К процессуально-правовым основаниям либертарианской программы
Либертарианцы обычно считают, что:
1. Люди свободны в той мере, в какой за ними признается личная неприкосновенность и возможность своими действиями приобретать права собственности.
2. Если у человека есть какое-либо право, то никто не может насильственно вмешиваться в реализацию этого права.
3. Человек может добровольно подчинить свои действия по распоряжению прав другим людям, позволить некоторые влияющие на осуществление прав действия или даже передать им свои права. (Боксеры позволяют друг друга бить, сотрудники фирм подчиняются приказам боссов, семейные и дружеские споры обычно разрешаются на основе этики, а не прав).
При приложении этих посылок к политической практике следует вывод:
"Если государство ограничивает распоряжение имуществом индивидами или частично изымает имущество, и при этом, индивид на это не давал согласия, то эти действия противоправны".
Типичным примером таких противоправных действий является налогобложение, которое без согласия гражданина является "грабежом".
Я и сам придерживался раньше этого вывода, но сейчас склонен считать его частным случаем, который действителен только при верности следующих дополнительных фактических предпосылок ("фактических ", так как речь идет не о принципах права, а об обстоятельствах конкретного дела):
2 а) Граждане, которые подверглись вмешательству государства, действительно обладают правами собственности (в том смысле, о каком говорят либертарианцы).
3 а) Граждане, которые подверглись вмешательству государства, не давали согласие на вмешательство.
Эти предпосылки основываются на двух очевидных наблюдениях:
- заработанные людьми деньги и честно приобретенные людьми дома являются собственностью этих людей;
- почти в каждом случае вмешательства отсутствует сколь-нибудь очевидное согласие подвергшихся вмешательству, а иногда даже выражается активное недовольство.
Но все же эти наблюдения верны только в некоторых культурах и в некоторых обстоятельствах, а не всегда и везде. Когда из этих наблюдений делаются заключения о наличии прав и их нарушении, наблюдатель пользуется некоторыми предположениями из области процессуального права. Но процедуры - скажем, требует ли определенный договор устной или письменной формы - обусловлены скорее культурой, чем правовой философией как таковой.
В нашем случае речь идет о следующих процессуальных предпосылках:
2 б) Презумпция наличия интереса и согласия честного приобретателя имущества (или овладевшего незанятым имуществом) на то, чтобы быть его собственником в либертарианском смысле слова.
(При наличии этой презумпции действия человека могут создавать права собственности без его явно выраженной воли, как бы не принимая его волю во внимание).
3 б) Презумпция отсутствия согласия на вмешательство. (Она же - презумпция отсутствия легитимности власти, юрисдикции).
В персоно-центристской культуре это здравые процессуальные предпосылки, хотя и не везде. В институтах "ближнего порядка", например, семье люди могут и не претендовать на наличие прав в отношениях друг с другом. Собственность может являться "семейной" и в этом качестве предполагать защиту по отношению к другим семьям. "Вступление" индивида в семью в качестве ребенка не "добровольно", хотя в какой-то момент появляется возможность для добровольного "выхода". А при заказе еды в ресторане оплата подразумевается, но не оговаривается специально заранее (молчание здесь - знак согласия). А в сексуальной сфере вопрос установления наличия\отсутствия согласия сейчас доставляет много неприятных минут судьям, разбирающим дела об изнасилованиях.
Однако в системо-центристской (коллективистской) культуре более корректными могут быть противоположные предпосылки.
2 в) Презумпция отсутствия права собственности: никто не может считаться собственником до той поры, пока явно не выразил желание использовать механизм прав собственности для своей защиты.
3 в) Презумпция легитимности вмешательства: человек считается согласным с вмешательством до той поры, пока явно не выражено несогласие.
Для подразумеваемой коллективистской культурой жизни на основе норм "ближнего порядка" эти нормы более естественны, чем 2б) и 3б).
В случае принятия этих предпосылок налогообложение является грабежом только по отношению к тем , кто выказывает претензию на то, чтобы быть абсолютным собственником и явно оспаривает правомерность действий власти. Недовольство же как таковое является просто недовольством - борьбой за свои интересы.
Аналогично, если в древности девушек выдавали замуж без их согласия, то из этого не обязательно следует, что все тогдашние браки в каком-то смысле недействительны, а все мужчины того времени должны считаться насильниками.
Если написанные мной соображения верны, то это имеет значение для политической программы либертарианства.
Сейчас она в общей форме звучит как "прекратите агрессивное насилие". Но для тех, кто считает государство чем-то вроде большой семьи (по крайней мере, в плане условности границ между владениями) никакого агрессивного насилия здесь нет, хотя скандалы, бесспорно, есть.
При принятии же высказанных здесь тезисов у программы появляется два возможных пункта, которые имеют друг с другом не очень много общего.
I Целесообразность "развода" граждан друг с другом и раздела их имущества. То, что было собственностью "большой семьи", станет в случае реализации этой идеи собственностью "меньших семей" или "индивидов".
II Прекращение агрессивного насилия по отношению к тем, кто выделился в качестве индивидуальных собственников.
Идея II является правовой и имеет свои основания. Именно она и является либерализмом в узком смысле слова - "права должны соблюдаться".
А вот идея I - мировоззренческая. Призывая к расширению сферы правового общения и, соответственно, к сужению сферы действия других регуляторов, она скрывает представления о том, что является "хорошей", "достойной человека" жизнью. Либертарианец может и не быть сторонником этой идеи или разделять в целом, но проводить черту между сферой правового и прочего общения совсем не так, как другие либертарианцы.
Обоснования идей I и II могут звучать в чем-то сходно: тут могут быть и прагматические причины, и разного рода представления о свободе. И все же разницы будет больше: причины, по которым можно не рекомендовать жить в кибуце одни, а причины, по которым члены кибуца не должны нападать на своих соседей, другие.
1. Люди свободны в той мере, в какой за ними признается личная неприкосновенность и возможность своими действиями приобретать права собственности.
2. Если у человека есть какое-либо право, то никто не может насильственно вмешиваться в реализацию этого права.
3. Человек может добровольно подчинить свои действия по распоряжению прав другим людям, позволить некоторые влияющие на осуществление прав действия или даже передать им свои права. (Боксеры позволяют друг друга бить, сотрудники фирм подчиняются приказам боссов, семейные и дружеские споры обычно разрешаются на основе этики, а не прав).
При приложении этих посылок к политической практике следует вывод:
"Если государство ограничивает распоряжение имуществом индивидами или частично изымает имущество, и при этом, индивид на это не давал согласия, то эти действия противоправны".
Типичным примером таких противоправных действий является налогобложение, которое без согласия гражданина является "грабежом".
Я и сам придерживался раньше этого вывода, но сейчас склонен считать его частным случаем, который действителен только при верности следующих дополнительных фактических предпосылок ("фактических ", так как речь идет не о принципах права, а об обстоятельствах конкретного дела):
2 а) Граждане, которые подверглись вмешательству государства, действительно обладают правами собственности (в том смысле, о каком говорят либертарианцы).
3 а) Граждане, которые подверглись вмешательству государства, не давали согласие на вмешательство.
Эти предпосылки основываются на двух очевидных наблюдениях:
- заработанные людьми деньги и честно приобретенные людьми дома являются собственностью этих людей;
- почти в каждом случае вмешательства отсутствует сколь-нибудь очевидное согласие подвергшихся вмешательству, а иногда даже выражается активное недовольство.
Но все же эти наблюдения верны только в некоторых культурах и в некоторых обстоятельствах, а не всегда и везде. Когда из этих наблюдений делаются заключения о наличии прав и их нарушении, наблюдатель пользуется некоторыми предположениями из области процессуального права. Но процедуры - скажем, требует ли определенный договор устной или письменной формы - обусловлены скорее культурой, чем правовой философией как таковой.
В нашем случае речь идет о следующих процессуальных предпосылках:
2 б) Презумпция наличия интереса и согласия честного приобретателя имущества (или овладевшего незанятым имуществом) на то, чтобы быть его собственником в либертарианском смысле слова.
(При наличии этой презумпции действия человека могут создавать права собственности без его явно выраженной воли, как бы не принимая его волю во внимание).
3 б) Презумпция отсутствия согласия на вмешательство. (Она же - презумпция отсутствия легитимности власти, юрисдикции).
В персоно-центристской культуре это здравые процессуальные предпосылки, хотя и не везде. В институтах "ближнего порядка", например, семье люди могут и не претендовать на наличие прав в отношениях друг с другом. Собственность может являться "семейной" и в этом качестве предполагать защиту по отношению к другим семьям. "Вступление" индивида в семью в качестве ребенка не "добровольно", хотя в какой-то момент появляется возможность для добровольного "выхода". А при заказе еды в ресторане оплата подразумевается, но не оговаривается специально заранее (молчание здесь - знак согласия). А в сексуальной сфере вопрос установления наличия\отсутствия согласия сейчас доставляет много неприятных минут судьям, разбирающим дела об изнасилованиях.
Однако в системо-центристской (коллективистской) культуре более корректными могут быть противоположные предпосылки.
2 в) Презумпция отсутствия права собственности: никто не может считаться собственником до той поры, пока явно не выразил желание использовать механизм прав собственности для своей защиты.
3 в) Презумпция легитимности вмешательства: человек считается согласным с вмешательством до той поры, пока явно не выражено несогласие.
Для подразумеваемой коллективистской культурой жизни на основе норм "ближнего порядка" эти нормы более естественны, чем 2б) и 3б).
В случае принятия этих предпосылок налогообложение является грабежом только по отношению к тем , кто выказывает претензию на то, чтобы быть абсолютным собственником и явно оспаривает правомерность действий власти. Недовольство же как таковое является просто недовольством - борьбой за свои интересы.
Аналогично, если в древности девушек выдавали замуж без их согласия, то из этого не обязательно следует, что все тогдашние браки в каком-то смысле недействительны, а все мужчины того времени должны считаться насильниками.
Если написанные мной соображения верны, то это имеет значение для политической программы либертарианства.
Сейчас она в общей форме звучит как "прекратите агрессивное насилие". Но для тех, кто считает государство чем-то вроде большой семьи (по крайней мере, в плане условности границ между владениями) никакого агрессивного насилия здесь нет, хотя скандалы, бесспорно, есть.
При принятии же высказанных здесь тезисов у программы появляется два возможных пункта, которые имеют друг с другом не очень много общего.
I Целесообразность "развода" граждан друг с другом и раздела их имущества. То, что было собственностью "большой семьи", станет в случае реализации этой идеи собственностью "меньших семей" или "индивидов".
II Прекращение агрессивного насилия по отношению к тем, кто выделился в качестве индивидуальных собственников.
Идея II является правовой и имеет свои основания. Именно она и является либерализмом в узком смысле слова - "права должны соблюдаться".
А вот идея I - мировоззренческая. Призывая к расширению сферы правового общения и, соответственно, к сужению сферы действия других регуляторов, она скрывает представления о том, что является "хорошей", "достойной человека" жизнью. Либертарианец может и не быть сторонником этой идеи или разделять в целом, но проводить черту между сферой правового и прочего общения совсем не так, как другие либертарианцы.
Обоснования идей I и II могут звучать в чем-то сходно: тут могут быть и прагматические причины, и разного рода представления о свободе. И все же разницы будет больше: причины, по которым можно не рекомендовать жить в кибуце одни, а причины, по которым члены кибуца не должны нападать на своих соседей, другие.