Застенок серого
«Напрасно мудрецы гордятся тем, что идут особым путём,
Они, как и все, опутаны условностями жизни.
Очисться от всего тёмного, чтобы обрести сверкание.
Пройди состояние капли, чтобы стать океаном» Хамза Фансури
В последнее время Серого угнетала одна мысль: он никак не мог вспомнить, ни того, как попал в камеру, ни того, что делал до заключения. Может быть, ничего и не было до его появления на зоне, но, судя по его возрасту, какую-то часть жизни он забыл напрочь. Жаловаться на потерю памяти сокамерникам Серый боялся просто потому, что не хотел прослыть лохом - он был самым щуплым в камере и слишком долго зарабатывал себе хоть какой-то авторитет. Однако, что-то всё же нужно было предпринять: он начал задавать наводящие вопросы и быстро выяснил, что никто из зэков не помнил того, что было до их появления на зоне - считалось, что жизнь с этого собственно и началась.
Первым, кого Серый решил спросить о потере памяти "в лоб" был тощий верзила Гвоздь. Тот посмотрел на Серого с удивлением и покрутил пальцем у виска:
- Чё ты несёшь, Серый? Откуда такие мысли?
- Шрамы на запястьях, но я не дурак себе вены резать. Откуда они? И ещё возраст, я здесь не более трёх лет, но мне явно за 30. А что ты думаешь о том, как мы здесь оказались?
- Ясно как. Все приходят на зону через пропускной пункт: и зэки, и охранники, и повара... И вообще, чё ты бузишь? Передвижение по зоне свободное, кормят прилично, одежда хорошая, стены расписаны птицами да цветами, тепло, окна, фонари... Чё тебе ещё надо? Живи и радуйся! И это, смотри, никому не трепись, - добавил Гвоздь, - а то опустишься ниже Молчуна...
Опускаться в камерной иерархии ниже Молчуна было некуда, а окон на зоне действительно было много, и все выходили на прекрасный тюремный двор. Были окна и в камерах, но не во всех - в камере Серого окна не было - зато оно было прямо перед входом в коридоре. Поскольку дверь в камеру никогда не закрывалась, то этого было вполне достаточно. В огромное окно были видны расписанные местными умельцами соседние бараки под общей выкрашенной в голубой цвет крышей. В самой же камере был полумрак, что очень помогало высыпаться.
Сокамерники засыпали почти мгновенно после того, как лампы за окнами переводили в притушенный ночной режим. Серый же ещё долго смотрел в черноту потолка и думал о том, откуда взялись странные шрамы на его руках.
***
Всё началось с ерунды: под утро Серый встал по нужде, а когда вернулся на свою шконку наверно уж больше по привычке опять попытался вспомнить себя хотя бы лет 10 назад. После таких упражнений ему обычно снились странные сны, в которых было много неэлектрического света, в них он был самим собой, без братьев-сокамерников, без тюремной униформы, в обществе очень непохожего на братанов светлого прекрасного существа во всём белом. Впрочем, днём он никак не мог вспомнить подробности этих снов. От них оставалось только послевкусие свободы, что ещё больше заставляло Серого думать о тайне своего появления на зоне. Теперь он опять уставился в тёмный потолок в надежде поймать чудесное ощущение счастья и вдруг увидел на стене светлое пятно.
Пятно находилось на той же стене, что и дверь, и поначалу Серый просто принял его за отражение фонарного света, но быстро сообразил, что в камере просто не было ничего, что могло его отразить. Чтоб убедиться в этом, он привстал и оглядел всю камеру. В принципе, найти источник света не представляло труда: Серый встал на шконке и попытался руками перекрыть путь лучу к пятну на стене. Он шёл из углубления под потолком и в принципе мог бы быть и отражением оконного света. Но отчего? "Кажись кто-то там заныкал что-то блестящее", - решил Серый и лёг спать - самому ему было туда всё равно не дотянуться.
Утром Серый опять посмотрел на найденное пятно - при утреннем освещении тюремных ламп оно было гораздо более бледным и почему-то сместилось в сторону, но свет по-прежнему исходил из небольшого углубления под потолком. Серый глазами указал на отблеск Гвоздю, а позже при случае рассказал ему о своём открытии. "А вдруг это пахан чё заныкал", - мгновенно отреагировал Гвоздь. "Как? Без твоей помощи туда вообще никто не дотянется", - ответил Серый.
В тот же день друзья отлучились с работ якобы в туалет, а сами отправились прямиком в камеру. Серый встал на плечи Гвоздю и потянулся к впадине припасённым для выковыривания "клада" сломанным напильником - клада не было. Серый шуровал в дырке напильником, но безуспешно - ничего блестящего оттуда не выпало - только свет усилился. Серый припал к дырке глазом и обомлел: он увидел поле, реку, лес, много неэлектрического как во сне света и, главное - там не было зоны. Серый отпрянул от дыры и чуть не рухнул вместе с Гвоздём. "Ты чё офигел? - прошипел тот. - Чё там было-то?" "Там пусто", - ответил Серый, и друзья поспешили вернуться на работу.
Около двух дней Серый не решался сказать Гвоздю о том, что он увидел, но ему было просто необходимо взглянуть на чудо в дыре ещё раз. Чтобы уговорить Гвоздя, Серому пришлось пообещать ему постоять в качестве подставки, пока он, Гвоздь, сам убедится в сказанном. Увиденное произвело на Гвоздя ещё большее впечатление, чем на Серого - он совершенно не был готов к виду за, как теперь это было очевидно, наружной стеной зоны.
- Чё ж это Серый? Мы тут, а жизнь там... За что? Надолго мы тут? Чё ты ухмыляешься, сука?
- Что-то мне подсказывало, что чифирь и колбаса - не главное в жизни. Не колотись, Гвоздь, может найдём, как нам туда выбраться... Дырку расковырять бы...
- Чё? Сломанным напильником? - ответил Гвоздь. - Надо попробовать подрыть стену из подвала котельной - там, кстати, и лопата есть, и мешками дыру прикрыть можно...
Через неделю секретный тоннель был почти готов. Рыли они по очереди, специально договорившись о ночных дежурствах в котельной. Серый понял, что тоннель был готов, когда однажды утром Гвоздь не пришёл на завтрак. "Смылся", - догадался Серый, и от обиды у него перехватило дыхание. Впрочем, к ужину Гвоздь был замечен им в отряде маляров, и надежда вырваться опять забрезжила слабым лучиком света. Было только странно, что Гвоздь его не узнавал и ничего якобы не помнил ни о дыре, ни о подкопе. Да и сам он в новой, но уже запачканной краской, униформе был мало похож на прежнего Гвоздя - разве что точно также "чёкал" на каждый вопрос Серого. Загадка разрешилась ночью во время дежурства в котельной - подкоп оказался заделан так, что от него не осталось никаких следов. "Недалеко значит сходил Гвоздь на волю..." - подумал Серый и загрустил.
И было с чего грустить: он уже не мог нормально жить без медленно меняющихся картин по ту сторону дыры, без мечты вырваться из зоны и там, за её стенами, узнать наконец правду о том, кто он есть на самом деле и что тут делает. Без Гвоздя до дыры ему было не дотянуться, а из сокамерников в организации "лестницы" полезен мог быть только пахан, здоровенный и по местным понятиям абсолютно счастливый мужик. С паханом у Серого отношения не заладились с самого начала: Серый появился в камере, когда пахан от лица всех братанов подписывал еженедельную просьбу президенту о помиловании. Серому как новичку помилование было пока не положено, но он расспросил, что и куда посылают. На его вопрос, почему пишут президенту, которого никто никогда не видел, а не начальнику зоны, пахан ответил резким ударом снизу в челюсть. "Ещё одного стукача подсадили", - прошипел он над упавшим телом Серого.
Показывать пахану мир за окном не было смысла - это было бы концом его мелкого счастья. Но всё же у Серого не было выбора, и он промаявшись неделю рискнул. При первом же удобном случае он рассказал пахану и о своих снах, и о дыре в стене, и о своих околофилософских выводах, и о побеге Гвоздя. Пахан смотреть в дыру наотрез отказался, а дыру залепил хлебным мякишем - чтоб не дуло. Когда Серый стал говорить о том же с другими братанами, пахан просто показал ему здоровенный кулак.
Какие-то сомнения Серому всё же удалось заложить в головы сокамерникам. В течение недели они всё больше и больше шушукались по углам, замолкая при приближении Серого. Потом во время работы попытался повеситься Молчун, а вечером Серому устроили "тёмную": сзади набросили на голову одеяло, повалили на пол и почти молча, с шипением, стали избивать его ногами. Били долго и с явным удовольствием. Били "за любимца пахана Молчуна", "за братана Гвоздя", за то "чтоб, сука, не высовывался", "чтоб не травил душу", "чтоб знал, падла, своё место"... Избив бросили умирать на шконку.
Под утро Серого из зоны увезла скорая. Очнулся он в залитом солнцем реанимационном отделении и первое, что увидел, было красивое лицо женщины в белом. Она наклонилась к нему, улыбнулась и сказала: "Ну что, Сергеич, опять набузил?" Потом пришёл врач и долго его расспрашивал не только о здоровье, но и о Молчуне, и о Гвозде, и о дыре в стене. Когда он закончил, Серый спросил:
- Что, заделаете теперь дыру-то?
- Это не в нашей компетенции, но я доложу кому следует.
- А со мной что будет?
- Подлечим, сотрём память, и назад, если инвалидность не получишь. Получишь - будешь досиживать при тюремной больнице санитаром. Неплохое место, скажу я тебе.
- А нельзя мне не всю память стирать?
- Всю мы и не в силах стереть - самые яркие впечатления останутся где-то в подсознании. У нас, Пётр Сергеевич, не тюрьма, а воспитательное заведение. Память о воле отвлекает - итак тяжело из вас звериное выдавливать. Когда ещё будете готовы к нормальной жизни. Вот из всей камеры только ты да Гвоздь отреагировали на луч нормально...
- И как же это мы там перевоспитаемся?
- Не там - здесь: рано или поздно каждый из вас попадает в тюремную больницу, где может подумать о пережитом. В застенке вы только проявляете свою суть.
***
Серый вернулся на зону через четыре месяца - совсем немного не дотянул до инвалидности. Оказался он в одной камере с Гвоздём, которого теперь совсем не помнил. Впрочем, очень скоро они подружились: с одной стороны, Серому очень нравилось у Гвоздя это его постоянное "чё", а с другой - их объединяла странная страсть ковырять стены без окон специально для это цели сделанными острыми предметами. Тайно, конечно.
(Следующий), (Продолжение), (Мои сказки для взрослых), (Мистика), (Мировоззрение), (Содержание)
Они, как и все, опутаны условностями жизни.
Очисться от всего тёмного, чтобы обрести сверкание.
Пройди состояние капли, чтобы стать океаном» Хамза Фансури
В последнее время Серого угнетала одна мысль: он никак не мог вспомнить, ни того, как попал в камеру, ни того, что делал до заключения. Может быть, ничего и не было до его появления на зоне, но, судя по его возрасту, какую-то часть жизни он забыл напрочь. Жаловаться на потерю памяти сокамерникам Серый боялся просто потому, что не хотел прослыть лохом - он был самым щуплым в камере и слишком долго зарабатывал себе хоть какой-то авторитет. Однако, что-то всё же нужно было предпринять: он начал задавать наводящие вопросы и быстро выяснил, что никто из зэков не помнил того, что было до их появления на зоне - считалось, что жизнь с этого собственно и началась.
Первым, кого Серый решил спросить о потере памяти "в лоб" был тощий верзила Гвоздь. Тот посмотрел на Серого с удивлением и покрутил пальцем у виска:
- Чё ты несёшь, Серый? Откуда такие мысли?
- Шрамы на запястьях, но я не дурак себе вены резать. Откуда они? И ещё возраст, я здесь не более трёх лет, но мне явно за 30. А что ты думаешь о том, как мы здесь оказались?
- Ясно как. Все приходят на зону через пропускной пункт: и зэки, и охранники, и повара... И вообще, чё ты бузишь? Передвижение по зоне свободное, кормят прилично, одежда хорошая, стены расписаны птицами да цветами, тепло, окна, фонари... Чё тебе ещё надо? Живи и радуйся! И это, смотри, никому не трепись, - добавил Гвоздь, - а то опустишься ниже Молчуна...
Опускаться в камерной иерархии ниже Молчуна было некуда, а окон на зоне действительно было много, и все выходили на прекрасный тюремный двор. Были окна и в камерах, но не во всех - в камере Серого окна не было - зато оно было прямо перед входом в коридоре. Поскольку дверь в камеру никогда не закрывалась, то этого было вполне достаточно. В огромное окно были видны расписанные местными умельцами соседние бараки под общей выкрашенной в голубой цвет крышей. В самой же камере был полумрак, что очень помогало высыпаться.
Сокамерники засыпали почти мгновенно после того, как лампы за окнами переводили в притушенный ночной режим. Серый же ещё долго смотрел в черноту потолка и думал о том, откуда взялись странные шрамы на его руках.
***
Всё началось с ерунды: под утро Серый встал по нужде, а когда вернулся на свою шконку наверно уж больше по привычке опять попытался вспомнить себя хотя бы лет 10 назад. После таких упражнений ему обычно снились странные сны, в которых было много неэлектрического света, в них он был самим собой, без братьев-сокамерников, без тюремной униформы, в обществе очень непохожего на братанов светлого прекрасного существа во всём белом. Впрочем, днём он никак не мог вспомнить подробности этих снов. От них оставалось только послевкусие свободы, что ещё больше заставляло Серого думать о тайне своего появления на зоне. Теперь он опять уставился в тёмный потолок в надежде поймать чудесное ощущение счастья и вдруг увидел на стене светлое пятно.
Пятно находилось на той же стене, что и дверь, и поначалу Серый просто принял его за отражение фонарного света, но быстро сообразил, что в камере просто не было ничего, что могло его отразить. Чтоб убедиться в этом, он привстал и оглядел всю камеру. В принципе, найти источник света не представляло труда: Серый встал на шконке и попытался руками перекрыть путь лучу к пятну на стене. Он шёл из углубления под потолком и в принципе мог бы быть и отражением оконного света. Но отчего? "Кажись кто-то там заныкал что-то блестящее", - решил Серый и лёг спать - самому ему было туда всё равно не дотянуться.
Утром Серый опять посмотрел на найденное пятно - при утреннем освещении тюремных ламп оно было гораздо более бледным и почему-то сместилось в сторону, но свет по-прежнему исходил из небольшого углубления под потолком. Серый глазами указал на отблеск Гвоздю, а позже при случае рассказал ему о своём открытии. "А вдруг это пахан чё заныкал", - мгновенно отреагировал Гвоздь. "Как? Без твоей помощи туда вообще никто не дотянется", - ответил Серый.
В тот же день друзья отлучились с работ якобы в туалет, а сами отправились прямиком в камеру. Серый встал на плечи Гвоздю и потянулся к впадине припасённым для выковыривания "клада" сломанным напильником - клада не было. Серый шуровал в дырке напильником, но безуспешно - ничего блестящего оттуда не выпало - только свет усилился. Серый припал к дырке глазом и обомлел: он увидел поле, реку, лес, много неэлектрического как во сне света и, главное - там не было зоны. Серый отпрянул от дыры и чуть не рухнул вместе с Гвоздём. "Ты чё офигел? - прошипел тот. - Чё там было-то?" "Там пусто", - ответил Серый, и друзья поспешили вернуться на работу.
Около двух дней Серый не решался сказать Гвоздю о том, что он увидел, но ему было просто необходимо взглянуть на чудо в дыре ещё раз. Чтобы уговорить Гвоздя, Серому пришлось пообещать ему постоять в качестве подставки, пока он, Гвоздь, сам убедится в сказанном. Увиденное произвело на Гвоздя ещё большее впечатление, чем на Серого - он совершенно не был готов к виду за, как теперь это было очевидно, наружной стеной зоны.
- Чё ж это Серый? Мы тут, а жизнь там... За что? Надолго мы тут? Чё ты ухмыляешься, сука?
- Что-то мне подсказывало, что чифирь и колбаса - не главное в жизни. Не колотись, Гвоздь, может найдём, как нам туда выбраться... Дырку расковырять бы...
- Чё? Сломанным напильником? - ответил Гвоздь. - Надо попробовать подрыть стену из подвала котельной - там, кстати, и лопата есть, и мешками дыру прикрыть можно...
Через неделю секретный тоннель был почти готов. Рыли они по очереди, специально договорившись о ночных дежурствах в котельной. Серый понял, что тоннель был готов, когда однажды утром Гвоздь не пришёл на завтрак. "Смылся", - догадался Серый, и от обиды у него перехватило дыхание. Впрочем, к ужину Гвоздь был замечен им в отряде маляров, и надежда вырваться опять забрезжила слабым лучиком света. Было только странно, что Гвоздь его не узнавал и ничего якобы не помнил ни о дыре, ни о подкопе. Да и сам он в новой, но уже запачканной краской, униформе был мало похож на прежнего Гвоздя - разве что точно также "чёкал" на каждый вопрос Серого. Загадка разрешилась ночью во время дежурства в котельной - подкоп оказался заделан так, что от него не осталось никаких следов. "Недалеко значит сходил Гвоздь на волю..." - подумал Серый и загрустил.
И было с чего грустить: он уже не мог нормально жить без медленно меняющихся картин по ту сторону дыры, без мечты вырваться из зоны и там, за её стенами, узнать наконец правду о том, кто он есть на самом деле и что тут делает. Без Гвоздя до дыры ему было не дотянуться, а из сокамерников в организации "лестницы" полезен мог быть только пахан, здоровенный и по местным понятиям абсолютно счастливый мужик. С паханом у Серого отношения не заладились с самого начала: Серый появился в камере, когда пахан от лица всех братанов подписывал еженедельную просьбу президенту о помиловании. Серому как новичку помилование было пока не положено, но он расспросил, что и куда посылают. На его вопрос, почему пишут президенту, которого никто никогда не видел, а не начальнику зоны, пахан ответил резким ударом снизу в челюсть. "Ещё одного стукача подсадили", - прошипел он над упавшим телом Серого.
Показывать пахану мир за окном не было смысла - это было бы концом его мелкого счастья. Но всё же у Серого не было выбора, и он промаявшись неделю рискнул. При первом же удобном случае он рассказал пахану и о своих снах, и о дыре в стене, и о своих околофилософских выводах, и о побеге Гвоздя. Пахан смотреть в дыру наотрез отказался, а дыру залепил хлебным мякишем - чтоб не дуло. Когда Серый стал говорить о том же с другими братанами, пахан просто показал ему здоровенный кулак.
Какие-то сомнения Серому всё же удалось заложить в головы сокамерникам. В течение недели они всё больше и больше шушукались по углам, замолкая при приближении Серого. Потом во время работы попытался повеситься Молчун, а вечером Серому устроили "тёмную": сзади набросили на голову одеяло, повалили на пол и почти молча, с шипением, стали избивать его ногами. Били долго и с явным удовольствием. Били "за любимца пахана Молчуна", "за братана Гвоздя", за то "чтоб, сука, не высовывался", "чтоб не травил душу", "чтоб знал, падла, своё место"... Избив бросили умирать на шконку.
Под утро Серого из зоны увезла скорая. Очнулся он в залитом солнцем реанимационном отделении и первое, что увидел, было красивое лицо женщины в белом. Она наклонилась к нему, улыбнулась и сказала: "Ну что, Сергеич, опять набузил?" Потом пришёл врач и долго его расспрашивал не только о здоровье, но и о Молчуне, и о Гвозде, и о дыре в стене. Когда он закончил, Серый спросил:
- Что, заделаете теперь дыру-то?
- Это не в нашей компетенции, но я доложу кому следует.
- А со мной что будет?
- Подлечим, сотрём память, и назад, если инвалидность не получишь. Получишь - будешь досиживать при тюремной больнице санитаром. Неплохое место, скажу я тебе.
- А нельзя мне не всю память стирать?
- Всю мы и не в силах стереть - самые яркие впечатления останутся где-то в подсознании. У нас, Пётр Сергеевич, не тюрьма, а воспитательное заведение. Память о воле отвлекает - итак тяжело из вас звериное выдавливать. Когда ещё будете готовы к нормальной жизни. Вот из всей камеры только ты да Гвоздь отреагировали на луч нормально...
- И как же это мы там перевоспитаемся?
- Не там - здесь: рано или поздно каждый из вас попадает в тюремную больницу, где может подумать о пережитом. В застенке вы только проявляете свою суть.
***
Серый вернулся на зону через четыре месяца - совсем немного не дотянул до инвалидности. Оказался он в одной камере с Гвоздём, которого теперь совсем не помнил. Впрочем, очень скоро они подружились: с одной стороны, Серому очень нравилось у Гвоздя это его постоянное "чё", а с другой - их объединяла странная страсть ковырять стены без окон специально для это цели сделанными острыми предметами. Тайно, конечно.
(Следующий), (Продолжение), (Мои сказки для взрослых), (Мистика), (Мировоззрение), (Содержание)