Я жду вас всегда с интересом! Виктор Голявкин.
Это, наверно, самый смешной из рассказов Виктора Голявкина
Такого педагога я не встречал за всё время своей учебы. А учился я много. Ну, во-первых, я в некоторых классах не по одному году сидел. И когда в художественный институт поступил, на первом курсе задержался. Не говоря уже о том, что поступал я в институт пять лет подряд.
Но никто не отнёсся ко мне с таким спокойствием, с такой любовью и нежностью, никто не верил так в мои силы, как этот запомнившийся мне на всю жизнь профессор анатомии. Другие педагоги ставили мне двойки, даже не задумываясь над этим. Точно так же не задумываясь, они ставили единицы, а один педагог поставил мне ноль. Когда я спросил его, что это значит, он ответил: "Это значит, что вы - НОЛЬ! Вы ни черта не знаете, а это равносильно тому, что вы сами ни черта не значите, вы не согласны со мной?" - "Послушайте,- сказал я тогда,- какое вы имеете право ставить мне ноль? Такой отметки, насколько мне известно, не существует!" Он улыбнулся мне прямо в лицо и сказал: "Ради исключения, приятель, ради исключения, я делаю для вас исключение!" Он сказал таким тоном, как будто это было приятное исключение. Этим случаем я хочу показать, насколько все педагоги не скупились ставить мне низкие оценки.
Но этот! Нет, это был исключительный педагог!
Когда я пришёл к нему сдавать анатомию, он сразу, даже не дождавшись от меня ни слова, сказал, мягко обняв меня за плечо:
- Ни черта вы не знаете...
Я был восхищен его проницательностью, а он, по всему видно, был восхищён моим откровенным видом ничего не знающего ученика.
- Приходите в другой раз,- сказал он.
Но он не поставил мне никакой двойки, никакой единицы, ничего такого он мне не поставил! Когда я спросил его, как он догадался, что я ничего не знаю, он в ответ стал смеяться, и я тоже, глядя на него, стал хохотать. И вот так мы покатывались со смеху, пока он, все ещё продолжая смеяться, не махнул рукой в изнеможении:
- Фу... бросьте, мой милый... я умоляю, бросьте... ой, этак вы можете уморить своего старого седого профессора...
Я ушёл от него в самом прекрасном настроении.
Во второй раз я, точно так же ничего не зная, явился к нему.
- Сколько у человека зубов? - спросил он.
Вопрос ошарашил меня: я никогда не задумывался над этим, никогда в жизни не приходила мне в голову мысль пересчитать свои зубы.
- Сто! - сказал я наугад.
- Чего? - спросил он.
- Сто зубов! - сказал я, чувствуя, что цифра неточная.
Он улыбался. Это была дружеская улыбка. Я тоже в ответ улыбнулся так же дружески и сказал:
- А сколько, по-вашему, меньше или больше?
Он уже вздрагивал от смеха, но сдерживался. Он встал, подошёл ко мне, обнял меня, как отец, который встретил своего сына после долгой разлуки.
- Я редко встречал такого человека, как вы,- сказал он,- вы доставляете мне истинное удовольствие, минуты радости, веселья... но несмотря на это...
- Почему? - спросил я.
- Никто, никто,- сказал он,- никогда не говорил мне такой откровенной чепухи и нелепости за прожитую жизнь. Никто не был так безгранично невежествен и несведущ в моём предмете. Это восхитительно! - Он потряс мне руку и, с восхищением глядя мне в глаза, сказал: - Идите! Приходите! Я жду вас всегда с интересом!
- Спросите ещё что-нибудь,- сказал я обиженно.
- Ещё спросить? - удивился он.
- Только кроме зубов.
- А как же зубы?
- Никак,- сказал я. Мне неприятен был этот вопрос.
- В таком случае посчитайте их,- сказал он, приготавливаясь смеяться.
- Сейчас посчитать?
- Пожалуйста,- сказал он, - я вам не буду мешать.
- Спросите что-нибудь другое,- сказал я.
- Ну хорошо,- сказал он,- хорошо. Сколько в черепе костей?
- В черепе?- переспросил я. Всё-таки я ещё надеялся проскочить.
Он кивнул головой. Как мне показалось, он опять приготовился смеяться.
Я сразу сказал:
- Две!
- Какие?
- Лоб и нижняя челюсть.
Я подождал, когда он кончит хохотать, и сказал:
- Верхняя челюсть тоже имеется.
- Неужели? - сказал он.
- Так в чём же дело?!- сказал я.
- Дело в том, что там есть ещё кости кроме этих.
- Ну, остальные не так значительны, как эти,- сказал я.
- Ах, вот как! - сказал он весело.- По-вашему, значит, самая значительная - нижняя челюсть?
- Ну, не самая...- сказал я,- но тем не менее это одна из значительнейших костей в человеческом лице...
- Ну, предположим,- сказал он весело, потирая руки,- ну, а другие кости?
- Другие я забыл,- сказал я.
- И вспомнить не можете?
- Я болен,- сказал я.
- Что же вы сразу не сказали, дорогой мой!
Я думал, он мне сейчас же тройку поставит, раз я болен. И как это я сразу не догадался! Сказал бы - голова болит, трещит, разламывается, разрывается на части, раскалывается вся как есть...
А он этак весело-весело говорит:
- Вы костей не знаете.
- Ну и пусть! - говорю. Не любил я этот предмет!
- Мой милый,- сказал он,- моё восхищение вами перешло всякие границы. Я в восторге! До свидания! Жду вас!
Он с чувством пожал мне руку. Но он не поставил мне никакой двойки, никакой единицы!
- До свидания! - сказал я.
Я помахал ему на прощание рукой, а уже возле дверей поднял кверху обе руки в крепком пожатии и помахал. Он был всё-таки очень симпатичный человек, что там ни говорите. Конечно, если бы он мне тройку поставил, он бы ещё больше симпатичный был. Но всё равно он мне нравился. Я даже подумал: уж не выучить ли мне в конце концов эту анатомию, а потом решил пока этого не делать. Я всё-таки еще надеялся проскочить!
Когда я к нему в третий раз явился, он меня как старого друга встретил, за руку поздоровался, по плечу похлопал и спросил, из чего глаз состоит.
Я ему ответил, что глаз состоит из зрачка, а он сказал, что это ещё не всё.
- Из ресниц! - сказал я.
- И всё?
Я стал думать. Раз он так спрашивает, значит, не всё. Но что? Что там ещё есть в глазу? Если бы я хоть разок прочёл про глаз! Я понимал, конечно, что бесполезно что-нибудь рассказывать, раз не знаешь. Но я шёл напролом. Я хотел проскочить. И сказал:
- Глаз состоит из многих деталей.
- Да ну вас! - сказал он.- Ведь вы же талантливый человек!
Я думал - он разозлится. Думал - вот сейчас-то он мне и поставит двойку. Но он улыбался! И весь он был какой-то сияющий, лучистый, радостный. И я улыбнулся в ответ - такой симпатичный старик!
- Это вы серьёзно,- спросил я,- считаете меня талантливым?
- Вполне.
- Может быть, вы мне тогда поставите тройку? - сказал я.- Раз я талантлив?
- Поставить вам тройку? - сказал он.- Такому способному человеку? Да вы с ума сошли? Да вы смеетесь! Пять с плюсом вам надо! Пять с плюсом!
- Не нужно мне пять,- сказал я.- Мне не нужно! - Какая-то надежда вдруг шевельнулась, что всё-таки он может мне эту тройку поставить.
- Вам нужно пять,- сказал он.- Только пять.
- По-вашему, выходит, вы лучше знаете, что мне нужно?
- Но вы не отчаивайтесь! Главное - не отчаивайтесь! Веселей глядите вперёд, и главное - не отчаивайтесь!
- Буду отчаиваться! - крикнул я.
- Не смейте отчаиваться,- сказал он весело, глядя мне в глаза, пожимая мне дружески руку.- Вам нужно приходить! Ещё! Всё время приходить!
- Зачем?
- Учиться!
- Я неспособный! - крикнул я. Он смотрел на меня и улыбался.
- Жду вас! - сказал он.- Всегда! С интересом! И он поднял обе руки в крепком пожатии высоко над головой, как это делал я совсем недавно.
(Следующий пост/Продолжение темы), (Юмор), (Содержание)
Такого педагога я не встречал за всё время своей учебы. А учился я много. Ну, во-первых, я в некоторых классах не по одному году сидел. И когда в художественный институт поступил, на первом курсе задержался. Не говоря уже о том, что поступал я в институт пять лет подряд.
Но никто не отнёсся ко мне с таким спокойствием, с такой любовью и нежностью, никто не верил так в мои силы, как этот запомнившийся мне на всю жизнь профессор анатомии. Другие педагоги ставили мне двойки, даже не задумываясь над этим. Точно так же не задумываясь, они ставили единицы, а один педагог поставил мне ноль. Когда я спросил его, что это значит, он ответил: "Это значит, что вы - НОЛЬ! Вы ни черта не знаете, а это равносильно тому, что вы сами ни черта не значите, вы не согласны со мной?" - "Послушайте,- сказал я тогда,- какое вы имеете право ставить мне ноль? Такой отметки, насколько мне известно, не существует!" Он улыбнулся мне прямо в лицо и сказал: "Ради исключения, приятель, ради исключения, я делаю для вас исключение!" Он сказал таким тоном, как будто это было приятное исключение. Этим случаем я хочу показать, насколько все педагоги не скупились ставить мне низкие оценки.
Но этот! Нет, это был исключительный педагог!
Когда я пришёл к нему сдавать анатомию, он сразу, даже не дождавшись от меня ни слова, сказал, мягко обняв меня за плечо:
- Ни черта вы не знаете...
Я был восхищен его проницательностью, а он, по всему видно, был восхищён моим откровенным видом ничего не знающего ученика.
- Приходите в другой раз,- сказал он.
Но он не поставил мне никакой двойки, никакой единицы, ничего такого он мне не поставил! Когда я спросил его, как он догадался, что я ничего не знаю, он в ответ стал смеяться, и я тоже, глядя на него, стал хохотать. И вот так мы покатывались со смеху, пока он, все ещё продолжая смеяться, не махнул рукой в изнеможении:
- Фу... бросьте, мой милый... я умоляю, бросьте... ой, этак вы можете уморить своего старого седого профессора...
Я ушёл от него в самом прекрасном настроении.
Во второй раз я, точно так же ничего не зная, явился к нему.
- Сколько у человека зубов? - спросил он.
Вопрос ошарашил меня: я никогда не задумывался над этим, никогда в жизни не приходила мне в голову мысль пересчитать свои зубы.
- Сто! - сказал я наугад.
- Чего? - спросил он.
- Сто зубов! - сказал я, чувствуя, что цифра неточная.
Он улыбался. Это была дружеская улыбка. Я тоже в ответ улыбнулся так же дружески и сказал:
- А сколько, по-вашему, меньше или больше?
Он уже вздрагивал от смеха, но сдерживался. Он встал, подошёл ко мне, обнял меня, как отец, который встретил своего сына после долгой разлуки.
- Я редко встречал такого человека, как вы,- сказал он,- вы доставляете мне истинное удовольствие, минуты радости, веселья... но несмотря на это...
- Почему? - спросил я.
- Никто, никто,- сказал он,- никогда не говорил мне такой откровенной чепухи и нелепости за прожитую жизнь. Никто не был так безгранично невежествен и несведущ в моём предмете. Это восхитительно! - Он потряс мне руку и, с восхищением глядя мне в глаза, сказал: - Идите! Приходите! Я жду вас всегда с интересом!
- Спросите ещё что-нибудь,- сказал я обиженно.
- Ещё спросить? - удивился он.
- Только кроме зубов.
- А как же зубы?
- Никак,- сказал я. Мне неприятен был этот вопрос.
- В таком случае посчитайте их,- сказал он, приготавливаясь смеяться.
- Сейчас посчитать?
- Пожалуйста,- сказал он, - я вам не буду мешать.
- Спросите что-нибудь другое,- сказал я.
- Ну хорошо,- сказал он,- хорошо. Сколько в черепе костей?
- В черепе?- переспросил я. Всё-таки я ещё надеялся проскочить.
Он кивнул головой. Как мне показалось, он опять приготовился смеяться.
Я сразу сказал:
- Две!
- Какие?
- Лоб и нижняя челюсть.
Я подождал, когда он кончит хохотать, и сказал:
- Верхняя челюсть тоже имеется.
- Неужели? - сказал он.
- Так в чём же дело?!- сказал я.
- Дело в том, что там есть ещё кости кроме этих.
- Ну, остальные не так значительны, как эти,- сказал я.
- Ах, вот как! - сказал он весело.- По-вашему, значит, самая значительная - нижняя челюсть?
- Ну, не самая...- сказал я,- но тем не менее это одна из значительнейших костей в человеческом лице...
- Ну, предположим,- сказал он весело, потирая руки,- ну, а другие кости?
- Другие я забыл,- сказал я.
- И вспомнить не можете?
- Я болен,- сказал я.
- Что же вы сразу не сказали, дорогой мой!
Я думал, он мне сейчас же тройку поставит, раз я болен. И как это я сразу не догадался! Сказал бы - голова болит, трещит, разламывается, разрывается на части, раскалывается вся как есть...
А он этак весело-весело говорит:
- Вы костей не знаете.
- Ну и пусть! - говорю. Не любил я этот предмет!
- Мой милый,- сказал он,- моё восхищение вами перешло всякие границы. Я в восторге! До свидания! Жду вас!
Он с чувством пожал мне руку. Но он не поставил мне никакой двойки, никакой единицы!
- До свидания! - сказал я.
Я помахал ему на прощание рукой, а уже возле дверей поднял кверху обе руки в крепком пожатии и помахал. Он был всё-таки очень симпатичный человек, что там ни говорите. Конечно, если бы он мне тройку поставил, он бы ещё больше симпатичный был. Но всё равно он мне нравился. Я даже подумал: уж не выучить ли мне в конце концов эту анатомию, а потом решил пока этого не делать. Я всё-таки еще надеялся проскочить!
Когда я к нему в третий раз явился, он меня как старого друга встретил, за руку поздоровался, по плечу похлопал и спросил, из чего глаз состоит.
Я ему ответил, что глаз состоит из зрачка, а он сказал, что это ещё не всё.
- Из ресниц! - сказал я.
- И всё?
Я стал думать. Раз он так спрашивает, значит, не всё. Но что? Что там ещё есть в глазу? Если бы я хоть разок прочёл про глаз! Я понимал, конечно, что бесполезно что-нибудь рассказывать, раз не знаешь. Но я шёл напролом. Я хотел проскочить. И сказал:
- Глаз состоит из многих деталей.
- Да ну вас! - сказал он.- Ведь вы же талантливый человек!
Я думал - он разозлится. Думал - вот сейчас-то он мне и поставит двойку. Но он улыбался! И весь он был какой-то сияющий, лучистый, радостный. И я улыбнулся в ответ - такой симпатичный старик!
- Это вы серьёзно,- спросил я,- считаете меня талантливым?
- Вполне.
- Может быть, вы мне тогда поставите тройку? - сказал я.- Раз я талантлив?
- Поставить вам тройку? - сказал он.- Такому способному человеку? Да вы с ума сошли? Да вы смеетесь! Пять с плюсом вам надо! Пять с плюсом!
- Не нужно мне пять,- сказал я.- Мне не нужно! - Какая-то надежда вдруг шевельнулась, что всё-таки он может мне эту тройку поставить.
- Вам нужно пять,- сказал он.- Только пять.
- По-вашему, выходит, вы лучше знаете, что мне нужно?
- Но вы не отчаивайтесь! Главное - не отчаивайтесь! Веселей глядите вперёд, и главное - не отчаивайтесь!
- Буду отчаиваться! - крикнул я.
- Не смейте отчаиваться,- сказал он весело, глядя мне в глаза, пожимая мне дружески руку.- Вам нужно приходить! Ещё! Всё время приходить!
- Зачем?
- Учиться!
- Я неспособный! - крикнул я. Он смотрел на меня и улыбался.
- Жду вас! - сказал он.- Всегда! С интересом! И он поднял обе руки в крепком пожатии высоко над головой, как это делал я совсем недавно.
(Следующий пост/Продолжение темы), (Юмор), (Содержание)