«ТАНЕЦ С СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНЬЮ»
Начало
https://valafila.livejournal.com/37289.html Конец октября был дождливым и прохладным. Листья с деревьев уже почти все облетели. Они сложились в плотный желто-зелено-оранжевый наст вокруг деревьев и вдоль дорожки, отчего она стала скользкой. Я любила эту длинную, всю в кустарниках и деревьях, аллею вдоль главного проспекта города. По дороге на занятия или после я нередко выходила на несколько остановок раньше и шла километр, два или три пешком, в зависимости от своего состояния, настроения и имеющегося времени. Я чувствовала себя то Машенькой, идущей через лес к бабушке, то Настенькой, которую по требованию злой мачехи отец отправил в гремучие чащи, то Марьюшкой, пробирающейся через буераки в поисках своего возлюбленного Финиста-Ясного Сокола. По этой длинной дороге среди деревьев я словно уходила в свой отдельный мой мир от непонятного, чужого и недоброго - мира взрослых людей.
Однажды я шла так на свои пары по экономике и тихо плакала. Вдруг я услышала: - Валя, Валечка, что с тобой, девочка?
Внезапно я оказалась перед моим любимым преподавателем литературы. Она увидела меня еще из автобуса, мою неуверенную походку и почувствовала неладное.
Я еще больше расплакалась от ее теплого к себе обращения. Людмила Васильевна достала носовой платок из сумочки и стала вытирать мне слезы. Потом взяла меня за руку: - Какая ледяная! Ты же замерзла! Она сняла со своих рук перчатки и стала надевать их мне на руки. Перчатки никак не поддавались, потому что были малы мне.
- Ничего, это хорошая лайковая кожа, - растянется...
Ей все же удалось надеть свои перчатки на мои посиневшие руки. И это отвлекло меня от слез. И даже рассмешило: надо же такие изящные маленькие перчатки на моих руках! У меня таких никогда не было.
На пару я не пошла: Людмила Васильевна поговорила с преподавателем экономики и отвела меня к себе в библиотеку, напоила чаем. И спросила: - Хочешь рассказать?
Это был мой первый разговор с ней не о литературе, а о жизни. Моей - совсем юной и уже такой печальной. Я словно исповедалась ей о неудавшейся первой любви, о непонимании и предательстве подруги, о невозможности рассказать все родителям, их непонимании и нежелании понимать меня.
Людмила Васильевна слушала меня спокойно и молчала. Но ее глаза смотрели так тепло, что я тоже успокоилась.
Она достала из шкафа пластинку, включила радиолу, и ушла. Я впервые услышала Пятую симфонию Бетховена. С тех пор во всех сложных жизненных ситуация я слушаю эту музыку.
Людмила Васильевна вернулась, убрала пластинку, села рядом и стала говорить мне о том, что я очень хорошая девушка, что у меня добрая душа и чистое сердце. И еще что я очень красивая. И это накладывает на меня огромную ответственность, но не перед кем-то и даже не перед родителями, а только перед самой собой. Она говорила так спокойно и уверенно, будто знала всю мою жизнь с момента рождения. После моего отца, которому я верила и на кого безусловно полагалась в свои детские годы до того ужаснувшего меня момента, это был первый человек, в чьей искренности я ни на минуту не сомневалась. Я не могу назвать этот разговор с Людмилой Васильевной поворотным в моей жизни. Но я как-то постепенно начала осознавать свою индивидуальность и значимость. И хотя моя жизнь текла в том же русле - учеба, уроки, моя обязательная работа по дому и даже танцы... не в ансамбле, потому то с учебой невозможно было ездить на концерты. Я танцевала на конкурсах за техникум и на всех мероприятиях... Но моя мама, наверное, материнским инстинктом, почувствовала происходящие во мне перемены и, похоже, они ее насторожили. У нас с ней по-прежнему не было душевных откровенных разговоров, мы обе выполняли свои роли матери и дочери, как их понимал каждый их нас.
Мама неожиданно предложила мне поехать в гости к дяде-летчику. Тому самому, от второго брака моего героя-деда. Не могу сказать, что у отца со своим сводным братом и его семьей были сильно родственные отношения. Лишком они были разными по социальному статусу и возможностям, по образу жизни и материальному положению. Дед-герой вложил в своего сына от второго брака все свои воинские дивиденды. Моему отцу пришлось строить свою более или менее благополучную жизнь самому. Но заезжали они к нам периодически и с ночевкой. Гарнизон, где дислоцировался летный полк дядюшки, находился относительно недалеко от нас. Жена дядюшки преподавала там русский язык, как иностранный, для студентов-летчиков со всех дружественных нашему СССР стран. Они с мамой легко нашли общий язык и быстро подружились.
Военный летчик
Я должна была догадаться о цели моей поездки к ним. Так моя мать решала судьбу своей единственной дочери - на восемнадцатом году жизни и без пяти минут специалиста-экономиста. «Мама, я летчика люблю. Мама, за летчика пойду...». Но только не со мной, наивной и непроходимой..., которая сроду не понимала ни намеков, ни полуслов. Мне, доверчивой и примитивной в женских уловках, надо было объяснять все прямо. Чего моя мама никак не могла понять и принять. И объяснять она мне ничего не собиралась по той же причине возможных неудобных вопросов с моей стороны.
Дядюшка с тетушкой встретили меня радушно. Я познакомилась со своими двумя сводными двоюродными младшими братьями. За ужином мы весело болтали о разном. Я под музыку показывала свои танцевальные таланты. А они с улыбкой смотрели на меня и обсуждали, с кем меня надо познакомить: Валерой из первой бригады или Борисом из пятой.
Неожиданно в дверь позвонили. За чем-то пришел студент иностранец. Его сразу посадили за стол, представили меня. Он не очень хорошо говорил по-русски, но свой восторг мною выразить сумел.
Я побыла еще пару-тройку дней в гостях у новых родственников. Больше меня ни с кем не знакомили. Студент-иностранец заходил еще раз, чтобы что-то передать тетушке и выразить мне свое восхищение. Потом я уехала домой.
Моя учеба в техникуме подходила к концу. Я начала писать дипломную работу по какому-то техпромфинплану. Параллельно началась практика в экономическом отделе обувного комбината. С первой минуты моего знакомства с «дамами» из планово-экономического отдела, необъятными по размерам, с «химией» у всех на головах, с запахом французских духов «Клима» и известной селедкой «под шубой», я поняла, что никогда и ни за что не буду здесь работать и вообще никаким экономистом я быть не хочу. Они тоже почуяли мое «расположение». Самая главная и большая спросила: ты отличница? Я кивнула. «Ну вот тебе данные, составляй техпромфинплан все два месяца практики», - сказала она и подала мне толстую папку с экономическими показателями комбината за какой-то из прошлых годов. Конечно, это не был основной плановый документ предприятия. Это была его финансовая часть с уже заданными показателями. Поэтому мне оставалось только просчитать все показатели по определенному алгоритму, свести дебет с кредитом так, чтобы они сошлись в итоге «даже на копейку». Это было не сложно и не потому, что я такая умная. Кто - в теме, понимает.
Я пришла через неделю с готовой работой. Тогда меня послали на производство делать нормирование рабочего дня обувщиков. Работа тоже не сложная. По окончании практики самая главная и большая начальница отдела предложила мне место работы в их отделе. Она готова была отправить на меня запрос в техникум. И очень была удивлена моим отказом.
Мои родители тоже меня не поняли, маме особенно не понравился мой настрой учиться дальше в вузе. Она так и сказала: «Хватит с тебя техникума!». И она также неприятно была удивлена моим твердым решением учиться дальше. Не знаю, почему я также твердо ответила ей, что уеду поступать в другой город и как можно дальше от дома. Отец молча слушал наш неприятный диалог, потом вынес свое решение - пусть учится, раз хочет.
Я все еще не догадывалась о том, что, взрослея, становясь личностью со своими, отличными от их, интересами, я, как и они мне, становлюсь неудобной для своих родителей, для их привычного образа жизни, который они ни за что и ни при каких обстоятельствах не намерены менять. Глубоко в своем сердце я продолжала надеяться на их ответную любовь и любила своих родителей, как самых родных и единственных. И больше всего мне нужны были мамина поддержка и тепло.
...Однажды вечером отец зашел ко мне в комнату и с вопросительным выражением лица сказал - «там два каких-то молодых иностранца... к тебе». Это был тот самый иностранный студент-летчик из дядюшкиного гарнизона, с другом.
- Папа, я не знаю, зачем он приехал и как он нашел меня, - удивилась я этому неожиданному визиту. - Я видела его дома у дяди только дважды.
Но мама уже пригласила «людей издалека» в наш дом.
Vala Fila