Войска
Навязчивое представление об армии как о совершенно обособленной части общества, чистой от его пороков, сконденсировавшей в себе идеи патриотизма, государственности и народности, якобы кровно заинтересованной в воссоздании СССР и независимости страны, - такое представление определяло чувства и помыслы большинства уличной оппозиции. Ряд признаков показывают, что после 4 октября и многие пропрезидентски настроенные лица вообразили армию каким-то обособленным от общества организмом, способным якобы служить отдельной опорой нынешней власти. Всерьёз дискутируются вопросы, почему войска не пришли пораньше, чем они пришли, не туда, куда они пришли, почему президент и министр обороны не отдали таких-то приказов раньше, чем они их отдали, почему Гайдару не хватило войск и он позвал сторонников на митинг и так далее.
О том, что 3 октября перед Ельциным, Гайдаром и Грачевым самым трудным был вопрос не о том, как отобрать «элитные» войска, когда и куда их направить, а о том, послушаются ли войска их приказов,- об этом после 4 октября как-то забыли даже в пропрезидентских изданиях, ранее не грешивших обожествлением «войск».
Армия, как и любая госструктура, есть часть общества. В качестве таковой она пронизана всеми противоречиями, больна всеми болезнями своего о6щества. Общий расклад сил в обществе всегда почти точно копируется внутри армии. Этот простой механизм должен был определить позицию армии к 3 октября. К этому дню армия, как и всё общество, разделилась на три части:
Первая часть - самая малочисленная, но весьма активная - военнослужащие, которые из патриотических побуждений встали на сторону парламента. Например, несколько офицеров учебного батальона ПВО в Подольске 3 октября в 15 часов забрали оружие из оружейной комнаты одного подразделения и к вечеру прибыли на защиту Белого Дома.
Вторая часть - несколько более многочисленная - военнослужащие, которые из тех же патриотических побуждений, но понимаемых в политически противоположном направлении, хотели разгона парламента и желали поддержать "всенародно избранного президента".
Третья часть - самая многочисленная, составившая подавляющее большинство солдат и офицеров, - это те, кто не желал ни разгона, ни оставления парламента, ни укрепления, ни ослабления президента, а желал только продолжать жить по возможности в своё удовольствие, не подставляя лоб под пули и не встречаясь ни с каким "экстремизмом". Симпатии этой самой многочисленной группы всегда были на той стороне, которая требовала от неё меньших действий. Её настрой сразу после 21 сентября хорошо выражал министр обороны Грачев, постоянно говоривший о невмешательстве армии. Парламент же постоянно куда-то звал, требовал от военных физических, моральных и умственных усилий, чем вызывал антипатию.
Обусловленный общим соотношением сил в обществе перевес второй группы военнослужащих над первой не вызывал серьёзных сомнений. Поэтому если войскам суждено было вступить в конфликт, то большей частью на стороне президента. Но вплоть до утра 4 октября "висел" вопрос, удастся ли президенту и министру обороны преодолеть инертное сопротивление того абсолютного большинства военнослужащих, которое не желало вмешиваться никуда.
Поэтому не самодовольное потирание рук, а страх перед неудержимым тараном уличной оппозиции и тревожные сомнения в способности "войск" двинуться с места должны были определять атмосферу в окружении президента. Оно не только задумывалось над возможностью того, что все эти "элитные" части останутся стоять на месте, но и практически готовилось к раздаче оружия своим штатским сторонникам, к началу настоящей гражданской войны.
Именно эта угроза гражданской войны и, соответственно, утраты спокойной жизни в гарнизонах и явилась тем рычагом, которым министр обороны всё же сдвинул некоторые армейские части. Инертное армейское большинство согласилось 3 октября пойти побить не буржуев и не пролетариев, а «экстремистов», то есть на практике - тех, кого бить было легче, кто сам подставлялся, кого следовало устранить, дабы побыстрее обрести собственный желанный покой.
Разумеется, это не значит, что Ельцину и Грачеву удалось 3 октября преодолеть армейскую инерцию на сто процентов. В принципе сам основной вопрос - послушаются ли их войска - даже постфактум не прояснился полностью. Армия под угрозой потери мира в конфликт вступала, но как бы кряхтя и раскачиваясь, нередко впадая в глубокую задумчивость уже на боевой позиции. Так, командир мотострелкового батальона, "выдвинутого" в район Останкино ещё до перестрелки, долго и ворчливо жаловался на отсутствие здесь какого-то "штаба" и под этим предлогом под звуки начавшейся стрельбы так и увёл батальон от греха подальше. Большое число БТР просто катались по этому району взад-вперёд, не вступая в сражение. Десантники, коим положено за ночь быть чуть ли не в Америке, в ту ночь с трудом преодолели 200 километров до Москвы. А потом, как мы ещё увидим, заключали джентльменские «перекуры» с противником даже в разгар штурма.
Тем не менее «войска» пришли. И в основном стали стрелять куда попало, но больше в тех надоедливых людей, которые особо страстно ждали их на этой войне.