Почему я больше не буду писать о войне
Я живу в США уже почти 30 лет. Три месяца весны 2022-го года исчезли из моей памяти в какой-то тёмной липкой черноте. При том, что я тщательно следил за событиями на моей родине - Донбассе, произошедшее не укладывалось в голове. Мы все были в шоке, но, тем не менее, меня тогда удивила реакция жены моего друга из Филадельфии. Она, журналист, до начала войны много работала в Москве, постоянно ездила в Киев к родственникам, жила подолгу с отцом; теперь же её отец находился под бомбежками. Когда я спросил о ней её мужа (белоруса), он сказал, что жена теперь почти всё время плачет, потом молится, потом выискивает в интернете фотографии убитых русских солдат и их рассматривает. Без этого она не могла заснуть. Моя жена-русская тоже проплакала всю весну, но это больше из-за стыда за взбесившуюся Родину. Мне говорили, что процентов 90 граждан Украины теперь буквально ненавидят русских, но казалось, что это всё просто слова…
Позже, когда мы общались с женщинами, вырвавшимися из захваченного Мариуполя, или когда я говорил с университетским другом, похоронившим во дворе дома своего брата - тоже моего друга, умершего в мариупольском концентрационном лагере, я чувствовал, что они не договаривают нечто ужасное, но я не пытался расспрашивать их. Мне страшны были даже интонации их голоса, когда они говорили: «Там было страшно». Я видел ужас в глазах 4-х летнего мариупольского мальчика при неожиданных громких звуках, но это всё ещё было не то.
Я только что вернулся с Биофизического конгресса. Ещё год назад я встречался там с друзьями-выходцами из Украины, и мы горячо обсуждали, решится ли Россия напасть на Украину. В этом году мне не удалось говорить с ними о войне - я не смог: как только поднималась тема войны, я видел в их глазах пропасть, как будто они только что похоронили с десяток своих ближайших родственников. Не имеющий этого уровня боли не может обсуждать происходящее там. Я понял насколько я далёк от этой трагедии, насколько поверхностны мои суждения. Поэтому я прекращаю говорить на тему о войне. Просто не имею права.
(Следующий пост), (Продолжение темы), (Политика), (Содержание)
Позже, когда мы общались с женщинами, вырвавшимися из захваченного Мариуполя, или когда я говорил с университетским другом, похоронившим во дворе дома своего брата - тоже моего друга, умершего в мариупольском концентрационном лагере, я чувствовал, что они не договаривают нечто ужасное, но я не пытался расспрашивать их. Мне страшны были даже интонации их голоса, когда они говорили: «Там было страшно». Я видел ужас в глазах 4-х летнего мариупольского мальчика при неожиданных громких звуках, но это всё ещё было не то.
Я только что вернулся с Биофизического конгресса. Ещё год назад я встречался там с друзьями-выходцами из Украины, и мы горячо обсуждали, решится ли Россия напасть на Украину. В этом году мне не удалось говорить с ними о войне - я не смог: как только поднималась тема войны, я видел в их глазах пропасть, как будто они только что похоронили с десяток своих ближайших родственников. Не имеющий этого уровня боли не может обсуждать происходящее там. Я понял насколько я далёк от этой трагедии, насколько поверхностны мои суждения. Поэтому я прекращаю говорить на тему о войне. Просто не имею права.
(Следующий пост), (Продолжение темы), (Политика), (Содержание)