Точка зрения. Протоиерей Константин Островский.
Протоиерей Константин Островский - настоятель Успенского храма в Красногорске; благочинный церквей Красногорского округа; председатель епархиального отдела по реставрации и строительству.
... Община - это общая жизнь, и она свойственна не Церкви, а вообще человеческому сообществу. Люди вместе живут, вместе работают в силу семейных, хозяйственных, производственных уз, и если эти люди еще и живут единой религиозной жизнью, то они будут одновременно и церковной общиной.
В каком смысле можно говорить об общине в современном обществе? То, что у нас на приходе постоянно много людей - не главное. У старца Алексея Мечева тоже был большой приход, но была и община, «покаяльная семья» - уникальное явление, связанное с его личными, исключительными духовными дарованиями.
Он действительно был духоносным старцем, у него был особый дар видеть души людей, при этом он был удивительно душевно теплый человек, людям было с ним хорошо. И вот они собрались вокруг него, создалась община; там были и совместное времяпровождение, и кружки, и социальная работа, но центром была личная внутренняя духовная жизнь: молитва, борьба со страстями - под руководством святого старца.
Много таких общин? Я думаю, мало, и всегда было и будет мало. Ставить перед собой задачу создать духовную общину, «покаяльную семью», как на Маросейке, - это безумная гордость или, в лучшем случае, отсутствие духовного опыта. Праведный Алексей Мечев, кстати, такой задачи и не ставил; он, вообще, первые восемь лет служил в пустой церкви.
И это для нас как раз образец: главное дело настоятеля - наладить в храме богослужение. В том числе требы. К ним иногда относятся с пренебрежением, но ведь требы тоже часть церковного богослужения. Помню, когда я служил на Дальнем Востоке, священников было очень мало, а требования начальства большие, порой служили целыми неделями вообще без выходных. Конечно, я очень уставал, поначалу внутренне роптал, но потом как-то подумал: «Что плохого, послужу еще один молебен или панихиду, ведь это же молитва Богу».
Если в храме есть дети, то любой настоятель захочет создать воскресную школу. Но у каждого священника разные способности. Кто-то умеет ярко, интересно рассказывать, кто-то хорошо устраивает паломничества, детские лагеря и так далее. Вот нам послал Бог еще в 90-х годах трех детских музыкальных педагогов. Они создали Детскую церковную музыкальную школу, где сейчас около 350 человек. Не было бы этих педагогов, что же, как-то нарочно создавать, для отчетности? Все должно быть органично - не то, что я придумал, а то, что Бог дал.
... Любовь врача проявится в том, что он будет стараться, учиться, повышать квалификацию и каждый день что-то делать, чтобы больные выздоравливали. Я это понял, и теперь на первое место стараюсь ставить не взаимоотношения, а служение.
Вот меня Бог поставил служить, я служу. Бог послал кого-то вместе со мной нести приходское служение, мы вместе несем это служение. Как Христос сказал, когда Матерь Божия и братья хотели к нему пройти, а народ не пускал: «Кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь». Можно перефразировать слова Христа и сказать, что, когда кто-то делает со мной единое дело, тот мне брат, и сестра, и мать. Если нужно, давайте называть это общиной.
Но человеческие отношения складываются по-разному, кто-то, может быть, важнейший сотрудник, а отношений близких нет. И здесь нужно действовать, как на войне - стоит одна рота, рядом другая, фронт держат. Я, может быть, с соседним капитаном не приятель, может, я любитель поболтать, а он молчун, но, когда нужно, мы делаем общее дело, помогаем друг другу, жизнью жертвуем друг за друга. Я думаю, что это важнее, чем всякие искусственные мероприятия.
На маленьких приходах община создается естественно. Если на великий праздник на службе всего 40 человек, потом можно вместе с настоятелем сесть, попить чай, все друг друга знают. Но если завтра людей стало 140, разве это повод для огорчения, что же нам теперь разгонять их? Сколько Бог послал - все наши.
Потом, у любого священника есть люди, с которыми он вместе исполняет служение, ведет дела на приходе, а есть просто прихожане, у которых нет дел на приходе. Но что же, чем они хуже? Если человек у нас не работает и денег не получает, а приходит только на литургию, разве это плохо? Почему надо всех затаскивать обязательно, чтобы при храме работали? Если человек может поучаствовать в приходской жизни делами - хорошо, только молитвой - тоже хорошо. И обстоятельства у всех разные.
У нас одно время действовала служба милосердия. Были две девушки, профессиональные медсестры по уходу, и они несли у нас это служение. Потом одна из них ушла в монастырь, другая окончила институт, вышла замуж, и теперь работает детским врачом-дефектологом. Не жалеть же нам теперь, что одна ушла в монастырь, а другая еще больше стала трудиться, только не под нашим флагом, и я не могу это внести в отчётность? Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом, делать то, что ему Бог поручил.
Человек должен использовать те дарования, которые ему дал Бог. Вот если Бог дал священнику дар иконописания - он и молитвенник, и служит, исполняет свои священнические обязанности, а в остальное время пишет иконы. Что же, надо обязательно загнать его в миссионеры, чтобы люди спали на его занятиях?
... В Церкви на Руси так издревле сложилось, что все приходские священники были духовниками. Само по себе это ни хорошо и ни плохо; важно не изображать из себя старца. Принять исповедь у человека, сознавая свою малоопытность, не лезть с советами, а просто помолиться - для этого не обязательно быть большим подвижником и тем более прозорливым старцем. Дай совет: «Потерпи, помолись, Бог милостив», - не ошибёшься. Совершать таинства, сочувственно выслушивать людей и молиться о них - это отнюдь не маловажно, и это обязанность любого приходского священника.
Но чтобы давать духовные советы, нужно самому иметь духовный опыт, и тогда можно им делиться. Если я думаю, что имею дар давать советы, это уже само по себе опасно, и стоит подумать, почему я так думаю, и кто мне такие мысли внушает. Но вообще долг каждого христианина, не только священника, если к нему обращается человек, делится какой-то проблемой, подумать, что я могу ему подсказать, как помочь.
Нельзя навязывать свою волю - я тебе что-то посоветовал, теперь свято неси послушание. Послушание - тонкий вопрос. Суть послушания, если говорить в общем, состоит в том, что человеку каким-то образом открывается воля Божия, и он её - со скорбью или без скорби - но добровольно исполняет или принимает. Иногда всё сравнительно просто: дети должны слушаться родителей, подчинённые - начальников. В таких случаях старший может, а иногда и должен, требовать исполнения его распоряжений...
А вот духовное послушание, когда внешняя обязанность отсутствует, но я верю, что через слово такого-то человека мне возвещается воля Божия - это явление великое и в тоже время опасное. Как настоятелю мне по службе обязаны послушанием все сотрудники и даже прихожане храма. А слушаться моих советов в духовной жизни никто не обязан, и я не должен никому тут ничего навязывать.
Духовное послушание - это великий и трудный дар, причём дар не столько тому, кто говорит, сколько тому, кто слушает. Ещё попробуй понеси этот дар, ещё хочу ли я Божьей воли, а не своей. Воля Божия нередко противоположна нашей воле. Принять волю Божию навсегда и во всём - это прямой и быстрый путь к святости, как у преподобного Досифея. Нам до этого далеко, как от земли до неба.
Но бывает дар поменьше, когда у христианина есть доверие к какому-нибудь священнику, и он чувствует, что нужно, полезно для спасения души слушаться этого священника. Это тоже дар немалый и редкий, который нужно принять и хранить. Для сохранения дара пусть будет поменьше душевных отношений, поменьше «умиления» батюшкой и рассказов ему про свои переживания, поменьше рассказов окружающим о нём, нужно искренне исповедоваться, а получив совет духовника, стараться его исполнить.
Мы же в общении с духовником часто не ищем Божьей воли, а ищем, как нам лучше исполнить свою волю. Я хочу поступить в институт и говорю: «Батюшка, в какой институт поступать мне - в Рыбный или в Высшую школу экономики?» Я надеюсь, что если батюшка мне скажет «в Рыбный», то я в него поступлю. А если я не поступлю даже в Рыбный, то значит батюшка плохой и не духовный. Задавая вопросы своим духовникам, мы, как правило, ищем не спасения души, а успеха в житейских делах.
Есть опасность для духовника принять уважение и любовь со стороны паствы за признак своей духовной одарённости и едва ли не святости. И это искушение не так редко, как может показаться. Младостарчество - болезнь не только каких-то духовных монстров, а очень многих и многих из нас, и я ей не чужд. Здесь, я считаю, большое заблуждение, не только для молодых священников, но и для опытных, думать о себе, что это мои чада, что я их веду, я ими руковожу. Как один батюшка, хороший батюшка, кстати, про одного своего духовного сына сказал: «Это овощ с моего огорода». Такое отношение - ошибочно.
Представим житейскую ситуацию: иду я по улице, вижу, лежит человек, ногу сломал, чем могу, я должен помочь. Если я сам врач, значит, должен сразу перевязать, шину наложить, первую помощь оказать; если не умею - скорую помощь вызвать, постоять рядом, пока она приедет. Так и священник - стоит, исповедует, люди приходят с вопросами, куда их отправишь? Надо как-то отвечать. Но не настаивая, не толкая на какие-то непосильные подвиги, не ломая души людей.
Большая радость, что у нас сейчас изданы и даже переизданы жизнеописания святых старцев: Серафима Саровского, Оптинских отцов и многих других, а также современных подвижников. Но, читая эти книги, мы зачастую не учимся смирению, терпению, отсечению своей воли ради воли Божьей. Нам хочется, чтобы батюшка пришел, и стало так тепло-тепло, я ему все рассказала, и вся облилась слезами. И батюшке приятно вести себя, как старец из книжки, - пошутить, по голове два раза постучать: «Ну, что ты, дурочка, так расплакалась, все у тебя будет хорошо. Иди с миром».
Изображать можно все, что угодно, но это не имеет никакого отношения к делу. Серафима Саровского старцем делала не согбенность и не благостный лик, и не знаменитое «Радость моя, Христос воскресе!», а то, что он давал советы не от своего великого духовного опыта, а от Духа Святого, исполнявшего его простую и бесстрастную душу.
Поэтому что касается духовничества, то священник должен смотреть на это как на свое служение и обязанность, и с Божьей помощью нести его. А если он будет думать, что он пастырь, руководитель и чуть ли не спаситель - это дурной знак.
... в руководстве людьми (в том числе на приходе) - рамки должны быть жёсткими, а в рамках должно быть свободно. Например, у нас есть хор, я не интересуюсь, что они поют; регенты знают, что я не люблю, когда слишком витиевато, хочу, чтобы все слова были понятны. Для меня лучше всего, когда священник хор не замечает, а то, когда певчие поют слишком красиво или оригинально, это отвлекает от молитвы. Мы общаемся с нашими регентами, их несколько, и они это всё соблюдают, а в остальное я не вникаю - как им нравится, так и поют.
(Полностью интервью можно прочесть здесь)
(Следующий пост), (Содержание)
... Община - это общая жизнь, и она свойственна не Церкви, а вообще человеческому сообществу. Люди вместе живут, вместе работают в силу семейных, хозяйственных, производственных уз, и если эти люди еще и живут единой религиозной жизнью, то они будут одновременно и церковной общиной.
В каком смысле можно говорить об общине в современном обществе? То, что у нас на приходе постоянно много людей - не главное. У старца Алексея Мечева тоже был большой приход, но была и община, «покаяльная семья» - уникальное явление, связанное с его личными, исключительными духовными дарованиями.
Он действительно был духоносным старцем, у него был особый дар видеть души людей, при этом он был удивительно душевно теплый человек, людям было с ним хорошо. И вот они собрались вокруг него, создалась община; там были и совместное времяпровождение, и кружки, и социальная работа, но центром была личная внутренняя духовная жизнь: молитва, борьба со страстями - под руководством святого старца.
Много таких общин? Я думаю, мало, и всегда было и будет мало. Ставить перед собой задачу создать духовную общину, «покаяльную семью», как на Маросейке, - это безумная гордость или, в лучшем случае, отсутствие духовного опыта. Праведный Алексей Мечев, кстати, такой задачи и не ставил; он, вообще, первые восемь лет служил в пустой церкви.
И это для нас как раз образец: главное дело настоятеля - наладить в храме богослужение. В том числе требы. К ним иногда относятся с пренебрежением, но ведь требы тоже часть церковного богослужения. Помню, когда я служил на Дальнем Востоке, священников было очень мало, а требования начальства большие, порой служили целыми неделями вообще без выходных. Конечно, я очень уставал, поначалу внутренне роптал, но потом как-то подумал: «Что плохого, послужу еще один молебен или панихиду, ведь это же молитва Богу».
Если в храме есть дети, то любой настоятель захочет создать воскресную школу. Но у каждого священника разные способности. Кто-то умеет ярко, интересно рассказывать, кто-то хорошо устраивает паломничества, детские лагеря и так далее. Вот нам послал Бог еще в 90-х годах трех детских музыкальных педагогов. Они создали Детскую церковную музыкальную школу, где сейчас около 350 человек. Не было бы этих педагогов, что же, как-то нарочно создавать, для отчетности? Все должно быть органично - не то, что я придумал, а то, что Бог дал.
... Любовь врача проявится в том, что он будет стараться, учиться, повышать квалификацию и каждый день что-то делать, чтобы больные выздоравливали. Я это понял, и теперь на первое место стараюсь ставить не взаимоотношения, а служение.
Вот меня Бог поставил служить, я служу. Бог послал кого-то вместе со мной нести приходское служение, мы вместе несем это служение. Как Христос сказал, когда Матерь Божия и братья хотели к нему пройти, а народ не пускал: «Кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь». Можно перефразировать слова Христа и сказать, что, когда кто-то делает со мной единое дело, тот мне брат, и сестра, и мать. Если нужно, давайте называть это общиной.
Но человеческие отношения складываются по-разному, кто-то, может быть, важнейший сотрудник, а отношений близких нет. И здесь нужно действовать, как на войне - стоит одна рота, рядом другая, фронт держат. Я, может быть, с соседним капитаном не приятель, может, я любитель поболтать, а он молчун, но, когда нужно, мы делаем общее дело, помогаем друг другу, жизнью жертвуем друг за друга. Я думаю, что это важнее, чем всякие искусственные мероприятия.
На маленьких приходах община создается естественно. Если на великий праздник на службе всего 40 человек, потом можно вместе с настоятелем сесть, попить чай, все друг друга знают. Но если завтра людей стало 140, разве это повод для огорчения, что же нам теперь разгонять их? Сколько Бог послал - все наши.
Потом, у любого священника есть люди, с которыми он вместе исполняет служение, ведет дела на приходе, а есть просто прихожане, у которых нет дел на приходе. Но что же, чем они хуже? Если человек у нас не работает и денег не получает, а приходит только на литургию, разве это плохо? Почему надо всех затаскивать обязательно, чтобы при храме работали? Если человек может поучаствовать в приходской жизни делами - хорошо, только молитвой - тоже хорошо. И обстоятельства у всех разные.
У нас одно время действовала служба милосердия. Были две девушки, профессиональные медсестры по уходу, и они несли у нас это служение. Потом одна из них ушла в монастырь, другая окончила институт, вышла замуж, и теперь работает детским врачом-дефектологом. Не жалеть же нам теперь, что одна ушла в монастырь, а другая еще больше стала трудиться, только не под нашим флагом, и я не могу это внести в отчётность? Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом, делать то, что ему Бог поручил.
Человек должен использовать те дарования, которые ему дал Бог. Вот если Бог дал священнику дар иконописания - он и молитвенник, и служит, исполняет свои священнические обязанности, а в остальное время пишет иконы. Что же, надо обязательно загнать его в миссионеры, чтобы люди спали на его занятиях?
... В Церкви на Руси так издревле сложилось, что все приходские священники были духовниками. Само по себе это ни хорошо и ни плохо; важно не изображать из себя старца. Принять исповедь у человека, сознавая свою малоопытность, не лезть с советами, а просто помолиться - для этого не обязательно быть большим подвижником и тем более прозорливым старцем. Дай совет: «Потерпи, помолись, Бог милостив», - не ошибёшься. Совершать таинства, сочувственно выслушивать людей и молиться о них - это отнюдь не маловажно, и это обязанность любого приходского священника.
Но чтобы давать духовные советы, нужно самому иметь духовный опыт, и тогда можно им делиться. Если я думаю, что имею дар давать советы, это уже само по себе опасно, и стоит подумать, почему я так думаю, и кто мне такие мысли внушает. Но вообще долг каждого христианина, не только священника, если к нему обращается человек, делится какой-то проблемой, подумать, что я могу ему подсказать, как помочь.
Нельзя навязывать свою волю - я тебе что-то посоветовал, теперь свято неси послушание. Послушание - тонкий вопрос. Суть послушания, если говорить в общем, состоит в том, что человеку каким-то образом открывается воля Божия, и он её - со скорбью или без скорби - но добровольно исполняет или принимает. Иногда всё сравнительно просто: дети должны слушаться родителей, подчинённые - начальников. В таких случаях старший может, а иногда и должен, требовать исполнения его распоряжений...
А вот духовное послушание, когда внешняя обязанность отсутствует, но я верю, что через слово такого-то человека мне возвещается воля Божия - это явление великое и в тоже время опасное. Как настоятелю мне по службе обязаны послушанием все сотрудники и даже прихожане храма. А слушаться моих советов в духовной жизни никто не обязан, и я не должен никому тут ничего навязывать.
Духовное послушание - это великий и трудный дар, причём дар не столько тому, кто говорит, сколько тому, кто слушает. Ещё попробуй понеси этот дар, ещё хочу ли я Божьей воли, а не своей. Воля Божия нередко противоположна нашей воле. Принять волю Божию навсегда и во всём - это прямой и быстрый путь к святости, как у преподобного Досифея. Нам до этого далеко, как от земли до неба.
Но бывает дар поменьше, когда у христианина есть доверие к какому-нибудь священнику, и он чувствует, что нужно, полезно для спасения души слушаться этого священника. Это тоже дар немалый и редкий, который нужно принять и хранить. Для сохранения дара пусть будет поменьше душевных отношений, поменьше «умиления» батюшкой и рассказов ему про свои переживания, поменьше рассказов окружающим о нём, нужно искренне исповедоваться, а получив совет духовника, стараться его исполнить.
Мы же в общении с духовником часто не ищем Божьей воли, а ищем, как нам лучше исполнить свою волю. Я хочу поступить в институт и говорю: «Батюшка, в какой институт поступать мне - в Рыбный или в Высшую школу экономики?» Я надеюсь, что если батюшка мне скажет «в Рыбный», то я в него поступлю. А если я не поступлю даже в Рыбный, то значит батюшка плохой и не духовный. Задавая вопросы своим духовникам, мы, как правило, ищем не спасения души, а успеха в житейских делах.
Есть опасность для духовника принять уважение и любовь со стороны паствы за признак своей духовной одарённости и едва ли не святости. И это искушение не так редко, как может показаться. Младостарчество - болезнь не только каких-то духовных монстров, а очень многих и многих из нас, и я ей не чужд. Здесь, я считаю, большое заблуждение, не только для молодых священников, но и для опытных, думать о себе, что это мои чада, что я их веду, я ими руковожу. Как один батюшка, хороший батюшка, кстати, про одного своего духовного сына сказал: «Это овощ с моего огорода». Такое отношение - ошибочно.
Представим житейскую ситуацию: иду я по улице, вижу, лежит человек, ногу сломал, чем могу, я должен помочь. Если я сам врач, значит, должен сразу перевязать, шину наложить, первую помощь оказать; если не умею - скорую помощь вызвать, постоять рядом, пока она приедет. Так и священник - стоит, исповедует, люди приходят с вопросами, куда их отправишь? Надо как-то отвечать. Но не настаивая, не толкая на какие-то непосильные подвиги, не ломая души людей.
Большая радость, что у нас сейчас изданы и даже переизданы жизнеописания святых старцев: Серафима Саровского, Оптинских отцов и многих других, а также современных подвижников. Но, читая эти книги, мы зачастую не учимся смирению, терпению, отсечению своей воли ради воли Божьей. Нам хочется, чтобы батюшка пришел, и стало так тепло-тепло, я ему все рассказала, и вся облилась слезами. И батюшке приятно вести себя, как старец из книжки, - пошутить, по голове два раза постучать: «Ну, что ты, дурочка, так расплакалась, все у тебя будет хорошо. Иди с миром».
Изображать можно все, что угодно, но это не имеет никакого отношения к делу. Серафима Саровского старцем делала не согбенность и не благостный лик, и не знаменитое «Радость моя, Христос воскресе!», а то, что он давал советы не от своего великого духовного опыта, а от Духа Святого, исполнявшего его простую и бесстрастную душу.
Поэтому что касается духовничества, то священник должен смотреть на это как на свое служение и обязанность, и с Божьей помощью нести его. А если он будет думать, что он пастырь, руководитель и чуть ли не спаситель - это дурной знак.
... в руководстве людьми (в том числе на приходе) - рамки должны быть жёсткими, а в рамках должно быть свободно. Например, у нас есть хор, я не интересуюсь, что они поют; регенты знают, что я не люблю, когда слишком витиевато, хочу, чтобы все слова были понятны. Для меня лучше всего, когда священник хор не замечает, а то, когда певчие поют слишком красиво или оригинально, это отвлекает от молитвы. Мы общаемся с нашими регентами, их несколько, и они это всё соблюдают, а в остальное я не вникаю - как им нравится, так и поют.
(Полностью интервью можно прочесть здесь)
(Следующий пост), (Содержание)