Глава 6. Начало
Глава 5. Окончание http://v-m-zolotyx.livejournal.com/9136.html
Целиком оглавление тут:http://v-m-zolotyx.livejournal.com/4426.html
Глава 6. Зима. Лето то же.
Туман стелился по лесу. Ваня проснулся первым - от холода. Одна нога все-таки вылезла из-под плаща и замерзла. Накануне он, отец и Феня почти подошли к Ласковской околице, но решили не показываться из леса, пока не будет ясно, есть кто чужой в селе или нет. Скорей всего, никого не будет - еще в прошлый раз они с отцом увидели уходившее в сторону Владимира войско, потому и рискнули в этот раз взять с собой Феню, втроем-то можно дотащить больше, чем вдвоем. Чтобы переночевать, отец нарубил лапника, свалил его в кучу, и вышла высокая мягкая постель, у каждого было по теплому плащу - один кинули на лапник, легли вместе, Феню в середину, мужчины по краям, и укрылись двумя другими. Так и переночевали - разводить огонь не хотелось - вдруг кто увидит.
Ваня заворочался, втянул ногу под плащ, но своей возней разбудил Феню. Да и пора было уже вставать, пусть и хотелось полежать еще хоть немного в тепле. Светало, ближние стволы берез уже можно было различить в посеревшем лесу, но за пять шагов все терялось в тумане. Вот так повезло! Теперь если в деревне есть чужие, то не заметят, а заметят, так решат, что почудилось.
Знакомая до последнего поворота тропа, которую, казалось, ноги за столько лет выучили наощупь до последней кочки, теперь была совсем чужой и незнакомой. Озера не видно, хотя Ваня точно знал, что берег в десяти шагах. Ветра не было, и даже камыш не шуршал. Деревья выплывали из тумана по одному, и каждый раз увидев размытый силуэт, Феня сначала пугалась, лишь потом, успокаиваясь, видела, что это же липа, с которой только этим летом она собирала цвет, или знакомый дуб, в его дупле она пряталась в детстве. В пожухлой траве блестели осенние паутинки, все унизанные хрусталем росы - словно диковинные бусы озерных вил-русалок.
Но вот и поворот, за которым появится первый дом… Вместо него только груда почерневших головешек, ни амбара, ни хлева. И следующего дома тоже нет.
Сначала Феня даже не могла понять, где же стоял их дом. Все привычные приметы исчезли или изменились до неузнаваемости. Прежде село было длинной улицей, и высокие заборы с обеих сторон закрывали дворы от чужого взгляда. Теперь все бесстыдно выставлено напоказ: провалившиеся крыши, рассевшиеся стены…Только языки тумана, вместо давно развеявшегося дыма пытались милосердно укрыть село Ласково.
Неужели эти две обгоревшие колоды без листьев, без веток - это их красавицы яблони, что росли у дома? А вот огород позади почти не пострадал, только на двух крайних грядках возле сгоревшего забора пожелтела капуста, а дальше от дома все цело. Если повернуться спиной к селу, и видеть только круглые крепкие кочаны серебристых свежих листьев, можно было бы представить, что все, только что увиденное, всего лишь кошмарный сон угоревшего в бане. Да только мешает отчетливый запах мокрых головешек, который сохранялся и спустя две недели после пожара.
Феня принялась снимать кочаны вместе с корнями, чтобы не промерзли зимой - это за капустой, да еще за репой они пришли из своего лесного убежища. А отец и брат ворошили пепелище в надежде найти хоть что-то.
Туман поредел, верхушки берез в лесу позолотило солнце, потом и паутинки на ближнем лугу расцветились радужными искрами. И стало видно, что село сгорело не целиком - стоявшая на отшибе церковь уцелела.
***
Отец Ферапонт служил Божественную литургию в пустом полутемном храме. За последнее время он уже привык, поворачиваясь от алтаря, видеть не лица прихожан, а только закопченные бревна стен. В церкви не было не то что диакона - даже певчих. Ни служки, ни прихожан.
То, что сам храм стоит, и огонь на него не перекинулся - уже чудо Божье!
И отец Ферапонт искренне вознес хвалу, ведь когда он спешил назад в Ласково, уже зная, что село сожгли, боялся застать одни уголья. Но Великий князь Всеволод не велел трогать храмы и под страхом смерти запретил грабить церковное имущество. Так что у ласковского попа были и свечи, и драгоценный потир, и золоченый дискос, вино, и даже немного хлеба. Не было только людей в церкви.
Даже просфору, из которой он вырезал сейчас Агнца, он пек вчера сам, из того зерна, что оставил ему князь Всеволод - церковный амбар, как и его собственный дом, сгорели вместе с селом. Когда войско проходило через Ласково, это был единственный раз после возвращения, когда на службе были люди. Не все вместились в маленькую церковь, князья-то были внутри, а большая часть дружины стояла снаружи, заглядывая в раскрытые двери храма. И привел же Бог их всех на великий праздник - Воздвижение Честного и Животворящего Креста! Но с тех пор никого больше не было.
Но даже, когда при литургии нет ни одного человека, священник не одинок - ему сослужат ангелы, и незримо присутствуют все те, кого он поминает за проскомидией.
Все это Ферапонт знал, и все же, когда на его возглас, на который он не ждал ответа:
«Мир всем!», он услышал громкое, на три голоса: «И духови твоему!», он вздрогнул от неожиданности.
Перед ним стоял Гюргий, муж Иулиании, лекарки, и двое их детей, девица и отрок.
А ведь он только что вынимал из просфор частицы и за них тоже, и еще подумал, как лучше поминать? За здравие? За упокой?
Когда он не встретил их в бредущем навстречу ласковском полоне, он уж представил себе Гюргия, лежавшего на пороге дома с дырой от копья в боку, и еще порадовался, что если так, Иулиания об этом еще долго не узнает.
Но, отогнав дурные мысли, решил: раз я сам его мертвым не видал, то и буду поминать за здравие, и не ошибся.
Холодный ветер продувал, казалось, всю душу насквозь: трудно запахнуть как следует плащ, когда при этом тащишь на плече тяжеленный мешок с капустой. Зато в мешках нести удобнее, и плащи остались на плечах, сначала Гюргий принялся как раз в вотолу увязывать кочаны, но отец Ферапонт вынес откуда-то несколько крепких мешков - дар Божий в самом прямом смысле. Но главный-то дар - в другом. Оказывается, отец Ферапонт видел матушку! Живую и невредимую! Его-то как священника не только освободили, когда разобрались, но даже проводили до Ласкова, а вот ее погнали вместе с тем полоном.
Было и так ясно, что отец не останется с ними, а пойдет искать мать, а теперь даже понятно, о чем спрашивать - не проходили ли бедолаги из Болотной. Чего бы дать отцу в дорогу? В обычное время Феня насушила бы сухарей, но сейчас было не из чего. Хотя в обожженной яме лежит принесенное из тайника зерно, а теперь - вот удача! на пепелище нашелся и постав, и бегунок - оба жернова от ручной мельницы. Но не будет отец сперва делать мельницу, потом ждать, пока Феня намелет муки и напечет хлеба.
Мельницу пришлось собирать уже Ване - наутро после возвращения отец благословил их и ушел. Поначалу и Фене, и Ване хватало дел: они устраивали корове хлев, сушили последние грибы, рубили впрок дрова. Феня каждый день до снега ходила пасти корову, пытаясь отыскать места с еще не увядшей травой - сена вышло до слез мало, и начать скармливать его сейчас - означало, что оно кончится еще до начала зимы.
Феня вышла из дома за водой. Наконец-то не льет. Березы вокруг совсем облетели, и листва на земле успела побуреть от дождей и от того, что лужи то замерзали, то снова оттаивали. Но сегодня все изменится - будет два холодных, но солнечных дня, а завтра к вечеру пойдет снег и уже ляжет - это видно по прозрачному воздуху, по холодному ветру, рвущему тучи. Солнце проглянуло в одну из прорех - и березы словно вспыхнули - серебром сверкали стволы, полированной черной медью - маленькие веточки, позабытыми пуговичками последние листья. Как знать, скоро ли будет солнце снова? И долго придется ждать такого же ветра, но уже несущего с собой не зиму, а весну.
Ветер выпростал из-под серого шерстяного платка рыжеватую прядь, она блеснула на мгновенье, и погасла - оконце в облаке уже унеслось. Феня заправила волосы, чтоб не мешали, и прошла к озеру. Хорошо, что брат не поленился и построил мостки: лезть в стылую воду, чтобы не черпать грязь у берега - та еще радость. Наклонилась с мостков и увидела, что темную озерную воду покрыл тонкий ледок, и лицом русалки смотрит вмерзший в него лист кувшинки.
Однажды утром оказалось, что дел не осталось. Грибов было больше не найти, Ваня достал мед из ближайших бортей. Обычно всю зиму напролет Феня с матерью, как и прочие женщины, пряли, чтобы отдать потом нитки в обмен на ткань, но сейчас у Фени не было кудели и взять ее было неоткуда. Все, что они могли делать - это только молиться и ждать. И оставаться в живых.
Глава 6. Продолжение http://v-m-zolotyx.livejournal.com/9596.html
Целиком оглавление тут:http://v-m-zolotyx.livejournal.com/4426.html
Глава 6. Зима. Лето то же.
Туман стелился по лесу. Ваня проснулся первым - от холода. Одна нога все-таки вылезла из-под плаща и замерзла. Накануне он, отец и Феня почти подошли к Ласковской околице, но решили не показываться из леса, пока не будет ясно, есть кто чужой в селе или нет. Скорей всего, никого не будет - еще в прошлый раз они с отцом увидели уходившее в сторону Владимира войско, потому и рискнули в этот раз взять с собой Феню, втроем-то можно дотащить больше, чем вдвоем. Чтобы переночевать, отец нарубил лапника, свалил его в кучу, и вышла высокая мягкая постель, у каждого было по теплому плащу - один кинули на лапник, легли вместе, Феню в середину, мужчины по краям, и укрылись двумя другими. Так и переночевали - разводить огонь не хотелось - вдруг кто увидит.
Ваня заворочался, втянул ногу под плащ, но своей возней разбудил Феню. Да и пора было уже вставать, пусть и хотелось полежать еще хоть немного в тепле. Светало, ближние стволы берез уже можно было различить в посеревшем лесу, но за пять шагов все терялось в тумане. Вот так повезло! Теперь если в деревне есть чужие, то не заметят, а заметят, так решат, что почудилось.
Знакомая до последнего поворота тропа, которую, казалось, ноги за столько лет выучили наощупь до последней кочки, теперь была совсем чужой и незнакомой. Озера не видно, хотя Ваня точно знал, что берег в десяти шагах. Ветра не было, и даже камыш не шуршал. Деревья выплывали из тумана по одному, и каждый раз увидев размытый силуэт, Феня сначала пугалась, лишь потом, успокаиваясь, видела, что это же липа, с которой только этим летом она собирала цвет, или знакомый дуб, в его дупле она пряталась в детстве. В пожухлой траве блестели осенние паутинки, все унизанные хрусталем росы - словно диковинные бусы озерных вил-русалок.
Но вот и поворот, за которым появится первый дом… Вместо него только груда почерневших головешек, ни амбара, ни хлева. И следующего дома тоже нет.
Сначала Феня даже не могла понять, где же стоял их дом. Все привычные приметы исчезли или изменились до неузнаваемости. Прежде село было длинной улицей, и высокие заборы с обеих сторон закрывали дворы от чужого взгляда. Теперь все бесстыдно выставлено напоказ: провалившиеся крыши, рассевшиеся стены…Только языки тумана, вместо давно развеявшегося дыма пытались милосердно укрыть село Ласково.
Неужели эти две обгоревшие колоды без листьев, без веток - это их красавицы яблони, что росли у дома? А вот огород позади почти не пострадал, только на двух крайних грядках возле сгоревшего забора пожелтела капуста, а дальше от дома все цело. Если повернуться спиной к селу, и видеть только круглые крепкие кочаны серебристых свежих листьев, можно было бы представить, что все, только что увиденное, всего лишь кошмарный сон угоревшего в бане. Да только мешает отчетливый запах мокрых головешек, который сохранялся и спустя две недели после пожара.
Феня принялась снимать кочаны вместе с корнями, чтобы не промерзли зимой - это за капустой, да еще за репой они пришли из своего лесного убежища. А отец и брат ворошили пепелище в надежде найти хоть что-то.
Туман поредел, верхушки берез в лесу позолотило солнце, потом и паутинки на ближнем лугу расцветились радужными искрами. И стало видно, что село сгорело не целиком - стоявшая на отшибе церковь уцелела.
***
Отец Ферапонт служил Божественную литургию в пустом полутемном храме. За последнее время он уже привык, поворачиваясь от алтаря, видеть не лица прихожан, а только закопченные бревна стен. В церкви не было не то что диакона - даже певчих. Ни служки, ни прихожан.
То, что сам храм стоит, и огонь на него не перекинулся - уже чудо Божье!
И отец Ферапонт искренне вознес хвалу, ведь когда он спешил назад в Ласково, уже зная, что село сожгли, боялся застать одни уголья. Но Великий князь Всеволод не велел трогать храмы и под страхом смерти запретил грабить церковное имущество. Так что у ласковского попа были и свечи, и драгоценный потир, и золоченый дискос, вино, и даже немного хлеба. Не было только людей в церкви.
Даже просфору, из которой он вырезал сейчас Агнца, он пек вчера сам, из того зерна, что оставил ему князь Всеволод - церковный амбар, как и его собственный дом, сгорели вместе с селом. Когда войско проходило через Ласково, это был единственный раз после возвращения, когда на службе были люди. Не все вместились в маленькую церковь, князья-то были внутри, а большая часть дружины стояла снаружи, заглядывая в раскрытые двери храма. И привел же Бог их всех на великий праздник - Воздвижение Честного и Животворящего Креста! Но с тех пор никого больше не было.
Но даже, когда при литургии нет ни одного человека, священник не одинок - ему сослужат ангелы, и незримо присутствуют все те, кого он поминает за проскомидией.
Все это Ферапонт знал, и все же, когда на его возглас, на который он не ждал ответа:
«Мир всем!», он услышал громкое, на три голоса: «И духови твоему!», он вздрогнул от неожиданности.
Перед ним стоял Гюргий, муж Иулиании, лекарки, и двое их детей, девица и отрок.
А ведь он только что вынимал из просфор частицы и за них тоже, и еще подумал, как лучше поминать? За здравие? За упокой?
Когда он не встретил их в бредущем навстречу ласковском полоне, он уж представил себе Гюргия, лежавшего на пороге дома с дырой от копья в боку, и еще порадовался, что если так, Иулиания об этом еще долго не узнает.
Но, отогнав дурные мысли, решил: раз я сам его мертвым не видал, то и буду поминать за здравие, и не ошибся.
Холодный ветер продувал, казалось, всю душу насквозь: трудно запахнуть как следует плащ, когда при этом тащишь на плече тяжеленный мешок с капустой. Зато в мешках нести удобнее, и плащи остались на плечах, сначала Гюргий принялся как раз в вотолу увязывать кочаны, но отец Ферапонт вынес откуда-то несколько крепких мешков - дар Божий в самом прямом смысле. Но главный-то дар - в другом. Оказывается, отец Ферапонт видел матушку! Живую и невредимую! Его-то как священника не только освободили, когда разобрались, но даже проводили до Ласкова, а вот ее погнали вместе с тем полоном.
Было и так ясно, что отец не останется с ними, а пойдет искать мать, а теперь даже понятно, о чем спрашивать - не проходили ли бедолаги из Болотной. Чего бы дать отцу в дорогу? В обычное время Феня насушила бы сухарей, но сейчас было не из чего. Хотя в обожженной яме лежит принесенное из тайника зерно, а теперь - вот удача! на пепелище нашелся и постав, и бегунок - оба жернова от ручной мельницы. Но не будет отец сперва делать мельницу, потом ждать, пока Феня намелет муки и напечет хлеба.
Мельницу пришлось собирать уже Ване - наутро после возвращения отец благословил их и ушел. Поначалу и Фене, и Ване хватало дел: они устраивали корове хлев, сушили последние грибы, рубили впрок дрова. Феня каждый день до снега ходила пасти корову, пытаясь отыскать места с еще не увядшей травой - сена вышло до слез мало, и начать скармливать его сейчас - означало, что оно кончится еще до начала зимы.
Феня вышла из дома за водой. Наконец-то не льет. Березы вокруг совсем облетели, и листва на земле успела побуреть от дождей и от того, что лужи то замерзали, то снова оттаивали. Но сегодня все изменится - будет два холодных, но солнечных дня, а завтра к вечеру пойдет снег и уже ляжет - это видно по прозрачному воздуху, по холодному ветру, рвущему тучи. Солнце проглянуло в одну из прорех - и березы словно вспыхнули - серебром сверкали стволы, полированной черной медью - маленькие веточки, позабытыми пуговичками последние листья. Как знать, скоро ли будет солнце снова? И долго придется ждать такого же ветра, но уже несущего с собой не зиму, а весну.
Ветер выпростал из-под серого шерстяного платка рыжеватую прядь, она блеснула на мгновенье, и погасла - оконце в облаке уже унеслось. Феня заправила волосы, чтоб не мешали, и прошла к озеру. Хорошо, что брат не поленился и построил мостки: лезть в стылую воду, чтобы не черпать грязь у берега - та еще радость. Наклонилась с мостков и увидела, что темную озерную воду покрыл тонкий ледок, и лицом русалки смотрит вмерзший в него лист кувшинки.
Однажды утром оказалось, что дел не осталось. Грибов было больше не найти, Ваня достал мед из ближайших бортей. Обычно всю зиму напролет Феня с матерью, как и прочие женщины, пряли, чтобы отдать потом нитки в обмен на ткань, но сейчас у Фени не было кудели и взять ее было неоткуда. Все, что они могли делать - это только молиться и ждать. И оставаться в живых.
Глава 6. Продолжение http://v-m-zolotyx.livejournal.com/9596.html