Мятеж во имя закона. II. Август 1991-октябрь 1993. Дворцы.
Ельцин
Президент США Никсон был отстранён от власти в результате одного Уотергейта. У Ельцина было множество больших и малых уотергейтов. Возможно, первый случился ещё тогда, в канун 75-летия Брежнева, когда Свердловский обком явно перестарался с подарком - сверхдорогим золотым портсигаром для юбиляра. Генсек на эту угодливую ретивость внимание обратил и оценил её как чрезмерную. От подарка отказался, что по правилам партаппарата значило для незадачливого дарителя никак не менее одного уотергейта.
По тем же правилам партаппарата уотергейт, случившийся в октябре-ноябре 1987 года после неудачной атаки на Лигачева, означал для Ельцина политическую смерть. Его политический труп был захоронен в ноябре 1987 года на пленуме с соблюдением всех подобающих ритуалов, в коих сам Ельцин принял участие в роли растерянного кающегося грешника.
Потом было знаменитое весёлое выступление в США, провалы в хозяйственной политике, обещание лечь на рельсы в случае поднятия цен и новые провалы в хозяйственной политике, прямое соучастие в разрушении союзного государства вопреки итогам всесоюзного референдума, высказанное вслух пожелание разогнать к чёртовой матери высший властный орган государства. Для любого "нормального" политика каждый из этих эпизодов неминуемо означал бы как минимум конец политической карьеры. Но странное дело: все эти эпизоды, по своему смыслу равные никсоновскому Уотергейту и даже превосходящие его, сходили с Ельцина как с гуся вода и иногда даже вели к росту его популярности. Чем хуже вёл себя этот человек для "нормального" политика, тем лучше воспринимался большинством общества.
Удивительный феномен Ельцина объясняется тем, что он жил в удивительной стране. Великий конфликт между работником и собственником жителям этой удивительной страны был давно уже неведом. Следовательно, здесь довлели другие противоречия и конфликты.
Самарский рабочий Григорий Исаев, создававший "партию диктатуры пролетариата (большевистскую)", в дни августовского "путча" был на стороне Ельцина. С точки зрения Григория Исаева, его любимый класс "Пролетариат" должен был во что бы то ни стало свергнуть класс "Администрацию". С точки зрения Ельцина, его предназначение состояло в свержении "административно-командной системы".
Оба они - сторонник частной собственности Ельцин и её противник Исаев - несли в себе одно и то же настроение, одну и ту же идеологию, которую Ельцин называл демократизмом, а Исаев пролетаризмом. В основе пролетаризма - ненависть синего "воротничка" к белому "воротничку", доходящая до готовности посадить себе на шею ещё и класс собственников, лишь бы напакостить опостылевшим "захребетникам" в лице управленца, инженера, прораба, мастера, не говоря уже о политиках. Вот почему рейтинг Ельцина среди низкоквалифицированных работников становился тем больше, чем меньше этот политик соответствовал облику политика.
До поры лозунг свержения "командно-административной системы" отвечал чаяниям и большинства так называемых "белых воротничков". Ибо он означал слом сложившейся за три послесталинских десятилетия системы, в которой под вывеской социализма господствовал извращенный принцип приоритетности физического труда перед умственным, простого перед сложным. Система, в которой в век научно-технической революции инженер зарабатывал меньше рабочего, хирург меньше подмастерья, - такая тупиково-застойная система подлежала ликвидации и замене. Поэтому разрушитель Ельцин в принципе устраивал и служащих, управленцев, администраторов, инженеров, квалифицированных работников. С одной только оговоркой. Она состояла в том, что этот политик в угоду пролетаристам действует хотя и в нужном (то есть в разрушительном) направлении, но слишком уж разрушительно, слишком быстро, чересчур прямолинейно. Все ожесточённые споры между Ельциным и политической оппозицией в принципе сводились к вопросу о темпах и методах разрушений, а отнюдь не о целесообразности самого развала. Так продолжалось довольно долго.
В августе 1991 года, когда пролетарист Григорий Исаев по заказу Ельцина призывал рабочих к политической забастовке, генеральный директор (то есть, по терминологии пролетариста Исаева, "феодал-администратор") завода "Квант" Александр Цветков помогал организовывать митинг против ГКЧП, в поддержку Ельцина.
Но прошло немного времени, и директор Цветков перед лицом все большего развала производства пригласил к себе на завод Руслана Хасбулатова.
Прошло немного времени, и президент Ельцин поехал на московский автозавод за помощью в разгоне Советов, ставших в его глазах оплотом "административно-командной системы" (ранее воплощавшейся в облике КПСС).
Ставка на пролетаризм, на ненависть рабочего к слою управленцев как таковых, безотносительно к тому, служат ли они капиталисту-собственнику или всему обществу,- эта ставка всегда была для Ельцина выигрышной. Она позволяла тому, кто запрещал партии и разгонял представительную власть, выглядеть демократом. Она обеспечивала сочувствие "низов" общества. И она же обязывала постоянно кого-то из начальства "разгонять" - секретарей московских райкомов, всю КПСС, депутатов Верховного Совета, все вообще Советы...
Политик Ельцин оставался политиком, пока рубил гордиевы узлы, даже не завязанные.
Уже первые недели гайдаровских реформ изобличили, что пролетаристско-предпринимательский король разрушения гол в смысле отсутствия у него каких-либо созидательных альтернатив "системе". Наиболее дальновидные политики-экономисты вроде Петракова и Хасбулатова сочли за благо дистанцироваться от Гайдара. Петраков делает это через три дня после повышения цен в январе 1992 года. Хасбулатову хватает выдержки на полторы недели. 10 января 1992 года он отъезжает за 200 км от Москвы и внезапно "прозревает" в Рязани перед лицом грозящей экономической катастрофы. Спустя еще неделю - I7 января - общему испугу поддаётся и Ельцин, который также дистанцируется от Гайдара и выговаривает правительству реформ за невнимание к "социальным нуждам населения". Но ничего, кроме разрушения, предпринимательско-пролетаристский президент предложить взамен не может. Впрочем, он может кого-нибудь "разогнать".
К концу марта 1992 года полное отсутствие созидательных начал в реформах становится очевидно всем. По "правилу Ельцина" пора кого-то "разогнать". И уже в апреле этого года выясняется, что на заклание запланирована очередная партия друзей и союзников, на сей раз из Верховного Совета и депутатского корпуса РФ. Уже тот факт, что Ельцин выводит оттуда наиболее приближённых вроде Шахрая, а не использует их внутри депутатского корпуса для обуздания оппозиции, - уже этот факт и уже тогда однозначно сказал всем: топор над незавязанным гордиевым узлом занесён.
Соратники Ельцина, обречённые на показное жертвоприношение, искали спасение в двух направлениях. С одной стороны, пытались показать, что гордиев узел не завязан, не существует, подчёркивали отсутствие оснований для их заклания, клялись в любви и уважении президенту (Руцкой), в принципиальной верности реформам (Хасбулатов). С другой стороны, пытались для самозащиты опереться на какое-либо из массовых движений.
Второе было сделать не так уж и трудно. Уже к декабрю 1992 года (демонстрации на Васильевском спуске) обречённому парламенту удаётся оседлать уличное оппозиционное движение
в Москве.
Уличная оппозиция отдалась парламенту быстро и страстно, как романтичная женщина отдаётся понаторевшему в интригах ловеласу.
(Далее глава третья - "Расстановка сил")
Президент США Никсон был отстранён от власти в результате одного Уотергейта. У Ельцина было множество больших и малых уотергейтов. Возможно, первый случился ещё тогда, в канун 75-летия Брежнева, когда Свердловский обком явно перестарался с подарком - сверхдорогим золотым портсигаром для юбиляра. Генсек на эту угодливую ретивость внимание обратил и оценил её как чрезмерную. От подарка отказался, что по правилам партаппарата значило для незадачливого дарителя никак не менее одного уотергейта.
По тем же правилам партаппарата уотергейт, случившийся в октябре-ноябре 1987 года после неудачной атаки на Лигачева, означал для Ельцина политическую смерть. Его политический труп был захоронен в ноябре 1987 года на пленуме с соблюдением всех подобающих ритуалов, в коих сам Ельцин принял участие в роли растерянного кающегося грешника.
Потом было знаменитое весёлое выступление в США, провалы в хозяйственной политике, обещание лечь на рельсы в случае поднятия цен и новые провалы в хозяйственной политике, прямое соучастие в разрушении союзного государства вопреки итогам всесоюзного референдума, высказанное вслух пожелание разогнать к чёртовой матери высший властный орган государства. Для любого "нормального" политика каждый из этих эпизодов неминуемо означал бы как минимум конец политической карьеры. Но странное дело: все эти эпизоды, по своему смыслу равные никсоновскому Уотергейту и даже превосходящие его, сходили с Ельцина как с гуся вода и иногда даже вели к росту его популярности. Чем хуже вёл себя этот человек для "нормального" политика, тем лучше воспринимался большинством общества.
Удивительный феномен Ельцина объясняется тем, что он жил в удивительной стране. Великий конфликт между работником и собственником жителям этой удивительной страны был давно уже неведом. Следовательно, здесь довлели другие противоречия и конфликты.
Самарский рабочий Григорий Исаев, создававший "партию диктатуры пролетариата (большевистскую)", в дни августовского "путча" был на стороне Ельцина. С точки зрения Григория Исаева, его любимый класс "Пролетариат" должен был во что бы то ни стало свергнуть класс "Администрацию". С точки зрения Ельцина, его предназначение состояло в свержении "административно-командной системы".
Оба они - сторонник частной собственности Ельцин и её противник Исаев - несли в себе одно и то же настроение, одну и ту же идеологию, которую Ельцин называл демократизмом, а Исаев пролетаризмом. В основе пролетаризма - ненависть синего "воротничка" к белому "воротничку", доходящая до готовности посадить себе на шею ещё и класс собственников, лишь бы напакостить опостылевшим "захребетникам" в лице управленца, инженера, прораба, мастера, не говоря уже о политиках. Вот почему рейтинг Ельцина среди низкоквалифицированных работников становился тем больше, чем меньше этот политик соответствовал облику политика.
До поры лозунг свержения "командно-административной системы" отвечал чаяниям и большинства так называемых "белых воротничков". Ибо он означал слом сложившейся за три послесталинских десятилетия системы, в которой под вывеской социализма господствовал извращенный принцип приоритетности физического труда перед умственным, простого перед сложным. Система, в которой в век научно-технической революции инженер зарабатывал меньше рабочего, хирург меньше подмастерья, - такая тупиково-застойная система подлежала ликвидации и замене. Поэтому разрушитель Ельцин в принципе устраивал и служащих, управленцев, администраторов, инженеров, квалифицированных работников. С одной только оговоркой. Она состояла в том, что этот политик в угоду пролетаристам действует хотя и в нужном (то есть в разрушительном) направлении, но слишком уж разрушительно, слишком быстро, чересчур прямолинейно. Все ожесточённые споры между Ельциным и политической оппозицией в принципе сводились к вопросу о темпах и методах разрушений, а отнюдь не о целесообразности самого развала. Так продолжалось довольно долго.
В августе 1991 года, когда пролетарист Григорий Исаев по заказу Ельцина призывал рабочих к политической забастовке, генеральный директор (то есть, по терминологии пролетариста Исаева, "феодал-администратор") завода "Квант" Александр Цветков помогал организовывать митинг против ГКЧП, в поддержку Ельцина.
Но прошло немного времени, и директор Цветков перед лицом все большего развала производства пригласил к себе на завод Руслана Хасбулатова.
Прошло немного времени, и президент Ельцин поехал на московский автозавод за помощью в разгоне Советов, ставших в его глазах оплотом "административно-командной системы" (ранее воплощавшейся в облике КПСС).
Ставка на пролетаризм, на ненависть рабочего к слою управленцев как таковых, безотносительно к тому, служат ли они капиталисту-собственнику или всему обществу,- эта ставка всегда была для Ельцина выигрышной. Она позволяла тому, кто запрещал партии и разгонял представительную власть, выглядеть демократом. Она обеспечивала сочувствие "низов" общества. И она же обязывала постоянно кого-то из начальства "разгонять" - секретарей московских райкомов, всю КПСС, депутатов Верховного Совета, все вообще Советы...
Политик Ельцин оставался политиком, пока рубил гордиевы узлы, даже не завязанные.
Уже первые недели гайдаровских реформ изобличили, что пролетаристско-предпринимательский король разрушения гол в смысле отсутствия у него каких-либо созидательных альтернатив "системе". Наиболее дальновидные политики-экономисты вроде Петракова и Хасбулатова сочли за благо дистанцироваться от Гайдара. Петраков делает это через три дня после повышения цен в январе 1992 года. Хасбулатову хватает выдержки на полторы недели. 10 января 1992 года он отъезжает за 200 км от Москвы и внезапно "прозревает" в Рязани перед лицом грозящей экономической катастрофы. Спустя еще неделю - I7 января - общему испугу поддаётся и Ельцин, который также дистанцируется от Гайдара и выговаривает правительству реформ за невнимание к "социальным нуждам населения". Но ничего, кроме разрушения, предпринимательско-пролетаристский президент предложить взамен не может. Впрочем, он может кого-нибудь "разогнать".
К концу марта 1992 года полное отсутствие созидательных начал в реформах становится очевидно всем. По "правилу Ельцина" пора кого-то "разогнать". И уже в апреле этого года выясняется, что на заклание запланирована очередная партия друзей и союзников, на сей раз из Верховного Совета и депутатского корпуса РФ. Уже тот факт, что Ельцин выводит оттуда наиболее приближённых вроде Шахрая, а не использует их внутри депутатского корпуса для обуздания оппозиции, - уже этот факт и уже тогда однозначно сказал всем: топор над незавязанным гордиевым узлом занесён.
Соратники Ельцина, обречённые на показное жертвоприношение, искали спасение в двух направлениях. С одной стороны, пытались показать, что гордиев узел не завязан, не существует, подчёркивали отсутствие оснований для их заклания, клялись в любви и уважении президенту (Руцкой), в принципиальной верности реформам (Хасбулатов). С другой стороны, пытались для самозащиты опереться на какое-либо из массовых движений.
Второе было сделать не так уж и трудно. Уже к декабрю 1992 года (демонстрации на Васильевском спуске) обречённому парламенту удаётся оседлать уличное оппозиционное движение
в Москве.
Уличная оппозиция отдалась парламенту быстро и страстно, как романтичная женщина отдаётся понаторевшему в интригах ловеласу.
(Далее глава третья - "Расстановка сил")