Петербургская Агарь
ПОДБОРКА СТИХОВ ЛИДИИ АВЕРЬЯНОВОЙ (1905-1942?)
КАК ГУМИЛЕВ - НА ЛЬВИНУЮ ОХОТУ
Как Гумилев - на львиную охоту.
Я отправляюсь в город за Тобой:
Даны мне копья - шпилей позолота -
И, на снегу, песок еще сухой.
И чернокожие деревья в дымной
Дали, и розовый гранитный ларь, -
И там, где лег большой пустыней Зимний,
Скитаюсь, петербургская Агарь…
(1935)
* * *
НАВОДНЕНИЕ
Словно мед, наполняющий соты.
Высочайшая входит вода.
Всей Невою в полеты, в пролеты,
В перелетные дуги моста.
И сирены с буксиров тревожней,
И на слитый - на пушечный - гром
Это желтое зданье Таможни
Опадает осенним листом.
И, подъемля в свинцовое небо
Куполов своих ангельский хор,
С белой чайки огромнейший слепок,
Над водою метнулся собор…
И, в подмогу, на Заячий остров
С двух колонн, от утра до утра,
Выплывают недвижные ростры
Под замолкшей командой Петра.
(1935)
* * *
КУНСТКАМЕРА
Это - прозелень трав или ранних акаций… Фисташковой
Кунсткамера пагодой выше еще прорастет.
Разветвляются Невы потоками белых барашков.
Хворостинам-мостам любо стадо бегущее вод…
С ветром. Сбоку. Вплотную. Фасад неестественно узок.
И рогатую крышу ту вскользь повторяет река.
Над точеною башенкой - обсерваторией Брюса -
Как овчарки лохматые, мчатся вразброд облака.
Сквозь прославленный камень трава прорастает нескоро.
Мшистой зеленью стен мчится плющ, оголтелый, витой…
И, булыжное пастбище, плавно раскинулся город,
Где недвижен, на шпиле, летящий Пастух золотой.
(1935)
* * *
РОПША
Сонет
Рогожи нив разостланы убого.
С лопатами идет рабочий люд.
И елями затенена дорога.
Как будто здесь покойника везут.
Здесь ропшинцем забыт был шалый труд
Того Петра, что был нам не от Бога.
Как жесткий норд, та слава, та тревога:
Азов, Орешек, Нарва и Гангут.
Сей - неизменно был доволен малым:
Слал крыс под суд, бил зеркала по залам,
Из Пруссии войска отвел назад.
Нас научил - недаром, может статься! -
Сержантов прусских на Руси бояться,
И сломан был, как пряничный солдат.
(1937)
* * *
ПРИОРАТ
В милой Гатчине плывут туманы.
Кровь окон, готической слюдой…
Отряхают ивы над водой
Серебристые свои сутаны.
Режет воды каменною грудью
С лебединой шеей Приорат.
Росной капли блещущий карат
На листе оставлен, на безлюдьи.
Между коек, облачен, бесшумен,
Щуря глаз, как Эрос, взявший лук,
Бродит, отдыхающий от рук,
Черный кот, как призрачный игумен.
В млечном паре розовеют лица,
По тарелкам серый суп разлит, -
И за подавальщицей следит
Неотступный взгляд Императрицы.
(1936)
* * *
ПЕСНЯ
Ветер, спутник мой недобрый.
Мы шатаемся вдвоем.
Барок вспыхивают ребра
Сердцем - красным фонарем.
Ветер, крутень, друже странный,
Вихрь мой, Божья благодать, -
Вон, на Ждановке, нежданный
Дождик можно переждать.
И, в молочных сгустках пара, -
Им и солнце нипочем -
Красноперые амбары
Понатерлись кирпичом.
Прорвой струй булыжник содран
И, во весь свой чудный рост,
Над водой, которой ведра,
Коромыслом выгнут мост:
Это Невка - вражья сила! -
За ночь стала с океан,
Проходила, выходила
За один Тучков Буян.
(1935)
* * *
КРЮКОВ КАНАЛ
Джону Хант
Крюков, скользящий на сонмище звуков, -
Декою зданья, где оперный шум,
Подан - смычок, искривленный чуть, - Крюков,
Отплеск лагунный - но что я пишу…
Крыш отраженьем он в корне изглодан,
Он облака отплеснет к облакам, -
Или - по трубам - высокую ноту
Ветер берет, нараспев - по крюкам? -
Глубью собор, точно галька, отточен:
Волн о волну заколдованный круг,
Купол о купол - так замысел зодчий
Схвачен водою, чуть сделавшей крюк…
Это - не к Замку: многооконней
Лег на ребро здесь кирпичный пенал, -
Скачет, седея, литовской погоней,
К скрюченным мостикам Крюков канал.
(1935)
* * *
СНЕГА ЛЕГКУЮ КОРОНУ
Снега легкую корону
Над достроенной стеной
Посрамит дворец Бирона
Мертвенной голубизной.
Ах, с Галерной, ах, с Гулярной…
Перед небом - всё одно.
Всходит день звездой полярной -
Благовещенье мое:
От Любови мимолетной,
От палящего вина
В город стройный и холодный
Это я возвращена.
(1937)
* * *
ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ
III
Матерь Божья втихомолку
Уронила - славен Бог! -
Золоченую иголку
В каменный зеленый стог.
И, блажен в Отце и Сыне.
На кирпичный встал костер
Дивной ересью Трезини
Петропавловский собор.
(1937)
* * *
ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ
Еще Суворов шел, походным будням рад.
Был чист альпийский снег - листок для русских правил.
Держался на воде, как лебедь, Приорат.
Испанию кляня, иезуит лукавил. -
Он - Первым был. И он, как вехи, троны ставил
В покоях. Вечный принц, он правил невпопад.
Во сне он муштровал запоротых солдат, -
Палач и мистик, царь и раб Господень - Павел.
История на нем мальтийский ставит крест.
Отверг он, петушась, свой гатчинский насест:
Он зодчих торопил кирпичный гроб закончить.
В короне набекрень, почти сдержав кинжал
Врагов, не по себе ль он траур надевал,
Позируя, в сердцах, для самоучки - Тончи?
(1935)
* * *
ТРИ АЛЕКСЕЯ
Кровавым снегом мы занесены.
И кровь избрала знаменем Расея.
Тишайшему, должно быть, были сны
О гибели второго Алексея.
Как рябь отлива, отступала Свея.
Был Петр велик, и горек хлеб страны,
И в каземате, у сырой стены,
Царевич слег, о прошлом сон лелея.
Отечество! Где сыщем в мире целом
Еще в утробе тронутых расстрелом,
Абортом остановленных детей?
Им дан в цари ребенок незабвенный,
Что Дмитрию подобен, убиенный:
Блаженный отрок, третий Алексей.
(1935)
* * *
ЛЕДЯНОЙ ДОМ
С прозрачных стен уют последний сполот.
И гаснет факел в Доме Ледяном.
Как первый снег, был смех царицы молод
И сух, над коченеющим шутом.
Из всех дверей повеял смертный холод -
И вздрогнули, входившие с царем…
Со всей России лед былого сколот.
Ипатьевых давно проветрен дом.
Прости, Господь, и немощь Иоанна,
И Софьи скорбь, и гордый ум Петра,
И Анны блажь, и Павла крест бесовский -
За семь венцов, той мукой осиянных,
За росный дым июльского утра,
За глушь подвала, за костер Свердловска.
(1935-1937)
* * *
СОСЕД ГОСПОДЬ
Du Nachbar Gott, wenn ich…
Rilke
Чистейшие да узрят сердцем Бога.
Господень взгляд - живому телу смерть.
Весь мир - лишь глаз Господних поволока.
Так как же мне в Его лицо смотреть?
И как от Лика луч найду я впредь
В своих страстях - сухих травинках стога?
Часы идут. Я подожду немного.
Есть час, в который можно умереть.
Тепло живых - в ковчег Господень двери.
Вся наша кровь - цена за откровенье.
Кратчайшую себе дав рифму: плоть.
Прости меня, что неуч в детской вере,
Проулком лжи, задворками мышленья
Я обхожу Тебя, сосед Господь.
(1935)
Эти стихи явились для меня самым большим поэтическим открытием последних лет. Лидия Ивановна Аверьянова (в замужестве Дидерихс, 1905-1942?) в самый разгар «Большого террора» писала их «в стол».
В 1937 г. (!) она тайно передает за границу рукописи стихов с просьбой издать их под ее настоящей фамилией (!). При жизни Аверьяновой ее стихи, к счастью, за границей не появились. После войны часть их опубликовал восхищенный Глеб Струве, получивший тексты от адресата «контрабанды» Этторе Ло Гатто; не зная, жив ли автор за «железным занавесом» или нет. Публикатор придумал ей псевдоним «Лисицкая».
Тексты приведены по изданию: Лидия Аверьянова. "Vox Humana. Собрание стихотворений". Изд-во: Водолей, 2011 г. В электронном виде книга доступна ЗДЕСЬ. В первых из 5-ти поэтических циклов собрания («Vox humana», «Вторая Москва») можно найти совсем иные по духу строки, в частности, мадригалы партийным вождям. Наверное, разные материи могут уживаться в душах больших Поэтов, и не нам их судить.
Фотоиллюстрации авторские.
КАК ГУМИЛЕВ - НА ЛЬВИНУЮ ОХОТУ
Как Гумилев - на львиную охоту.
Я отправляюсь в город за Тобой:
Даны мне копья - шпилей позолота -
И, на снегу, песок еще сухой.
И чернокожие деревья в дымной
Дали, и розовый гранитный ларь, -
И там, где лег большой пустыней Зимний,
Скитаюсь, петербургская Агарь…
(1935)
* * *
НАВОДНЕНИЕ
Словно мед, наполняющий соты.
Высочайшая входит вода.
Всей Невою в полеты, в пролеты,
В перелетные дуги моста.
И сирены с буксиров тревожней,
И на слитый - на пушечный - гром
Это желтое зданье Таможни
Опадает осенним листом.
И, подъемля в свинцовое небо
Куполов своих ангельский хор,
С белой чайки огромнейший слепок,
Над водою метнулся собор…
И, в подмогу, на Заячий остров
С двух колонн, от утра до утра,
Выплывают недвижные ростры
Под замолкшей командой Петра.
(1935)
* * *
КУНСТКАМЕРА
Это - прозелень трав или ранних акаций… Фисташковой
Кунсткамера пагодой выше еще прорастет.
Разветвляются Невы потоками белых барашков.
Хворостинам-мостам любо стадо бегущее вод…
С ветром. Сбоку. Вплотную. Фасад неестественно узок.
И рогатую крышу ту вскользь повторяет река.
Над точеною башенкой - обсерваторией Брюса -
Как овчарки лохматые, мчатся вразброд облака.
Сквозь прославленный камень трава прорастает нескоро.
Мшистой зеленью стен мчится плющ, оголтелый, витой…
И, булыжное пастбище, плавно раскинулся город,
Где недвижен, на шпиле, летящий Пастух золотой.
(1935)
* * *
РОПША
Сонет
Рогожи нив разостланы убого.
С лопатами идет рабочий люд.
И елями затенена дорога.
Как будто здесь покойника везут.
Здесь ропшинцем забыт был шалый труд
Того Петра, что был нам не от Бога.
Как жесткий норд, та слава, та тревога:
Азов, Орешек, Нарва и Гангут.
Сей - неизменно был доволен малым:
Слал крыс под суд, бил зеркала по залам,
Из Пруссии войска отвел назад.
Нас научил - недаром, может статься! -
Сержантов прусских на Руси бояться,
И сломан был, как пряничный солдат.
(1937)
* * *
ПРИОРАТ
В милой Гатчине плывут туманы.
Кровь окон, готической слюдой…
Отряхают ивы над водой
Серебристые свои сутаны.
Режет воды каменною грудью
С лебединой шеей Приорат.
Росной капли блещущий карат
На листе оставлен, на безлюдьи.
Между коек, облачен, бесшумен,
Щуря глаз, как Эрос, взявший лук,
Бродит, отдыхающий от рук,
Черный кот, как призрачный игумен.
В млечном паре розовеют лица,
По тарелкам серый суп разлит, -
И за подавальщицей следит
Неотступный взгляд Императрицы.
(1936)
* * *
ПЕСНЯ
Ветер, спутник мой недобрый.
Мы шатаемся вдвоем.
Барок вспыхивают ребра
Сердцем - красным фонарем.
Ветер, крутень, друже странный,
Вихрь мой, Божья благодать, -
Вон, на Ждановке, нежданный
Дождик можно переждать.
И, в молочных сгустках пара, -
Им и солнце нипочем -
Красноперые амбары
Понатерлись кирпичом.
Прорвой струй булыжник содран
И, во весь свой чудный рост,
Над водой, которой ведра,
Коромыслом выгнут мост:
Это Невка - вражья сила! -
За ночь стала с океан,
Проходила, выходила
За один Тучков Буян.
(1935)
* * *
КРЮКОВ КАНАЛ
Джону Хант
Крюков, скользящий на сонмище звуков, -
Декою зданья, где оперный шум,
Подан - смычок, искривленный чуть, - Крюков,
Отплеск лагунный - но что я пишу…
Крыш отраженьем он в корне изглодан,
Он облака отплеснет к облакам, -
Или - по трубам - высокую ноту
Ветер берет, нараспев - по крюкам? -
Глубью собор, точно галька, отточен:
Волн о волну заколдованный круг,
Купол о купол - так замысел зодчий
Схвачен водою, чуть сделавшей крюк…
Это - не к Замку: многооконней
Лег на ребро здесь кирпичный пенал, -
Скачет, седея, литовской погоней,
К скрюченным мостикам Крюков канал.
(1935)
* * *
СНЕГА ЛЕГКУЮ КОРОНУ
Снега легкую корону
Над достроенной стеной
Посрамит дворец Бирона
Мертвенной голубизной.
Ах, с Галерной, ах, с Гулярной…
Перед небом - всё одно.
Всходит день звездой полярной -
Благовещенье мое:
От Любови мимолетной,
От палящего вина
В город стройный и холодный
Это я возвращена.
(1937)
* * *
ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ
III
Матерь Божья втихомолку
Уронила - славен Бог! -
Золоченую иголку
В каменный зеленый стог.
И, блажен в Отце и Сыне.
На кирпичный встал костер
Дивной ересью Трезини
Петропавловский собор.
(1937)
* * *
ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ
Еще Суворов шел, походным будням рад.
Был чист альпийский снег - листок для русских правил.
Держался на воде, как лебедь, Приорат.
Испанию кляня, иезуит лукавил. -
Он - Первым был. И он, как вехи, троны ставил
В покоях. Вечный принц, он правил невпопад.
Во сне он муштровал запоротых солдат, -
Палач и мистик, царь и раб Господень - Павел.
История на нем мальтийский ставит крест.
Отверг он, петушась, свой гатчинский насест:
Он зодчих торопил кирпичный гроб закончить.
В короне набекрень, почти сдержав кинжал
Врагов, не по себе ль он траур надевал,
Позируя, в сердцах, для самоучки - Тончи?
(1935)
* * *
ТРИ АЛЕКСЕЯ
Кровавым снегом мы занесены.
И кровь избрала знаменем Расея.
Тишайшему, должно быть, были сны
О гибели второго Алексея.
Как рябь отлива, отступала Свея.
Был Петр велик, и горек хлеб страны,
И в каземате, у сырой стены,
Царевич слег, о прошлом сон лелея.
Отечество! Где сыщем в мире целом
Еще в утробе тронутых расстрелом,
Абортом остановленных детей?
Им дан в цари ребенок незабвенный,
Что Дмитрию подобен, убиенный:
Блаженный отрок, третий Алексей.
(1935)
* * *
ЛЕДЯНОЙ ДОМ
С прозрачных стен уют последний сполот.
И гаснет факел в Доме Ледяном.
Как первый снег, был смех царицы молод
И сух, над коченеющим шутом.
Из всех дверей повеял смертный холод -
И вздрогнули, входившие с царем…
Со всей России лед былого сколот.
Ипатьевых давно проветрен дом.
Прости, Господь, и немощь Иоанна,
И Софьи скорбь, и гордый ум Петра,
И Анны блажь, и Павла крест бесовский -
За семь венцов, той мукой осиянных,
За росный дым июльского утра,
За глушь подвала, за костер Свердловска.
(1935-1937)
* * *
СОСЕД ГОСПОДЬ
Du Nachbar Gott, wenn ich…
Rilke
Чистейшие да узрят сердцем Бога.
Господень взгляд - живому телу смерть.
Весь мир - лишь глаз Господних поволока.
Так как же мне в Его лицо смотреть?
И как от Лика луч найду я впредь
В своих страстях - сухих травинках стога?
Часы идут. Я подожду немного.
Есть час, в который можно умереть.
Тепло живых - в ковчег Господень двери.
Вся наша кровь - цена за откровенье.
Кратчайшую себе дав рифму: плоть.
Прости меня, что неуч в детской вере,
Проулком лжи, задворками мышленья
Я обхожу Тебя, сосед Господь.
(1935)
Эти стихи явились для меня самым большим поэтическим открытием последних лет. Лидия Ивановна Аверьянова (в замужестве Дидерихс, 1905-1942?) в самый разгар «Большого террора» писала их «в стол».
В 1937 г. (!) она тайно передает за границу рукописи стихов с просьбой издать их под ее настоящей фамилией (!). При жизни Аверьяновой ее стихи, к счастью, за границей не появились. После войны часть их опубликовал восхищенный Глеб Струве, получивший тексты от адресата «контрабанды» Этторе Ло Гатто; не зная, жив ли автор за «железным занавесом» или нет. Публикатор придумал ей псевдоним «Лисицкая».
Тексты приведены по изданию: Лидия Аверьянова. "Vox Humana. Собрание стихотворений". Изд-во: Водолей, 2011 г. В электронном виде книга доступна ЗДЕСЬ. В первых из 5-ти поэтических циклов собрания («Vox humana», «Вторая Москва») можно найти совсем иные по духу строки, в частности, мадригалы партийным вождям. Наверное, разные материи могут уживаться в душах больших Поэтов, и не нам их судить.
Фотоиллюстрации авторские.