В армии со мной не происходило ничего мистического, если это не была сплошная мистика, кошмарный сон. Армия сидит занозой в моей памяти. Только недавно она перестала мне сниться. Каждый сон об армии был более чем кошмаром, как документальный фильм может быть гораздо страшнее художественного фильма ужасов. Армию я перетерпел. Можете представить себе ситуацию, когда вас полураздетого выгоняют на мороз. Первое ощущение, что - всё, не выжить, но рассудок подсказывает, что пока все выжили, нужно только съёжиться и терпеть. В голове осталось ощущение нелепости и маразма, уже описанного Кафкой. Но изложу всё по порядку.
До армии мне удалось закончить курсы военных водителей при ДОСААФ. Уже в поезде (по пути в часть) будущие водилы начали кучковаться и смотреть на остальных призывников как на откровенных неудачников. Я попал служить в Ленинград на Зимнюю канавку (Отдельный мотострелковый батальон особого назначения (борьба с диверсионными группами) - аналог московской дивизии ОМСДОН). Часть встретила криками старослужащих из окон: “Молодые, вешайтесь”. Первый месяц - курс молодого бойца. “Дедов” к нам не подпускали, но и не нянькались. Помню первый тяжелый день. В середине декабря нас вывезли на стрельбище. Снега в лесу было по пояс. Для начала побегали около часа. После разогрева выполняли команды, требующие падения в снег (типа “вспышка справа”), потом штурмовали противоположный берег реки по пластунски, потом нас положили на час в снег стрелять из автоматов пластиковыми пулями по мишеням, потом вывели в чисто поле и оставили на ветру ждать своей очереди. Через час принесли 3 мелкокалиберные винтовки и мы (50 человек) стали стрелять. Те, кто получил двойки, поползли через огромное поле и обратно. Путь по бесснежной (сильный ветер сдул весь снег) окаменевшей от мороза пахоте был не прост, но я им позавидовал. Вернулись они разгорячёнными, чего нельзя было сказать об оставшихся на ветру “отличниках”. Через час мы раскисли в электричке и еще через полтора стояли мокрые до нитки на улице около Финляндского вокзала в ожидании машин. Машины пришли через два часа. Всё это время у меня из головы не выходил зверски замученный фашистами генерал Карбышев: одежда на мне превратилась в лёд, и я старался удержаться в середине ледяной скорлупы. Наконец мы добрались до части, но новое испытание было не за углом. Наше отделение было послано после ужина чистить картошку. Это был наш первый опыт, и чистку мы закончили только к часу ночи.
На следующий день при первой же возможности каждый сбегал в санчасть: у кого были отморожены руки, у кого ноги, я же как обычно отреагировал бронхитом. Вечером, когда лейтенант Годун объявил о завтрашнем выезде на стрельбище, он получил кучу справок об освобождении от полевых учений. На это он отреагировал просто: “Кто ходил в санчасть - шаг вперед”. Вышли примерно 95%. Следующая команда: “Два шага вперёд те, кто ходил с разрешения своего сержанта.” Вышли трое-четверо. “Эти остаются дневальными, а остальные едут, поскольку нарушили Устав (хотя присягу мы принять не успели).” Так я неожиданно, но навсегда, избавился от хронического бронхита. Кроме того, за месяц я потерял весь свой избыточный вес - 27 кг. Большое спасибо лейтенанту Годуну.
Кроме этого курс молодого бойца мне запомнился постоянным чувством голода и слезливыми письмами товарищей домой, о которых они сами же рассказывали в “курилке”. Писали братьям, чтоб те хорошо учились и сделали всё, чтобы не попасть в армию, а родителям о том, что поняли, что такое родительская любовь (об этом рассказывалось даже “с соплями”).
Позже в сержантской учебке я как-то лежал с автоматом в полузамёршей грязной луже (команда “ложись”) и думал, что ещё полгода назад я был уверен, что человек не может перенести такие условия существования. Так я вступил в “школу жизни”.
(Следующий, Продолжение),
(Дефрагментация памяти),
(Армия),
(Содержание)