Экокруиз по Европе с Гербертом Ханом. Эскиз семьдесят пятый. Десятая зарисовка о России.
ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ КРУИЗ ПО ЕВРОПЕ ДЛЯ УЧАСТНИКОВ СООБЩЕСТВА «ЭКОЛОГО-ПАТРИОТИЧЕСКИЕ ДВИЖЕНИЯ» ПО МАТЕРИАЛАМ НЕ ПУБЛИКОВАВШЕГОСЯ В РОССИИ ТРУДА ГЕРБЕРТА ХАНА «О ГЕНИИ ЕВРОПЫ». ЭСКИЗ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЫЙ. Десятая зарисовка о России.
. Россия страна великих басов, как Италия - страна великих теноров. Конечно, они соотнесены своим странам не случайно. Итальянскому тенору можно, даже должно подняться из области очерченных форм в такие высоты, где воздух соединяется с чистейшим светом в «серено». Русский же бас ныряет во тьму земли и пронизывает ее до невероятных глубин. Он протягивается к ней с внутренней теплотой, как бы желая смягчить твердое. Так он снова и снова причащается к матушке-земле своим пением. Ему непозволительно чересчур легко парить над нею, потому что она хочет, чтобы сначала ее подняли, понесли и придали ей форму. Таким образом, в басе душа русского народа поет особенно громко; а там, где поет хор, он становится по-настоящему русским лишь при басах, способных музыкально взять другие голоса на свои могучие плечи.
Если мы обратим внимание на то, как формируются темные гласные русского языка, особенно на столь характерное для этого языка «о», то из глубины мы услышим кое-что от этих теплых басовых нот. Но не будем забывать одного: тепло, о котором мы говорим, не извлечено из теплой, одаренной небесами земли, оно должно быть добыто человеком из земли жесткой. Много за ним труда и горя.
Другие ноты русского пения ощутимы, только если вспомнить о БЕЛЫХ НОЧАХ в северных частях страны. Это не совсем те ночи с полуночным солнцем, о которых рассказывалось в главе о Норвегии. БЕЛЫЕ НОЧИ не в такой уж степени подводят к стихийному, к экстазному. Они погружают душу в легкие приятные мечты, в раздумье. Навстречу наполненному мудростью свету, пришедшему ex oriente, с востока, изливается эхом свет юный, нежный, таящий в себе многое, находящееся в становлении. И важным оказывается то, что он излучается с севера на юг, что это европейский свет. Он вливается в язык через пение, в котором данный светло-мечтательный элемент звучит наряду с темно-мечтательным. Оба они почти превращают речь в пение. Почти - но язык одумывается и после небольшого поворота вовнутрь остается самим собой.
Дух нашего времени, ведомый прагматизмом и целесообразностью, охотно заметит в мечтах нечто ущербное. И будет прав в отношении мечтаний определенного рода. Но есть мечты, которые являются родителями всего творческого. Они-то здесь и имеются в виду…
… В другой раз автору представился случай задать вопрос о Шаляпине итальянскому певцу Бенджамино Джильо. Джильи часто выступал вместе с прославленным русским коллегой в «Метрополитан-опере» в Нью-Йорке. «Шаляпин, - сказал Джильи с явным оттенком восхищения, - да, это был КТО-ТО! Когда он вот так стоял, то ему и рта открывать было не нужно».
Но каких бы выдающихся солистов в сфере музыки ни произвела Россия, а самое сильное впечатление от русской музыки получаешь, слушая один из больших хоров. Это относится и к церковным хорам, и к светским группам. В ритуалах греческой ортодоксальной церкви, исключающих какую-либо инструментальную музыку, хор играет весьма существенную роль. Он не просто подчеркивает и сопровождает культовое действо, а является его неотъемлемой частью. Понятно, что, выполняя эту роль в течение столетий, он создал собственный художественный стиль. Более того, это пение, зазвучавшее с началом нашего тысячелетия, вобрало в себя еще и многое от таинств, лежавших в основе более ранних культурных форм. Их можно глубоко почувствовать вдруг посреди литании или панихиды. Здесь хор представляет таинства в манере, удивительно соответствующей таинству.
Слушание хорошего русского хора - это одно из базовых музыкальных впечатлений. Это объясняется не только уже упоминавшимися басами, ныряющими до невероятных глубин. Разворачивается свободная и в то же время четко определенная в своих колебаниях игра с тоном, который, кажется, больше властвует над каждым в отдельности и над всеми вместе, нежели издается ими. Здесь кажется, что действует какой-то новый, своеобразный симфонический принцип пения. В этих хорах то прорывается раскованная природа с ее совсем еще необузданными дионическими силами, то вдруг тон касается таких сфер души, которые были закрыты для нас с самого раннего детства. Певцы, как уже сказано, кажутся полностью отдавшими себя какому-то объективному процессу. Нередко они немного наклоняют в сторону свои буйные головушки - sturmbewegte Kopfe - подобно птице, поющей прекраснейшую песню.
Подобные высшие достижения возможны лишь тогда, когда есть широкая несущая основа. Музыкантов, наблюдавших русское народное пение, всегда поражала легкость и естественность, с которыми в него вплетаются вторые и третьи голоса. И все это явно без какого-либо систематического обучения. И не удивишься, когда услышишь, что для этого народа физический труд был в течение долгого времени немыслим без пения.
. Россия страна великих басов, как Италия - страна великих теноров. Конечно, они соотнесены своим странам не случайно. Итальянскому тенору можно, даже должно подняться из области очерченных форм в такие высоты, где воздух соединяется с чистейшим светом в «серено». Русский же бас ныряет во тьму земли и пронизывает ее до невероятных глубин. Он протягивается к ней с внутренней теплотой, как бы желая смягчить твердое. Так он снова и снова причащается к матушке-земле своим пением. Ему непозволительно чересчур легко парить над нею, потому что она хочет, чтобы сначала ее подняли, понесли и придали ей форму. Таким образом, в басе душа русского народа поет особенно громко; а там, где поет хор, он становится по-настоящему русским лишь при басах, способных музыкально взять другие голоса на свои могучие плечи.
Если мы обратим внимание на то, как формируются темные гласные русского языка, особенно на столь характерное для этого языка «о», то из глубины мы услышим кое-что от этих теплых басовых нот. Но не будем забывать одного: тепло, о котором мы говорим, не извлечено из теплой, одаренной небесами земли, оно должно быть добыто человеком из земли жесткой. Много за ним труда и горя.
Другие ноты русского пения ощутимы, только если вспомнить о БЕЛЫХ НОЧАХ в северных частях страны. Это не совсем те ночи с полуночным солнцем, о которых рассказывалось в главе о Норвегии. БЕЛЫЕ НОЧИ не в такой уж степени подводят к стихийному, к экстазному. Они погружают душу в легкие приятные мечты, в раздумье. Навстречу наполненному мудростью свету, пришедшему ex oriente, с востока, изливается эхом свет юный, нежный, таящий в себе многое, находящееся в становлении. И важным оказывается то, что он излучается с севера на юг, что это европейский свет. Он вливается в язык через пение, в котором данный светло-мечтательный элемент звучит наряду с темно-мечтательным. Оба они почти превращают речь в пение. Почти - но язык одумывается и после небольшого поворота вовнутрь остается самим собой.
Дух нашего времени, ведомый прагматизмом и целесообразностью, охотно заметит в мечтах нечто ущербное. И будет прав в отношении мечтаний определенного рода. Но есть мечты, которые являются родителями всего творческого. Они-то здесь и имеются в виду…
… В другой раз автору представился случай задать вопрос о Шаляпине итальянскому певцу Бенджамино Джильо. Джильи часто выступал вместе с прославленным русским коллегой в «Метрополитан-опере» в Нью-Йорке. «Шаляпин, - сказал Джильи с явным оттенком восхищения, - да, это был КТО-ТО! Когда он вот так стоял, то ему и рта открывать было не нужно».
Но каких бы выдающихся солистов в сфере музыки ни произвела Россия, а самое сильное впечатление от русской музыки получаешь, слушая один из больших хоров. Это относится и к церковным хорам, и к светским группам. В ритуалах греческой ортодоксальной церкви, исключающих какую-либо инструментальную музыку, хор играет весьма существенную роль. Он не просто подчеркивает и сопровождает культовое действо, а является его неотъемлемой частью. Понятно, что, выполняя эту роль в течение столетий, он создал собственный художественный стиль. Более того, это пение, зазвучавшее с началом нашего тысячелетия, вобрало в себя еще и многое от таинств, лежавших в основе более ранних культурных форм. Их можно глубоко почувствовать вдруг посреди литании или панихиды. Здесь хор представляет таинства в манере, удивительно соответствующей таинству.
Слушание хорошего русского хора - это одно из базовых музыкальных впечатлений. Это объясняется не только уже упоминавшимися басами, ныряющими до невероятных глубин. Разворачивается свободная и в то же время четко определенная в своих колебаниях игра с тоном, который, кажется, больше властвует над каждым в отдельности и над всеми вместе, нежели издается ими. Здесь кажется, что действует какой-то новый, своеобразный симфонический принцип пения. В этих хорах то прорывается раскованная природа с ее совсем еще необузданными дионическими силами, то вдруг тон касается таких сфер души, которые были закрыты для нас с самого раннего детства. Певцы, как уже сказано, кажутся полностью отдавшими себя какому-то объективному процессу. Нередко они немного наклоняют в сторону свои буйные головушки - sturmbewegte Kopfe - подобно птице, поющей прекраснейшую песню.
Подобные высшие достижения возможны лишь тогда, когда есть широкая несущая основа. Музыкантов, наблюдавших русское народное пение, всегда поражала легкость и естественность, с которыми в него вплетаются вторые и третьи голоса. И все это явно без какого-либо систематического обучения. И не удивишься, когда услышишь, что для этого народа физический труд был в течение долгого времени немыслим без пения.
Click to view