
Матросов было всего 75 человек, но стоили 700 человек испытанныя герои Балтийскаго флота, не раз побывавшия в боях на Украине и других местах.
На том же поезде, в котором приехали матросы, нас домчали до Надеждинска, где сделали пересадку на узкоколейку. Поехали до пристани Филькино на реке Сосьве, где нас дожидался буксирный пароход "Нижегородец", который нас забрал к себе и направил свои стопы вниз по Сосьве на реку Тавду до деревни Носовой, где мы соединились с отрядами Надеждинских и Сосьвинских рабочих и стали из себя представлять организованную и мощную силу защитников Советской власти под командой т.Зырянова, по распоряжению которого была выделена особая команда береговой разведки под командой Надеждинскаго рабочаго т.Горбунова В.
В Носово задержались мы на несколько дней в приготовлении к наступлению, и 3 октября в 6 часов утра [33об] ожидавший нас пароход "Удалой" без свистков отчалил от пристани и медленно стал спускаться в низ по реке. Хотя наша разведка уехала и в перёд, но ехать приходилось осторожно и предусмотрительно, потому что мы оперировали уже не с повстанцами, а с регулярными войсками Сибирскаго правительства, которыми руководили офицеры.
Переночевав в деревне Фирулях, 5 октября в 3 часа утра, высадившись на берег двумя колоннами, повели наступление на село Таборинское, расположенное на правом берегу реки Тавды в 60 верстах от ж.д. станции "Тавда", где с Туринском у белых была великолепная связь: тракт, телеграф и телефон. Наша обходная колонна, лесом обойдя противника, захватив шоссе и паром, открыли с тылу по противнику огонь. Вторая колонна в это время стала наступать в лоб ожидавшаго нас противника. Не доходя до села Таборинскаго с версту или полторы, нас встретило ружейными залпами сторожевое охранение белых, которых мы скоро выбили с ихней позиции. Но главные силы их ожидали нас и в скоре открыли по нам сильный пулемётный и ружейный огонь. Нам пришлось залечь и наступление вести перебежкой. Не смотря на маросивший дождь и холодное октябрьское утро, с терпением и надеждой на правое дело, шаг за шагом по размокшей распаханной земле мы продвигались вперёд. Светает, и не вдалеке виднеется церковь, и каждому хочется по скорея попасть под кров тёплой хижины и отдохнуть, а пулемётный огонь противника с силой удерживал наши порывы, заглушая стоны раненых своей трескотнёй. Но вот послышался зычный [34] голос командира: "Вперёд!" Ободрённая этим голосом красная армия ринулась на противника и после двух часового ожесточённаго боя пришла к намеченной цели отдохнуть под кровом хижины.
Таборинское занято. По улице валяются убитые трупы белогвардейцев с чёрными погонами. Выбив противника из села, каждый предвкушал отдыха, но не всем пришлось отдыхать. Нужно было возстановить порядок, разместить красноармейцев и учредить организации, а когда всё это возстановилось, стали появляться пленныя. Которыя сами, а которых по обнаружении приводили. Один из приведённых с винтовкой, видимо, доброжелатель большевиков, доказывал, что он по большевикам не стрелял. И правда, винтовка у него оказалась чистой и целых 50 шт. патрон целых, и он изъявил согласие остаться в наших рядах. Мы, конечно, его с удовольствием оставили у себя.
Не пришлось нам отдохнуть в Таборинске. Разведка донесла, что белыя бросили против нас несколько пароходов и конницу. Пришлось отступить в верх по реке в деревню "Фирули", где на левом берегу оставили сторожевое охранение с пулемётом, а на правом окопались, установили пулемёты, и разведка пошла вперёд, а свободныя люди пошли в деревню помыться в бане. Я сидел в рубке, читал старую газету, а весельчаки в трюме наплясывали под песню "Яблочко". Ниже нас стояла баржа с провьянтом и боевыми припасами, на которой были и красноармейцы как охрана. И вдруг этот весёлый и мирный отдых нарушил крик часового: "Пароход снизу!" Я выскочил на палубу и вижу - снизу из-за поворота, от нас [34об] не более как верста, движется чудовище, не похожее на пароход и на баржу, а какой-то ящик, похожий на громадный гроб. Это был броневой пароход белых "Ермак", выпущенный из Омска.
Наше сторожевое охранение открыло по броневику пулемётный огонь, но броневик двигался и сам пускал свинцовый град по нашему пароходу. Отступать нам было нельзя, потому что большая часть команды мылась в бане во главе с командиром отряда моряков. Но не растерялся командир парохода т.Рассамахин. Геройски под огнём белогвардейцев забежал в рубку, дал тревожныя свистки и подал команду отчаливать от берега. Получилось небольшое смятение. Кто бежит на берег, кто с берега, и наконец т.Рассамахин, водварив порядок, отдал распоряжение быть по своим местам, стал руководить пароходом спокойно. Трапы убраны, чалки обрублены, и пароход круто повернул поперёк реки, обнаружив правый борт под обстрел белых. Это заставила сделать тяжело нагруженная баржа, не давая сильнаго хода пароходу. Люди, находившиеся на барже, спустились в трюм и оттуда отстреливались по наступающему чудовищу.
Т. Рассомахин, не обнаруживая своего безпокойства, отдавал распоряжение, чтобы усилили огонь по штурвальной рубке противника, а сам стоял у штурвала и слал противнику из винтовки пуля за пулей, "не смотря на то, что был без партейный". Был момент, что чудовище от нашего парохода были в 80 или 100 саженях, но наши доблестныя руководители в лице командира отряда т. Зырянова и зам.начальника отряда моряков [35] т. Корнильцев не смущаются, а дают распоряжение приготовить 5-фунтовыя гранаты и приготовиться к абордажу. Положение было скверное. Белыя нас разстреливали почти в упор. Один пулемётчик был ранен и не мог оставаться при пулемёте, его заменили другим. Фонерныя перегородки кают превратились в решето. Ускорить ход отступления мешала нам нагруженная баржа, да и к великому нашему огорчению истощалось топливо. Пришлось под огнём противника выламывать перегородки, сдирать доски, чтобы иметь возможность хотя и тихо, но двигаться вперёд. На наше счастие пароход противника повернулся и подставил нам левый борт, по которому мы открыли сильный пулемётный огонь, что его малость задержало, и мы отошли за остров.
Чудовище белых, вероятно, было повреждено нашим огнём потому, что преследовать нас перестало. Мы на острове запаслись топливом и приняли остальную часть нашей команды, которая отступала по берегу, а к вечеру возвратились в деревню Носово. Но уже не играла там гармоника, не раздавалась залихватская песня красноармейцев, а с жестокостью смотрели в ту сторону по реке, куда ушло чудовище, отобравшее от нас дорогих защитников революции. Да, эта встреча с чудовищем дорого нам стоила. Многие из товарищей лежали в трюме раненыя и в бреду ещё переживали часы боя, а многие в защите дорогой революции погибли в Тобольской тайге.
Не долго и нам пришлось пробыть в Носово, всего несколько часов. Принесённыя разведкой вести были для нас не утешительны, что отряд [35об] т. Волкова на реке Туре с большими потерями отступают, и банды белых подступают к Верхотурью. Положение наше оказалось скверное. Мы находились в 500 верстах в тылу белых, и кругом нас открываются фронта белых. Даже местное население стало способствовать белым бандам, что случилось с нашими разведчиками, которых в одной деревне выдали белым, и из 5 человек возвратилось только двое. Чтобы вытащить предателей, из наших красноармейцев выискались три добровольца, которыя возвратились благополучно и с успехом, то есть привели предателя наших товарищей. Это оказался местный кулак, имевший одного сына офицера и другого учителя.
Окружающую местность нашей стоянки мы усиленно охраняли только с низу течения реки, откуда ждали наступления белых, а местное население свободно подходило к пароходу и даже на пароход. И благодаря нашего опущения близкаго допуска вольных граждан к пароходу, воспользывались и наши враги шпионы.
В 1 из одних для нас несчастных дней была брошена в наш пароход бомба, видимо, шпионами, командированными белыми взорвать наш пароход. Брошенная бомба разорвалась внутри парохода на стальной плите, которая прикрывала машину. Но и здесь не обошлось без жертв. Был ранен с переломом ноги и 14 ранами помощник машиниста, и взрывом был сброшен в трюм я. Стоял тоже почти рядом, но меня спасло то, что между мной и взрывом лежал спирально свёрнутый пеньковый канат, который предохранил меня от ранения, но я был сильно контужен и пришёл в сознание на баркасе №13, который вёз раненых в Сосьвенский [36] завод, где имелась мидицинская помощь. Нас сопровождала какая-то женщина. Проезжая село Пелым, боялись обстрела белых, а потому держались противоположной стороны, а около села Гарей пришлось баркас тащить волоком по земле, чтобы незамеченными пройти село, а под утро к нашей великой радости встретили буксирный пароход "Владимир", который шёл к нам на помощь из Сосьвы и вёз два орудия. Сопровождающия орудия товарищи перенесли раненых на буксир, а баркас послали с донесением о случившемся на пароход "Удалой". Матросы "Владимира" были крестьяне Вятской губернии и с участием относились к нам, кормили нас, чем могли, и поили горячим чаем. Зашёл к нам и командир парохода, здоровенный парень, одет прилично, в форменной фуражке и с папиросой в руках. Подходя к одному из раненых, спросил, куда он ранен, тот ответил ему. Спросил и у меня, но я тогда плохо от контузии слышал и на заданный вопрос ничего ему не ответил, так как вопроса не разслышал, а с своей стороны попросил у него покурить, в чём он не отказал, но, указывая головой на нас своему приятелю, говоря довольно громко, что я разслышал: "Вот жертва обмана, погнавшаяся за лёгкой наживой". Видимо, он не те так-то лестно относился к защитникам Советской власти. "Куда они теперь денутся", - говорит он. - "С зади нас нагоняют войска Сибирскаго правительства, в переди возстание, а ведь не пощадят их". Повернулся и пошёл, а за ним и его приятель. Лежим мы и думаем, что скоро и нам придётся распрощаться с жизнью. Входит матрос, спрашиваем и его об этом, он отвечает: "Да, [36об] Сосьвинское учреждение эвакуируется, в селе Романово возстание, связь Надеждинска и Верхотурья порвана, но это ещё не значит, что мы должны отдаться в руки белых, всю сволочь перебьём, если станут нам на дорогу". Ободрённыя этими словами матроса, мы опять успокоились и лежали, думая каждый о своём.
Часов в 10 утра мы прибыли в Сосьвинский завод. День был холодный. Севернай ветер дул сильно и давал себя чувствовать. Несмотря на холодную погоду, берег был заполнен народом. Кто тоскал свои вещи на пароходы, стоящие у пристани, а кто ждал парохода с низу, чтобы узнать что-нибудь про своих отцов, братьев и родственников, ушедших в верх по реке на борьбу с повстанцами и белыми бандами. Когда нас перевели на пристань, нас осаждали вопросами, кто о боях с белыми, кто спрашивал об участи своих родственников. С пристани нас перевезли в больницу, где только сделали перевязку и отправили опять на "Владимира", чтобы отвезти нас в село Романово в 35 верстах в верх по Сосьве. И на другое утро с прибывшим пароходом "Удалым", с баржой с частями Красной армии отступили на семи паровых судах в Романово. Отступили с нами и семьи рабочих, которыя симпатизировали красным. Остались только те, которыя ждали белых, т.е. зажиточные крестьяне и кулаки, старавшиеся распускать самыя нелепыя слухи про красных.
При занятии Романово с трудом можно было достать несколько подвод, потому что в селе остались только старики, женщины и дети, а большая часть населения убежали с бандой Пряничникова. Разослав разведку, наши части занялись перевозкой [37] с пароходов провьянта, орудий и боевого снаряжения с сильным затруднением за неимением подвод. Раненых пришлось чуть не на себе переносить, которыя не в состоянии были переходить сами.
Некоторыя крестьяне, сочувствующия красным, отдавали лошадей на перевозку грузов до Верхотурья, но сами ни как не хотели ехать, боясь нападения банды Пряничникова, который будьтобы ожидал отступления красных около оврага в 5 верстах по Верхотурскому тракту. Но высланная разведка ни каких тревожных сведений не приносила, но предосторожности были приняты, как то обоз шёл под прикрытием пехоты с пулемётом, и благополучно прошли овраг, о котором так много говорили и боялись.
Поднявшись на гору, устроили привал и попробовали связаться полевым телефоном с Верхотурьем, но линия оказалась разрушенной от Романово до оврага, а до Верхотурья исправной, и нам ответили и предложили как можно скорея двигаться в Верхотурье, т.к. белыя со стороны Ирбита и Туринска ведут наступление на Верхотурье, и отряд т.Волкова в 25 верстах от города задерживает наступление белых.
Мы же находились в 50 верстах, окружённыя со всех сторон белыми, и почти параллельно с белыми лесами и болотами день и ночь двигались к Верхотурью, боясь опоздать и не попасть в руки белых, которыя бы не постеснялись расправиться с нами.
11 октября мы прибыли в Верхотурье. Нашей радости не было пределов, да и как не радоваться было, ведь из кольца и тыла белых соединились с [37об] своими товарищами, которыя протянули нам братскую руку и стали нас раненых эвакуировать в город Пермь. Эвакуировались и советския учреждения, остались только под городом оперотивный штаб да Чека во главе с Т. Шихановым.
Князья же Вяземския и Казагранди с добровольческими отрядами, частью мобилизованными крестьянами возставших волостей, усиленно наступали на Верхотурье. Ликовала оставшаяся Святая братия в ожидании своих покровителей. И 14 октября под натиском белых красныя оставили Верхотурье.
Я по излечении в Перми был командирован в 30 стрелковую дивизию т. Камарина, которая находилась в Красноуфимском уезде [Большия Ключи] и о дальнейшей сутбе Верхотурья знаю только по газетам, что его взяли обратно наши доблестныя войска Красной армии, повыгнали всю Святую братию, учредили Советы и организации, которыя отправили и мощи Семиона праведнаго в музей на показ народу, а Верхотурье и без мощей и Святой братии существует до настоящего времени, не боясь гнева разсвирипевшаго чудотворца за его безпокойство.
В. Зотов [38]
ЦДООСО. Ф.41.Оп.2.Д.199.Л.27-38.