Презентация.
Это очень простая история. Прямая, как струя под хорошим давлением, и банальная, как баян. Т.е. некоторой свежести данной струе, все-таки, стоило бы добавить... но выкидывать слова из песни так же вредно, как выковыривать клавиши из того же баяна: испортишь инструмент, да и только. Однако, по порядку.
Разумеется, все нижесказанное случилось в 90-е годы, которые затем и обозначены такой цифрой, что 90 процентов самого интересного произошло именно в то недалекое время. Я прожил его студентом, то есть под наркозом молодости, и потому воспоминания остались сплошь психотропного характера: радостные и непонятные, как солнечный зайчик, влетевший в послеоперационную палату. Впрочем, иногда этот перманентный trip все же становился почти bad. Но вы же понимаете, что это лишь "иногда" и "почти": по-настоящему плохие события вылеживаются десятилетиями, а потому к описываемому моменту просто еще не накопились. То есть было весело.
Что неудивительно, учитывая жизнь в общаге, при зарплате в три раза большей, чем у твоего препода-профессора, потому что ты устроился в представительство БМВ компьютерщиком, а он нет. С компьютерами я познакомился в кружке провинциального дворца пионэров, и когда во время учебы на истфаке (так сложилось) встал вопрос о работе, то знания юных техников были трансформированы в умные слова, а те, в свою очередь, произвели впечатление на директора, который был наш, а не немецкий, и потому купился с потрохами. К тому же, соискатель (то есть я) обладал познаниями в области межъязыка (читай - английского), и его также можно было эксплуатировать в качестве переводчика, а это плюс.
В общем, к моменту начала приключения сеть установили, компьютеры - тоже, переговоры о поставках оружия в Судан (да-да, было и такое, директор имел какие-то связи в кабмине) - кое как перевелись, и тут подоспела свежая мечта тогдашней молодежи: бимер сделал новую модель "трешки", а также впервые осмелился презентовать ее "для местных". Как полагается: с шампанским, закусками , депутато-бандитами в главных ролях и струнным квартетом в качестве статистов, которые вместо "что говорить, когда нечего говорить", наигрывали попурри из "что играть, когда все равно никто нихера не понимает в музыке".
Приехала куча немцев, некоторые - чуть ли не гауляйтеры по Восточной Европе. С немецко-фашистской терминологий вообще была путаница, почти как у Довлатова: скажем, начальник ремонтного цеха в присланных инструкциях назывался "какой-то там фюрер", что слегка резало слух. Но мы - молодые! - обращали внимание совсем не на это, а на сами машины, инструкции к ремонту коих были подобны необязательным статьям критиков в советских сборниках разрешенной зарубежной фантастики, если кто помнит такие. Баварские воплощения сбычи мечт, чьи "хищные обводы кузова", "раздутые ноздри" и "сотни лошадей" под капотом "электронно впрыскивались" прямо в головной мозг - не могли, само собой, на этот мозг не влиять. Чему только способствовала "топливная смесь" в виде оливок, тарталеток, шампанского и, насколько помню, банальной водки: все же, не в Африке презентовали, а у себя дома.
Почему-то вышло так, что последняя (не Африка) особенно полюбилась некоему бундесу, назвавшемуся Ульрихом. Он, к тому же, свой, комьютерщик, приехал налаживать ихнюю (на всю голову ударенную) программулину, ничего не наладил, зато имя похоже на фамилию барабанщика из "Металлики" и пьет как наш. А тут еще и презентация, немецкий дым которой, смешавшись с отечественным, потихоньку принимал форму коромысла.
Ну, то, что он Ульрих, выяснилось не сразу - где-то после четвертого тоста, по окончанию которого немец встал, приосанился, обвел глазами присутствующих (а мы пили отдельно, в серверной, т.е. в близком кругу) и раскрыл свое вышеупомянутое имя. Раньше, почему-то, стеснялся.
- Я Ульрих, - спокойно и с достоинством произес он.
Мне теперешнему это бы напомнило "Ich Tarzan - du Jane", что было бы политически правильно в русле товарообмена "вы нам стеклянные бусы - мы, по этому поводу, пьем огненную воду". Однако я тогдашний, слушал, как говорилось, "Металлику", поэтому спросил:
- Ларс?
- Нет, просто Ульрих.
- Ну, "тогда за знакомство".
И так далее, в том же духе.
Надо сказать, что с тех пор я никогда его больше не видел. То есть, конечно, он не испарился от крепости наших напитков сразу после пятой рюмки - говорить такое было бы преувеличением. Бухал Ульрих, если не как лось, то, скажем, до изюбря дотягивал вполне, так что шоу мастгоуонило еще часа два. Однако я сам, будучи алкоголенеустойчивым, приспустил честь нации: мой, как сказали бы компьютерщики, MTBF (период непрерывной работы до первого отказа), отличался от вышеупомянутых двух часов минут на тридцать. Разумеется, в минус. Что произошло после того, как случился отказ - я не помню. Как закрыли серверную - не помню тоже... А! ее не закрывали, потому что она располагалась прямо на складе запчастей, и уж тот по строгости запирался "на все". Тем лучше, потому как сознательные движения и тела, и души, видимо, на тот момент, были мне совершенно недоступны... Тем, лучше, потому что все последующее оказалось гораздо легче перенести именно в таком состоянии, и слава Богу, что оно как раз наступило.
Вторая часть марлезонского балета подобралась незаметно ("хотя видна была издалека").
В колыхающейся темноте машины сослуживца ехали пятеро: водитель, тело автора, и, на заднем сиденье, вся женская элита фирмы: главбухша, секретарша генерального, а также единственная девушка из отдела продаж. Второму номеру в этом списке везло, потому что хозяин машины жил рядом с общагой, так что всегда довозил почти "до порога". Правда, в родной блок на руках не заносил, что в эту ночь было бы отнюдь не лишним. Тем более, что сгрузили пассажира, почему-то, не как обычно, на последнем повороте, от которого прямая дорожка ко входу под охраной вахтерши, а перед ним, то есть поворачивать нужно было самому. Но именно такого алгоритма пути к дому моя мышечная память внутри себя не имела...
Когда я очнулся, то я сделал это в первую очередь потому, что замерз. А во вторую - потому, что в мое длинное понтовое кашемировое пальто набился снег. В костюм он тоже набился. Темное небо сигнализировало что-то звездами, однако понять эти знаки было выше моих сил. Домов, улиц, или, хотя бы, асфальта под ногами - вообще каких-либо признаков того, что ты в городе, а не в степи - не наблюдалось в принципе. Поэтому мозг без колебаний сделал естественный вывод о том, что мы с ним действительно в степи, и ориентироваться можно только по вышеупомянутым звездам. Я поднял голову вверх, но ориентацию это не улучшило, и тогда, чтобы снять нарастающую панику, а также согреться, - зашагал в направлении, казавшемся мне точным отражением слова "обратно".
Паника на такие действия отреагировала моментально - то есть стала еще больше, чем по пробуждении, но, на счастье, в теле еще присутствовали остатки алкоголя, не дававшие ей разрастись до размеров совсем уж неприличных. Впрочем, алкоголь оказался не единственной вещью, оставившей после себя следы: второй была еда. Ну, то есть, весь мой офисный наряд покрывал ровный слой дурно пахнущей блевотины, что тут же породило несколько свежих вопросов, самые важные из которых звучали как "Где?", "Когда?" и "Кто это видел?". Уставшая память ответить на них не могла и отпрометчиво попросила не беспокоиться - разумеется, просьба осталась неуслышанной.
Я беспокоился, и неслабо: что случилось? где я? почему все такое заблеванное? неужели это я еще на работе? что теперь делать? и, куда, наконец, вообще идти? - все это хороводом вертелось в голове, набирая скорость и превращаясь в бешено вращающийся круг. Вскорости, ничего, кроме этого вращения, я уже и не видел - лишь перебирал ногами, мерно хрупая запачканной чернотой туфлей по белой и пушистой земле.
Через некоторое время показались огоньки, а потом - о чудо! - трамвайные рельсы, кем-то зачем-то построенные на самом отшибе спального массива: насколько я потом узнал, с начала постройки по ним так никогда и не прошел ни один трамвай. Но это мы говорим про "потом", а если взять "тогда", или, точнее, крутящееся в голове несчастного героя ужасное "сейчас", - то все зналось совсем иначе.
Улица выглядела незнакомой, я, в нерешительности, остановился, заметив обшарпанный киоск, и подошел к двум мужичкам, о которых достаточно сказать лишь то, что мой внешний вид их совершенно не удивил.
- Это Киев? - беспокойно сказал я.
- Киев, - безмятежно сказали мужички.
- А улица какая?
- Лесковская.
- А это где?
- А че?
- Да ниче. Пойду я.
Ответ вырвался как-то неожиданно и ноги понесли сами. Мужички хмыкнули и отвернулись.
Десятиминутное ожидание трамвая на морозе - себя не оправдало: пришлось опять подчиниться зову магического "обратно", который, через четверть часа, и вывел меня к смутно знакомому гастроному: я вспомнил, что как-то приобрел здесь хлеба и пива, а вспомнив, - не сдержался, подошел к шершавой стенке, уткнулся в нее лбом и тихо заплакал. Господи, думалось, Господи, как хорошо-то, а! я нашелся! нашелся! как хорошо!..
Через несколько дней выяснилось, что:
1. Будучи высаженным не на прямой дорожке, ведущей домой, я забыл в нужном месте повернуть - и Бог знает как протопал несколько километров, покинув пределы района новостроек и дойдя чуть ли не до Днепра, левый берег которого, к счастью, в том месте плоский, как гладильная доска.
2. Видимо, не в состоянии уже больше противиться сну, - я отключился, и упал в снег, где провел некоторое время, постепенно теряя хмель. Сия потеря, наверное, и сказалась на том, что телу возжелалось проснуться, оклематься, собраться с силами и что-то делать. Это, в свою очередь, повлекло за собой одиссею, описанную выше.
3. Кроме того, назавтра открылось следующее: заблеваны были все: горе-альтруист - хозяин машины, сама машина и, главное, женская элита в полном составе. Впрочем, главбух и секретарша директора виду не подавали, а когда я, на следующий день, сгорая от стыда, преподнес каждой по букету метровых роз - то даже расчувствовались. С девушкой же из отдела продаж вообще потом случился чуть ли не роман, увядший, впрочем, так толком и не успев расцвести... Все немцы разъехались по гостинницам, а затем и по домам, оставив чудеса своей враждебной техники на радость цветущему криминалу города. Ульрих, говорили, тоже набрался в такой дрободан, что его, кажется, несли. Но достоверно подтвердить эту информацию не мог никто.
А "на сегодня" я пришел в общежитие и завалился в комнату, глупо стараясь не разбудить свою будущую первую жену. Впрочем, зря: хотя был четвертый час ночи, она сидела на кровати и тихо всхлипывала, прижимаясь к одеялу, скомканному в углу.
Разумеется, все нижесказанное случилось в 90-е годы, которые затем и обозначены такой цифрой, что 90 процентов самого интересного произошло именно в то недалекое время. Я прожил его студентом, то есть под наркозом молодости, и потому воспоминания остались сплошь психотропного характера: радостные и непонятные, как солнечный зайчик, влетевший в послеоперационную палату. Впрочем, иногда этот перманентный trip все же становился почти bad. Но вы же понимаете, что это лишь "иногда" и "почти": по-настоящему плохие события вылеживаются десятилетиями, а потому к описываемому моменту просто еще не накопились. То есть было весело.
Что неудивительно, учитывая жизнь в общаге, при зарплате в три раза большей, чем у твоего препода-профессора, потому что ты устроился в представительство БМВ компьютерщиком, а он нет. С компьютерами я познакомился в кружке провинциального дворца пионэров, и когда во время учебы на истфаке (так сложилось) встал вопрос о работе, то знания юных техников были трансформированы в умные слова, а те, в свою очередь, произвели впечатление на директора, который был наш, а не немецкий, и потому купился с потрохами. К тому же, соискатель (то есть я) обладал познаниями в области межъязыка (читай - английского), и его также можно было эксплуатировать в качестве переводчика, а это плюс.
В общем, к моменту начала приключения сеть установили, компьютеры - тоже, переговоры о поставках оружия в Судан (да-да, было и такое, директор имел какие-то связи в кабмине) - кое как перевелись, и тут подоспела свежая мечта тогдашней молодежи: бимер сделал новую модель "трешки", а также впервые осмелился презентовать ее "для местных". Как полагается: с шампанским, закусками , депутато-бандитами в главных ролях и струнным квартетом в качестве статистов, которые вместо "что говорить, когда нечего говорить", наигрывали попурри из "что играть, когда все равно никто нихера не понимает в музыке".
Приехала куча немцев, некоторые - чуть ли не гауляйтеры по Восточной Европе. С немецко-фашистской терминологий вообще была путаница, почти как у Довлатова: скажем, начальник ремонтного цеха в присланных инструкциях назывался "какой-то там фюрер", что слегка резало слух. Но мы - молодые! - обращали внимание совсем не на это, а на сами машины, инструкции к ремонту коих были подобны необязательным статьям критиков в советских сборниках разрешенной зарубежной фантастики, если кто помнит такие. Баварские воплощения сбычи мечт, чьи "хищные обводы кузова", "раздутые ноздри" и "сотни лошадей" под капотом "электронно впрыскивались" прямо в головной мозг - не могли, само собой, на этот мозг не влиять. Чему только способствовала "топливная смесь" в виде оливок, тарталеток, шампанского и, насколько помню, банальной водки: все же, не в Африке презентовали, а у себя дома.
Почему-то вышло так, что последняя (не Африка) особенно полюбилась некоему бундесу, назвавшемуся Ульрихом. Он, к тому же, свой, комьютерщик, приехал налаживать ихнюю (на всю голову ударенную) программулину, ничего не наладил, зато имя похоже на фамилию барабанщика из "Металлики" и пьет как наш. А тут еще и презентация, немецкий дым которой, смешавшись с отечественным, потихоньку принимал форму коромысла.
Ну, то, что он Ульрих, выяснилось не сразу - где-то после четвертого тоста, по окончанию которого немец встал, приосанился, обвел глазами присутствующих (а мы пили отдельно, в серверной, т.е. в близком кругу) и раскрыл свое вышеупомянутое имя. Раньше, почему-то, стеснялся.
- Я Ульрих, - спокойно и с достоинством произес он.
Мне теперешнему это бы напомнило "Ich Tarzan - du Jane", что было бы политически правильно в русле товарообмена "вы нам стеклянные бусы - мы, по этому поводу, пьем огненную воду". Однако я тогдашний, слушал, как говорилось, "Металлику", поэтому спросил:
- Ларс?
- Нет, просто Ульрих.
- Ну, "тогда за знакомство".
И так далее, в том же духе.
Надо сказать, что с тех пор я никогда его больше не видел. То есть, конечно, он не испарился от крепости наших напитков сразу после пятой рюмки - говорить такое было бы преувеличением. Бухал Ульрих, если не как лось, то, скажем, до изюбря дотягивал вполне, так что шоу мастгоуонило еще часа два. Однако я сам, будучи алкоголенеустойчивым, приспустил честь нации: мой, как сказали бы компьютерщики, MTBF (период непрерывной работы до первого отказа), отличался от вышеупомянутых двух часов минут на тридцать. Разумеется, в минус. Что произошло после того, как случился отказ - я не помню. Как закрыли серверную - не помню тоже... А! ее не закрывали, потому что она располагалась прямо на складе запчастей, и уж тот по строгости запирался "на все". Тем лучше, потому как сознательные движения и тела, и души, видимо, на тот момент, были мне совершенно недоступны... Тем, лучше, потому что все последующее оказалось гораздо легче перенести именно в таком состоянии, и слава Богу, что оно как раз наступило.
Вторая часть марлезонского балета подобралась незаметно ("хотя видна была издалека").
В колыхающейся темноте машины сослуживца ехали пятеро: водитель, тело автора, и, на заднем сиденье, вся женская элита фирмы: главбухша, секретарша генерального, а также единственная девушка из отдела продаж. Второму номеру в этом списке везло, потому что хозяин машины жил рядом с общагой, так что всегда довозил почти "до порога". Правда, в родной блок на руках не заносил, что в эту ночь было бы отнюдь не лишним. Тем более, что сгрузили пассажира, почему-то, не как обычно, на последнем повороте, от которого прямая дорожка ко входу под охраной вахтерши, а перед ним, то есть поворачивать нужно было самому. Но именно такого алгоритма пути к дому моя мышечная память внутри себя не имела...
Когда я очнулся, то я сделал это в первую очередь потому, что замерз. А во вторую - потому, что в мое длинное понтовое кашемировое пальто набился снег. В костюм он тоже набился. Темное небо сигнализировало что-то звездами, однако понять эти знаки было выше моих сил. Домов, улиц, или, хотя бы, асфальта под ногами - вообще каких-либо признаков того, что ты в городе, а не в степи - не наблюдалось в принципе. Поэтому мозг без колебаний сделал естественный вывод о том, что мы с ним действительно в степи, и ориентироваться можно только по вышеупомянутым звездам. Я поднял голову вверх, но ориентацию это не улучшило, и тогда, чтобы снять нарастающую панику, а также согреться, - зашагал в направлении, казавшемся мне точным отражением слова "обратно".
Паника на такие действия отреагировала моментально - то есть стала еще больше, чем по пробуждении, но, на счастье, в теле еще присутствовали остатки алкоголя, не дававшие ей разрастись до размеров совсем уж неприличных. Впрочем, алкоголь оказался не единственной вещью, оставившей после себя следы: второй была еда. Ну, то есть, весь мой офисный наряд покрывал ровный слой дурно пахнущей блевотины, что тут же породило несколько свежих вопросов, самые важные из которых звучали как "Где?", "Когда?" и "Кто это видел?". Уставшая память ответить на них не могла и отпрометчиво попросила не беспокоиться - разумеется, просьба осталась неуслышанной.
Я беспокоился, и неслабо: что случилось? где я? почему все такое заблеванное? неужели это я еще на работе? что теперь делать? и, куда, наконец, вообще идти? - все это хороводом вертелось в голове, набирая скорость и превращаясь в бешено вращающийся круг. Вскорости, ничего, кроме этого вращения, я уже и не видел - лишь перебирал ногами, мерно хрупая запачканной чернотой туфлей по белой и пушистой земле.
Через некоторое время показались огоньки, а потом - о чудо! - трамвайные рельсы, кем-то зачем-то построенные на самом отшибе спального массива: насколько я потом узнал, с начала постройки по ним так никогда и не прошел ни один трамвай. Но это мы говорим про "потом", а если взять "тогда", или, точнее, крутящееся в голове несчастного героя ужасное "сейчас", - то все зналось совсем иначе.
Улица выглядела незнакомой, я, в нерешительности, остановился, заметив обшарпанный киоск, и подошел к двум мужичкам, о которых достаточно сказать лишь то, что мой внешний вид их совершенно не удивил.
- Это Киев? - беспокойно сказал я.
- Киев, - безмятежно сказали мужички.
- А улица какая?
- Лесковская.
- А это где?
- А че?
- Да ниче. Пойду я.
Ответ вырвался как-то неожиданно и ноги понесли сами. Мужички хмыкнули и отвернулись.
Десятиминутное ожидание трамвая на морозе - себя не оправдало: пришлось опять подчиниться зову магического "обратно", который, через четверть часа, и вывел меня к смутно знакомому гастроному: я вспомнил, что как-то приобрел здесь хлеба и пива, а вспомнив, - не сдержался, подошел к шершавой стенке, уткнулся в нее лбом и тихо заплакал. Господи, думалось, Господи, как хорошо-то, а! я нашелся! нашелся! как хорошо!..
Через несколько дней выяснилось, что:
1. Будучи высаженным не на прямой дорожке, ведущей домой, я забыл в нужном месте повернуть - и Бог знает как протопал несколько километров, покинув пределы района новостроек и дойдя чуть ли не до Днепра, левый берег которого, к счастью, в том месте плоский, как гладильная доска.
2. Видимо, не в состоянии уже больше противиться сну, - я отключился, и упал в снег, где провел некоторое время, постепенно теряя хмель. Сия потеря, наверное, и сказалась на том, что телу возжелалось проснуться, оклематься, собраться с силами и что-то делать. Это, в свою очередь, повлекло за собой одиссею, описанную выше.
3. Кроме того, назавтра открылось следующее: заблеваны были все: горе-альтруист - хозяин машины, сама машина и, главное, женская элита в полном составе. Впрочем, главбух и секретарша директора виду не подавали, а когда я, на следующий день, сгорая от стыда, преподнес каждой по букету метровых роз - то даже расчувствовались. С девушкой же из отдела продаж вообще потом случился чуть ли не роман, увядший, впрочем, так толком и не успев расцвести... Все немцы разъехались по гостинницам, а затем и по домам, оставив чудеса своей враждебной техники на радость цветущему криминалу города. Ульрих, говорили, тоже набрался в такой дрободан, что его, кажется, несли. Но достоверно подтвердить эту информацию не мог никто.
А "на сегодня" я пришел в общежитие и завалился в комнату, глупо стараясь не разбудить свою будущую первую жену. Впрочем, зря: хотя был четвертый час ночи, она сидела на кровати и тихо всхлипывала, прижимаясь к одеялу, скомканному в углу.