Феномен маршала Жукова

Nov 23, 2013 00:02

Посмотрел фильм "Жуков" (2012). Коротко:
1) Александр Балуев - потрясающий актёр;
2) отлично показан арест Берии;
3) как ни странно, из всех руководителей СССР, Сталин показан самым порядочным, причём каждый последующий лидер страны оказывался хуже предыдущего;
4) жизнь такого гиганта как маршал Жуков никакой фильм не опишет достаточно хорошо, но попытка была весьма достойная;
5) исторические недостоверности меня не коробили - не в них суть. Здесь я хочу "договорить" то, о чём, на мой взгляд, не удалось договорить авторам фильма.

Фильм "Жуков" вернул меня к размышлениям об одном из двух основных качеств души - силе духа. Напомню, что высокой силой духа может обладать и не очень чистая душа. Сила духа, вероятно, зарабатывается в массе перерождений и является своего рода рангом души - знаком уважения и поддержки духовными силами. Поддержка эта даёт право действовать, которое признают все те, кто не добрал уважения в предыдущих рождениях. Люди прекрасно ориентируются в проявлении силы духа и быстро подсознательно выстраиваются по рангу в любом неискусственно созданном коллективе. Вернее, коллектив как бы кристаллизуется вокруг своего вождя, в каком-то смысле повторяя его черты. Очень сильный духом человек, вторгаясь в такой коллектив, часто общается напрямую только с вождём, но заменить его в принципе не может. Для выживания он должен создать свой "кристалл". Это объясняет и то, почему Сталин уничтожил окружение Ленина, и почему Жуков не вписался в окружение Сталина, и ничтожность каждого последующего руководителя СССР, и даже развал государства с приходом Ельцина и его команды.

Судя по фильму, Жуков после войны не очень понимал причину ужасной неблагодарности со стороны правительства СССР. Авторы фильма похоже о причине знали, но передать нам своё ощущение не смогли. Это странно, так как им замечательно удалось передать страх ЦК КПСС перед Берией. Правда, это не тот страх, о котором в фильме разные люди намекают Жукову.

Дело в том, что бывают разные уровни страха, от животного страха смерти, до страха божьей кары. Страх перед Берией был близок к животному, и он понятен создателям фильма. Страх перед Жуковым сродни иррациональному, мистическому чувству - с виду он обычный человек, но каждый чувствовал истинный (духовный) ранг Жукова. Кстати, в фильме страх перед Сталиным по градации находится между страхом к Жукову и страхом к Берии. Согласно авторам фильма, на фоне Жукова Сталин - лилипутский король. На самом деле, я думаю, что страх перед Сталиным и Лениным были наивысшими мистическими страхами перед сильнейшими духом апокалиптическими зверями. Но это - отдельный вопрос, хотя он объясняет в какой-то мере страх самого Жукова перед Сталиным, который даже в фильме выглядит более естественным, чем страх Сталина перед Жуковым.

Если оставить в стороне авторский прокол с силой духа Сталина, подобное отношение правительства к своему герою-спасителю и его причины были хорошо показаны ещё Свифтом на примере взаимоотношений Гулливера и правительства лилипутов. По закону духовного развития именно коллектив лилипутов (со своим "сталиным") обычно оказывается у государственной власти. Естественно, что все члены правительства, кроме Сталина, панически боятся Жукова, и на фоне этого чувства вполне по-лилипутски то славят его, то пытаются "выколоть глаза". Жуков же, родившись в семье простого человека, пытается жить "как все", но он - другой, он - как Гулливер среди лилипутов.

Я ни в коей мере не сравниваю себя с Жуковым, но на своём примере мне легче передать то, что я понял. Всю жизнь люди приписывали мне агрессивные качества, которые я как мне представляется, никогда не проявлял. Только под старость, оглядываясь назад, я понял, что меня боялись многие мои товарищи и коллеги. Хулиганы в школе ловили меня, но только для того, чтоб сказать, что я должен "гонять всю школу" (что мне, сыну музыканта, и в голову не приходило). В армии "деды" были уверены, что после их дембеля я буду "гонять весь наш этаж" (около трёхсот человек), но я к этому не давал никакого повода, кроме того, что не позволил дедам бить меня, а позже и молодой призыв. В университете, как я узнал при поступлении в аспирантуру от доброжелателей, обо мне ходили абсолютно беспочвенные слухи, что якобы я периодически избиваю товарищей-студентов. Одна из студенток моего курса (спортсменка, выше меня на голову), оказывается, панически меня боялась. В Институте Академии Наук на учёном совете заслушивали вопрос о том, что я якобы угрожаю физической расправой одной пожилой сотруднице с целью освободить место жене. У меня в голове не умещается, как это можно было "высосать из пальца". Естественно, если бы это подтвердилось, то моей научной карьере пришёл бы конец. Не подтвердилось, но кто-то ведь искренне в это верил!

Когда я сдавал кандидатский минимум, при ответе по физиологии сна меня испугался специалист по данному вопросу, твердивший, что я всё говорю неверно. Хорошо, что там были и другие члены комиссии, и свою пятёрку я всё равно получил. Я просто впервые видел, как клинит человека на пустом месте. Позже меня боялась подруга моего покойного шефа - будущий академик АН России, а тогда заведующая лабораторией, где я проходил практику. Он мне сам об этом рассказывал. Кстати, она, в отличие от других, поставила диагноз: я - неуправляем. Так боятся огромного быка, если ему в нос ещё не вставлено кольцо. Шеф мой, если и боялся меня, был мною доволен: ещё будучи в аспирантуре, я снабдил лабораторию всем необходимым для научной работы (компьютеры, ламинар, инвертированный микроскоп, пэтч-кламповая установка, регистратор флуоресцентных сигналов, гранты, надбавка по 200$ к зарплате каждому сотруднику лаборатории, ежедневные кофе с сахаром и печеньем для создания творческой атмосферы), и даже в начале депрессивных 90-х я сделал полный ремонт во всех комнатах лпборатории, на что сосед-завлаб сказал, что мне нужно поставить золотой памятник. Сразу после аспирантуры мне предложили "старшего научного сотрудника" (в АН СССР; это вместо обычного старшего лаборанта), и я стал заместителем заведующего лаборатории, а после его первого инсульта я даже в течение года исполнял его обязанности.

С моим переездом в США ситуация в смысле страха не изменилась. Равные отношения у меня были только с моим первым шефом. Наверно мы с ним примерно одного уровня силы духа. Ненормальных же отношений по-прежнему хватало. Особенно это проявлялось на интервью на новые позиции или вскоре после них. При этом я всегда пытался вести себя максимально вежливо. Второй американский шеф меня при первой встрече не испугался, но прошептал: "О, ты большой", в чём потом не признавался, когда я спустя много лет спрашивал, что он имел в виду.

Поведение всех тех людей, кто меня искренне боялся, я могу объяснить только страхом перед моей неуправляемостью. При этом это не страх перед моей внешностью ( я был вполне симпатичным парнем среднего роста и весом менее 80 кг), да и воспитан я неплохо (мои родители - преподаватели). Это был страх перед тем, что проявляется в поведении как неуправляемость - перед моей внутренней силой. По той же причине масса людей любила меня - грех жаловаться (смотрите "В поисках любви"). Помню как я опоздал на банкет в Бохуме (Германии). В результате, в огромном ресторане я последним шёл с тарелкой всяких вкусностей к своему столику. В какой-то момент я понял, что потерял ориентацию, остановился и осмотрелся. В то же время все, включая сидевших за отдельным столом корифеев, замолчали и уставились на меня. А одна едва знакомая чешка встала, подошла ко мне и поцеловала. У нас не было никаких отношений ни до, ни после этого.

Надо сказать, что я мало в ком признавал внутреннее превосходство. Могу выделить только своего дядю (начальника шахты, а затем министерского работника и, позже, мэра небольшого города), нашего ротного, затравленного начальством капитана Сотника, и академиков Александра Даниловича Ноздрачёва и Платона Костюка. Моя суть проявилась в моей научной работе: (1) я брался за новые темы (не популярные и поэтому рискованные), доводил их до публикаций и заявок на гранты, но как исследователь я выглядел при этом нецелеустремлённым; (2) я не боялся критиковать корифеев, когда они делали очевидные глупости. В общем, карьера моя не задалась, да и не могла она быть нормальной. Я не получил в США ни одного гранта более 200 000$ и знаю от своего шефа, что просто один большой человек в моей научной области был категорически против этого. Что делать, в моём поведении наверняка сказывались мои предыдущие жизни.

Я рассказал это собственно к тому, чтобы на примере отношения к простому человеку. Что же должны были испытывать к такому гиганту духа как Жуков окружавшие его правительственные пигмеи? Я не знаю, сколько жизней он прожил, чтобы достичь этой силы духа - ранга души, дающего внутреннее право не быть "тварью дрожащей". Ясно, только, что выйти к вершинам государственного аппарата такие люди могут только в результате революции или будучи призваны во время страшного кризиса (например, войны). После кризиса они уничтожаются, как Блюхер, Фрунзе, Чапаев (я практически уверен, что это дело рук его нового комиссара), генералы из окружения Жукова и многие другие. Послевоенная судьба Жукова, к сожалению, - закономерность. Сталин говорил, что бывших генералов не бывает, и избавлялся от них, а у лилипутов другая тактика - "связать и выколоть глаза". Берегите себя. Держитесь над суетой. Суета - не грех, но признак внутреннего убожества.

(Следующий пост), (Продолжение темы), (Околофилософское), (Содержание)

Искусство, Политика, Сталин, Русь, Околофилософское

Previous post Next post
Up