Воспоминание о Петербурге
Дневниковая заметка и свое стихотворение.
Как я однажды была в Петербурге
(Так как сперва это была дневниковая заметка 9 июня 2017 г., дата сохранена. Путевой очерк и воспоминание. Содержит литературные ассоциации).
345 лет, как родился Петр Алексеевич - то есть, первый Петр Алексеевич. Когда-то я очень много читала о нем, но почти все военно-политические подробности забыла, потому что читала раньше того возраста, в котором могла лучше запомнить. (Главное, конечно, помню, но следовало бы больше). В память столь высокого человека, отметившегося в том числе в моей жизни, расскажу-ка я, как единственный раз в жизни была в его городе, в Санкт-Петербурге.
Точнее говоря, это был Ленинград. Пробыла я там всего два дня в чернобыльское лето, которое для меня выдалось насыщенным яркими событиями, а среди событий - путешествиями. Для спасения здоровья нас с бабушкой вдвоем отправили в круиз по Волго-Балту из Москвы до Ленинграда и обратно. Так что нас сплавили по реке почти в буквальном смысле.
(Где были родители и дедушка? В Киеве, своими силами делали ремонт в квартире. Тянуть с ремонтом было нельзя. Когда мы вернулись, то попали в уют, который раньше не могли себе и представить, и хорошо, что он не стоил дорого здоровью своих героических созидателей).
Воспоминания от круиза у меня остались отрывочные, но их довольно много. Путешествие занимало около двух недель, и почти каждый день мы останавливались в каком-нибудь историческом городке, где шли на экскурсию и посещали краеведческий музей. В Ленинграде мы пробыли два дня и ночевали, как всегда, на теплоходе. На обратном пути в Москву посещали Кижи и Валаам. Образование мое и общее развитие к тому времени продвинулись ровно настолько, чтобы почти случайно запоминать названия, но еще не уразуметь значения посещаемых пунктов. Так, Валаам мне понравился меньше Кижей, потому что на Валааме мы только гуляли по лесу, а на Кижах смотрели крестьянские избы. Я же к тому времени уже решила, что мне больше нравится смотреть здания, чем пейзажи.
Я была девушка, считавшая себя любознательной, но на самом деле, как многие такие дети (да и взрослые), запоминавшей лишь то, что заинтересовало. Кроме того, при мне была фантазия, которой можно было восполнить все, что нужно, а она не заставляла себя слишком долго приглашать. Бабушка была действительно любознательной, но без критического мышления - то есть, она старалась с благодарностью запоминать то, что ей рассказывали, воспринимала это эмоционально и никогда не пыталась спорить. Библиотека моя в пути состояла из одного из летних журналов "Колобок" (к окончанию пути уже весьма потрепанного), а из игрушек сопровождал нас захваченный мной при спешном отъезде из Киева серый пушистый котенок, надевавшийся на руку, - совсем для кукольного театра. Я даже не придумала ему собственного имени: его звали Котенок.
А теплоход наш звали "Серго Орджоникидзе". Я запомнила, что это был "грузинский революционный деятель" и в новых сведениях не нуждалась. На теплоходе были приняты меры к тому, чтобы пассажиры, на случай, если они вообще ничего не знали о деятеле, регулярно просвещались. Там была мемориальная комнатка, стены которой были увешаны его фотографиями, включая фото могильной плиты. Так как я находилась под свежим впечатлением от серии похорон правителей, показанной по ТВ, последнее фото приводило меня в ужас, который надо было мужественно скрывать. А однажды я сидела на палубе и услышала передачу из радиорубки в форме радиорассказа: в нем три отважных кавказца спорили, из какого народа был товарищ Орджоникидзе, так как каждому хотелось быть его соплеменником.
Я помню мелочи, много мелочей, и все их хотелось бы мне записать. Теплоход мне, конечно, очень понравился: это был дворец. Особенно понравились общие комнаты на носу и на корме. Чем понравились? Единством стиля оформления. Хотя могла бы, если б была повнимательнее, увидеть в этом оформлении еще одно свидетельство того, что плавучий дом - временный. Почти всю первую половину пути за нами следовал теплоход "Василий Суриков", и я так к нему привыкла, что огорчилась, когда он все-таки ушел на Астрахань.
Капитана нашего помню, капитан - не мелочь. Это был уже немолодой дядечка, тоже кавказской, как мне показалось, внешности или, во всяком случае, восточной. Я его побаивалась, потому что считала, что так надо, и это почтительное побаивание помешало мне запомнить, как его зовут. А другие женщины, в том числе бабушка, охотно здоровались и заговаривали с ним. Однажды он собрал нас - то есть всех туристов рейса - в кинозале и рассказывал, какие еще красивые места мы увидим. Сказал, что ему очень нравится река Свирь и что она временами напоминает горное озеро. Странно, что эти его слова я помню лучше, чем саму реку, хотя любовалась ей и с удовольствием смотрела, как по воде бегут рядом с кораблем солнечные зайчики. Вернее, один большой Заяц, состоящий из более мелких бликов. А однажды, во время санитарной остановки, когда не было никакой экскурсии, а мы просто ходили гулять по лесу, встретили нашего капитана, который занимался бегом в спортивном костюме и шапочке.
Из остановок по пути в Ленинград я лучше всего помню первую - Углич, возможно, потому, что она была самой первой. Говорят, что сейчас Углич - умирающий город из-за того, что не стало знаменитой "Чайки", и мне тяжело было узнать об этом. Тогда теплоход остановился у пристани, я выхожу на палубу и вижу: слева от меня - старинный город с головками церквей, справа - новый город с обыкновенными крышами и какое-то кирпичное здание, а посредине, напротив меня на другом берегу, - ряд деревьев, наверное, парк. Вид на дорогу времени.
В Угличе нам показывали сначала музей в Палатах удельных князей. Там на белой стене был разноцветный прямоугольник старинной росписи, как окно: в нем были видны красные лучи-зубчики, опоясывающие нарисованное солнце. (Вот этот сюжет росписи я, может быть, и нафантазировала, а не запомнила). Потом нам показывали собор и музей его икон, а потом, разумеется, ту самую церковь, и снаружи, и внутри. История царевича Димитрия, еще и изображенная на церковных фресках, меня сильно взволновала. Некоторое время позже я придумывала собственный остросюжетный сериал: мы с младшим двоюродным братом переносимся во времени и спасаем царевича от коварного Бориса Годунова.
Кстати сказать, экскурсия наша по Угличу завершилась рекламой местных часов. Экскурсовод продемонстрировала всей группе несколько цветных картинок: тряпичные куклы с часами "Чайка" на руках. Тогда это смягчало впечатление от предыдущего печального рассказа (мне, правда, ненужным анекдотом показалось).
Кроме осмотра исторических и художественных достопримечательностей аттракционом поездки были шлюзы. Я к ним не сразу, но привыкла: прохождение шлюза - целая церемония. Река в медленно растворяющиеся ворота выпускающего нас шлюза смотрела неизменно величественно.
В Ленинград мы прибыли немного раньше, чем планировалось. Накануне нам демонстрировали в кинозале фильм "Полосатый рейс". Фильм-то понравился, но еще больше понравилось то, что было до фильма. Перед входом в кинозал образовалась очередь, а погода несколько испортилась: был ветер и беспокоились темно-синие волны, как будто в ожидании какого-то не очень веселого, но внушительного торжества. Мы еще были в такой части маршрута, где берега отодвинулись вдаль - чем не море? Как на мой тогдашний жизненный опыт, море. (Где именно - хочу точно сказать, но, боюсь, совру. Дело давно было). Мы с бабушкой стояли на верхней палубе среди других туристов, в немного нервной обстановке вынужденного ожидания, и смотрели на признаки того, что могло сойти за начало бури. Я вообразила, что это были бы отличное место и время для совершения чего-нибудь героического. Когда мы вышли на палубу после фильма, то вскоре увидели приближающуюся крепость на островке, долго видели другие корабли, как бы встречавшие нас у берегов, а потом и пришли к нашей пристани. Ту ночь мы ночевали уже в Ленинграде.
Как для бабушки с внучкой - младшей школьницей, проявили мы большую активность, но из ленинградских сокровищ видели до смешного мало. В первый день отправились вместе со всеми на обзорную экскурсию, которая завершилась посещением Русского музея. В музее я лучше всего запомнила монументальную историческую живопись - из-за историй, рассказанных картинами. Альбом "Русский музей" у меня надолго стал любимым после этого визита. Правда, там не было репродукций многих картин, которые я запомнила, но самая главная-то представлена была. Стоим мы перед "Последним днем Помпеи", и наша девушка-экскурсовод его воспевает. Конечно, не сам день, - картину, а также кисть Карла Брюллова, которого она сравнивает с Аполлоном Бельведерским, потому что современники их сравнивали. Я очень хорошо помню эту девушку, худенькую, с веснушками и длинными распущенными рыжими волосами, в белой блузке и длинной черной юбке, и ее высокий голос, который именно воспевал картины - другого слова для него и не подберешь. Она объясняет нам действие "Последнего дня Помпеи" по фрагментам. "Рушатся статуи античных богов..." "Сыновья несут умирающего отца..." "В группе слева - автопортрет самого художника"...Чего она не может нам сказать, это что мы сами - персонажи такого же "Дня", но только, когда это станет очевидным, вероятно, мало кто из нас, гостей музея, будет вспоминать легендарное полотно Брюллова. Я тоже смотрю с детским любознательным, но нечувствительным интересом на впервые увиденную картину с горящим небом, ни одной минуты не думая о катастрофе, которая осталась у меня дома и которую я очень плохо себе представляю. Через много лет я попаду в Помпеи, буду гулять и фотографироваться среди их домов, и мне там будет весело, хотя повод вдруг вострепетать сердцем и задуматься тоже будет.
На другой день гостям, приехавшим на теплоходе имени товарища Орджоникидзе, была предложена экскурсия в Петропавловскую крепость. Мы с бабушкой решили, что пойдем гулять по своей программе. Во-первых, отправились мы на Пискаревское кладбище. Я тогда считала, что боюсь кладбищ, и осталась рада, что это, хотя и печальное, меня не испугало. Мы прошли вдоль братских могил, а потом немного в стороне посмотрели небратские могилы с их оградками и небольшими памятниками, портретами - закрытые дверцы чужой жизни. Испугаться же мне надо было выставленного в павильоне при входе листка с надписью "Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня"... Но я догадалась его только запомнить. Очень много чего я не могла понимать тогда.
Потом мы пошли смотреть Исаакиевский собор. Пристали там к какой-то экскурсии. Экскурсии собирались у картины, изображающей Рождество Богородицы: две женщины готовят ванну для малышки. Это я восприняла как нечто более важное и таинственное чем даже Русский музей. Собор мне очень понравился своей пышностью. Понравилось, что царские врата алтаря открыты - меня до сих пор возмущало, что в какую церковь с экскурсией не придешь, непременно увидишь закрытые двери. А здесь был витраж, и я увидела фигуру Христа, ступающего по облакам. Увенчало наше знакомство с собором восхождение на колоннаду, и оказалось оно самым смешным эпизодом во всем путешествии.
Сначала мы с другими посетителями поднимались по винтовой лестнице. Это было удобно и весело, я даже бежала впереди. Потом дорога значительно усложнилась. Надо было пройти прямо среди зеленых статуй (точнее, их зеленых спин) - пока интересно, но надо стать осторожнее. Потом опять надо было подниматься по лестнице, но она уже была тесная и душная, так что к моменту достижения цели весь наш с бабушкой интерес растерялся. Оказавшись после стольких испытаний на колоннаде, мы не осмелились смотреть с нее на город - опасались, что голова закружится. Просто прошли по кругу и повернули назад. Я, правда, догадалась покоситься в сторону, в окно, и запомнила там фигуры, вроде бы золотых ангелов. Но мысль о том, как все это высоко и как мы туда лезли, мне удовольствие испортила. А как же зря! Не то зря, что лезла, - то, что позволила себе устать раньше времени.
Потом мы еще сидели около Медного всадника и видели молодоженов, которые пришли к нему просить благослове...то есть фотографироваться. По сказанному выше можно догадаться, что нашим вниманием к его великому городу Петр Алексеевич должен был остаться недоволен, так как мы были поверхностны и боялись заблудиться. Однако мы посмотрели все, что могли, и самого Петра Алексеевича видели, вместе с лошадкой его и змеюкой.
Раз я решила вспоминать мелочи, надо сказать и о наших сувенирах, которые бабушка купила в киоске как раз около Петра Алексеевича. Дары императора вышли необычны. Мне бабушка купила набор открыток, повествующих о том, как проводил лето кот Леопольд. Сейчас такие наборы - тоже исторические вещицы. Смотреть запись мультфильма, когда захочешь, было нельзя, а смотреть открытки с картинкой и текстом - можно. Но еще бабушка приобрела русский перевод книги "Пять поэм" великого Низами. Книгу я впоследствии - когда доросла - присвоила. Оказалось, что это мощная эротика в изящной поэтической форме. Занимательные сюжеты и мудрые мысли - также.
Конечно, мы прокатились в ленинградском метро. Станции с дверями, открывающимися на платформу перед дверями вагона, я видела впервые и они мне не понравились, но тем больше понравилась станция, где таких дверей не было: из слишком долгой тьмы наконец-то на свет выезжаешь.
Недалеко от нашей стоянки был виден мост, на который можно было бы посмотреть, как он разводится. Но я по малолетству все такие моменты проспала. А вот белую ночь запомнила: уже поздно, а вокруг - как пять вечера.
Мне еще много мелочей из той поездки хотелось бы пересказать. Как в Кирило-Белозерский монастырь ездили: в большой белой комнате - иконостас, из-под самого потолка на тебя лица смотрят. Как на Кижах в доме крестьянина-середняка всей экскурсионной группой дождь пересиживали, хотя недолгий..да был ли этот дождь? Крестьянский дом, как бы сшитый из двоих, для старой семьи и для семьи сына, точно был. Как в Лодейном поле видели статую солдата над памятным огнем, не древнего солдата - из ХХ века. Как в краеведческом музее Вытегры была выставка: избушки из спичек, и сам автор, немолодой уже человек, их показывал. Как последний на маршруте город, знаменитый Череповец, был весь пыльный-грязный, но мы в нем все-таки в музей В.В. Верещагина сходили, и горку черепов, и стражей у дверей Тимура там на репродукциях видели.
Долгое путешествие наше имело трагикомический эпилог. Программу круиза как особую ценность бабушка сохраняла в кошельке, а кошелек в один из следующих приездов в Москву у нас сперли. И это было бы не беда, но произошло похищение, когда мы уже начали обратный путь и ехали в троллейбусе на Киевский вокзал, а в кошельке также лежали билеты на поезд...
Наверное, все это приключение в подробностях я записываю для бабушки. Потому что мы ездили с ней вместе, и я хочу, чтобы она почувствовала, как много я помню. Обстоятельства и знания мои таковы, что мне бы надо стать в позу праведного гнева и заклеймить грозного Петра как поработителя моей родной земли и прибавить все, что еще можно сказать о нем дурного. Но я не могу. Благодаря Петру есть Пушкин, а Пушкин - это часть нашей семьи. Благодаря бабушке.
Листок бумаги. Век, который выцвел.
Вознесся на листке красивый город.
Есть в городе дворцы, музеи, храмы.
Есть в нем и человек - который смотрит.
Переменился век. Дворцы на месте.
Осталось в городе, чем любоваться,
Но горожане больше жизнь узнали,
И тот, который смотрит, стал старее.
Хоть выцвел век, ярка еще картинка.
Ее края затрепаны немного.
Жив город - но чего еще дождется,
Какие потрясения узнает?
Он из больших страданий поднимался
И украшался, словно бы умножить
Красу несчастья могут...и жесточе,
Хитрей, скучней изобретались беды.
Но, вопреки смущению, он блещет -
Веселью тоже учат испытанья,
Уменью находить его, бороться...
Листок пока что цел. Будь прочен, город!
16.06.2017
Как я однажды была в Петербурге
(Так как сперва это была дневниковая заметка 9 июня 2017 г., дата сохранена. Путевой очерк и воспоминание. Содержит литературные ассоциации).
345 лет, как родился Петр Алексеевич - то есть, первый Петр Алексеевич. Когда-то я очень много читала о нем, но почти все военно-политические подробности забыла, потому что читала раньше того возраста, в котором могла лучше запомнить. (Главное, конечно, помню, но следовало бы больше). В память столь высокого человека, отметившегося в том числе в моей жизни, расскажу-ка я, как единственный раз в жизни была в его городе, в Санкт-Петербурге.
Точнее говоря, это был Ленинград. Пробыла я там всего два дня в чернобыльское лето, которое для меня выдалось насыщенным яркими событиями, а среди событий - путешествиями. Для спасения здоровья нас с бабушкой вдвоем отправили в круиз по Волго-Балту из Москвы до Ленинграда и обратно. Так что нас сплавили по реке почти в буквальном смысле.
(Где были родители и дедушка? В Киеве, своими силами делали ремонт в квартире. Тянуть с ремонтом было нельзя. Когда мы вернулись, то попали в уют, который раньше не могли себе и представить, и хорошо, что он не стоил дорого здоровью своих героических созидателей).
Воспоминания от круиза у меня остались отрывочные, но их довольно много. Путешествие занимало около двух недель, и почти каждый день мы останавливались в каком-нибудь историческом городке, где шли на экскурсию и посещали краеведческий музей. В Ленинграде мы пробыли два дня и ночевали, как всегда, на теплоходе. На обратном пути в Москву посещали Кижи и Валаам. Образование мое и общее развитие к тому времени продвинулись ровно настолько, чтобы почти случайно запоминать названия, но еще не уразуметь значения посещаемых пунктов. Так, Валаам мне понравился меньше Кижей, потому что на Валааме мы только гуляли по лесу, а на Кижах смотрели крестьянские избы. Я же к тому времени уже решила, что мне больше нравится смотреть здания, чем пейзажи.
Я была девушка, считавшая себя любознательной, но на самом деле, как многие такие дети (да и взрослые), запоминавшей лишь то, что заинтересовало. Кроме того, при мне была фантазия, которой можно было восполнить все, что нужно, а она не заставляла себя слишком долго приглашать. Бабушка была действительно любознательной, но без критического мышления - то есть, она старалась с благодарностью запоминать то, что ей рассказывали, воспринимала это эмоционально и никогда не пыталась спорить. Библиотека моя в пути состояла из одного из летних журналов "Колобок" (к окончанию пути уже весьма потрепанного), а из игрушек сопровождал нас захваченный мной при спешном отъезде из Киева серый пушистый котенок, надевавшийся на руку, - совсем для кукольного театра. Я даже не придумала ему собственного имени: его звали Котенок.
А теплоход наш звали "Серго Орджоникидзе". Я запомнила, что это был "грузинский революционный деятель" и в новых сведениях не нуждалась. На теплоходе были приняты меры к тому, чтобы пассажиры, на случай, если они вообще ничего не знали о деятеле, регулярно просвещались. Там была мемориальная комнатка, стены которой были увешаны его фотографиями, включая фото могильной плиты. Так как я находилась под свежим впечатлением от серии похорон правителей, показанной по ТВ, последнее фото приводило меня в ужас, который надо было мужественно скрывать. А однажды я сидела на палубе и услышала передачу из радиорубки в форме радиорассказа: в нем три отважных кавказца спорили, из какого народа был товарищ Орджоникидзе, так как каждому хотелось быть его соплеменником.
Я помню мелочи, много мелочей, и все их хотелось бы мне записать. Теплоход мне, конечно, очень понравился: это был дворец. Особенно понравились общие комнаты на носу и на корме. Чем понравились? Единством стиля оформления. Хотя могла бы, если б была повнимательнее, увидеть в этом оформлении еще одно свидетельство того, что плавучий дом - временный. Почти всю первую половину пути за нами следовал теплоход "Василий Суриков", и я так к нему привыкла, что огорчилась, когда он все-таки ушел на Астрахань.
Капитана нашего помню, капитан - не мелочь. Это был уже немолодой дядечка, тоже кавказской, как мне показалось, внешности или, во всяком случае, восточной. Я его побаивалась, потому что считала, что так надо, и это почтительное побаивание помешало мне запомнить, как его зовут. А другие женщины, в том числе бабушка, охотно здоровались и заговаривали с ним. Однажды он собрал нас - то есть всех туристов рейса - в кинозале и рассказывал, какие еще красивые места мы увидим. Сказал, что ему очень нравится река Свирь и что она временами напоминает горное озеро. Странно, что эти его слова я помню лучше, чем саму реку, хотя любовалась ей и с удовольствием смотрела, как по воде бегут рядом с кораблем солнечные зайчики. Вернее, один большой Заяц, состоящий из более мелких бликов. А однажды, во время санитарной остановки, когда не было никакой экскурсии, а мы просто ходили гулять по лесу, встретили нашего капитана, который занимался бегом в спортивном костюме и шапочке.
Из остановок по пути в Ленинград я лучше всего помню первую - Углич, возможно, потому, что она была самой первой. Говорят, что сейчас Углич - умирающий город из-за того, что не стало знаменитой "Чайки", и мне тяжело было узнать об этом. Тогда теплоход остановился у пристани, я выхожу на палубу и вижу: слева от меня - старинный город с головками церквей, справа - новый город с обыкновенными крышами и какое-то кирпичное здание, а посредине, напротив меня на другом берегу, - ряд деревьев, наверное, парк. Вид на дорогу времени.
В Угличе нам показывали сначала музей в Палатах удельных князей. Там на белой стене был разноцветный прямоугольник старинной росписи, как окно: в нем были видны красные лучи-зубчики, опоясывающие нарисованное солнце. (Вот этот сюжет росписи я, может быть, и нафантазировала, а не запомнила). Потом нам показывали собор и музей его икон, а потом, разумеется, ту самую церковь, и снаружи, и внутри. История царевича Димитрия, еще и изображенная на церковных фресках, меня сильно взволновала. Некоторое время позже я придумывала собственный остросюжетный сериал: мы с младшим двоюродным братом переносимся во времени и спасаем царевича от коварного Бориса Годунова.
Кстати сказать, экскурсия наша по Угличу завершилась рекламой местных часов. Экскурсовод продемонстрировала всей группе несколько цветных картинок: тряпичные куклы с часами "Чайка" на руках. Тогда это смягчало впечатление от предыдущего печального рассказа (мне, правда, ненужным анекдотом показалось).
Кроме осмотра исторических и художественных достопримечательностей аттракционом поездки были шлюзы. Я к ним не сразу, но привыкла: прохождение шлюза - целая церемония. Река в медленно растворяющиеся ворота выпускающего нас шлюза смотрела неизменно величественно.
В Ленинград мы прибыли немного раньше, чем планировалось. Накануне нам демонстрировали в кинозале фильм "Полосатый рейс". Фильм-то понравился, но еще больше понравилось то, что было до фильма. Перед входом в кинозал образовалась очередь, а погода несколько испортилась: был ветер и беспокоились темно-синие волны, как будто в ожидании какого-то не очень веселого, но внушительного торжества. Мы еще были в такой части маршрута, где берега отодвинулись вдаль - чем не море? Как на мой тогдашний жизненный опыт, море. (Где именно - хочу точно сказать, но, боюсь, совру. Дело давно было). Мы с бабушкой стояли на верхней палубе среди других туристов, в немного нервной обстановке вынужденного ожидания, и смотрели на признаки того, что могло сойти за начало бури. Я вообразила, что это были бы отличное место и время для совершения чего-нибудь героического. Когда мы вышли на палубу после фильма, то вскоре увидели приближающуюся крепость на островке, долго видели другие корабли, как бы встречавшие нас у берегов, а потом и пришли к нашей пристани. Ту ночь мы ночевали уже в Ленинграде.
Как для бабушки с внучкой - младшей школьницей, проявили мы большую активность, но из ленинградских сокровищ видели до смешного мало. В первый день отправились вместе со всеми на обзорную экскурсию, которая завершилась посещением Русского музея. В музее я лучше всего запомнила монументальную историческую живопись - из-за историй, рассказанных картинами. Альбом "Русский музей" у меня надолго стал любимым после этого визита. Правда, там не было репродукций многих картин, которые я запомнила, но самая главная-то представлена была. Стоим мы перед "Последним днем Помпеи", и наша девушка-экскурсовод его воспевает. Конечно, не сам день, - картину, а также кисть Карла Брюллова, которого она сравнивает с Аполлоном Бельведерским, потому что современники их сравнивали. Я очень хорошо помню эту девушку, худенькую, с веснушками и длинными распущенными рыжими волосами, в белой блузке и длинной черной юбке, и ее высокий голос, который именно воспевал картины - другого слова для него и не подберешь. Она объясняет нам действие "Последнего дня Помпеи" по фрагментам. "Рушатся статуи античных богов..." "Сыновья несут умирающего отца..." "В группе слева - автопортрет самого художника"...Чего она не может нам сказать, это что мы сами - персонажи такого же "Дня", но только, когда это станет очевидным, вероятно, мало кто из нас, гостей музея, будет вспоминать легендарное полотно Брюллова. Я тоже смотрю с детским любознательным, но нечувствительным интересом на впервые увиденную картину с горящим небом, ни одной минуты не думая о катастрофе, которая осталась у меня дома и которую я очень плохо себе представляю. Через много лет я попаду в Помпеи, буду гулять и фотографироваться среди их домов, и мне там будет весело, хотя повод вдруг вострепетать сердцем и задуматься тоже будет.
На другой день гостям, приехавшим на теплоходе имени товарища Орджоникидзе, была предложена экскурсия в Петропавловскую крепость. Мы с бабушкой решили, что пойдем гулять по своей программе. Во-первых, отправились мы на Пискаревское кладбище. Я тогда считала, что боюсь кладбищ, и осталась рада, что это, хотя и печальное, меня не испугало. Мы прошли вдоль братских могил, а потом немного в стороне посмотрели небратские могилы с их оградками и небольшими памятниками, портретами - закрытые дверцы чужой жизни. Испугаться же мне надо было выставленного в павильоне при входе листка с надписью "Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня"... Но я догадалась его только запомнить. Очень много чего я не могла понимать тогда.
Потом мы пошли смотреть Исаакиевский собор. Пристали там к какой-то экскурсии. Экскурсии собирались у картины, изображающей Рождество Богородицы: две женщины готовят ванну для малышки. Это я восприняла как нечто более важное и таинственное чем даже Русский музей. Собор мне очень понравился своей пышностью. Понравилось, что царские врата алтаря открыты - меня до сих пор возмущало, что в какую церковь с экскурсией не придешь, непременно увидишь закрытые двери. А здесь был витраж, и я увидела фигуру Христа, ступающего по облакам. Увенчало наше знакомство с собором восхождение на колоннаду, и оказалось оно самым смешным эпизодом во всем путешествии.
Сначала мы с другими посетителями поднимались по винтовой лестнице. Это было удобно и весело, я даже бежала впереди. Потом дорога значительно усложнилась. Надо было пройти прямо среди зеленых статуй (точнее, их зеленых спин) - пока интересно, но надо стать осторожнее. Потом опять надо было подниматься по лестнице, но она уже была тесная и душная, так что к моменту достижения цели весь наш с бабушкой интерес растерялся. Оказавшись после стольких испытаний на колоннаде, мы не осмелились смотреть с нее на город - опасались, что голова закружится. Просто прошли по кругу и повернули назад. Я, правда, догадалась покоситься в сторону, в окно, и запомнила там фигуры, вроде бы золотых ангелов. Но мысль о том, как все это высоко и как мы туда лезли, мне удовольствие испортила. А как же зря! Не то зря, что лезла, - то, что позволила себе устать раньше времени.
Потом мы еще сидели около Медного всадника и видели молодоженов, которые пришли к нему просить благослове...то есть фотографироваться. По сказанному выше можно догадаться, что нашим вниманием к его великому городу Петр Алексеевич должен был остаться недоволен, так как мы были поверхностны и боялись заблудиться. Однако мы посмотрели все, что могли, и самого Петра Алексеевича видели, вместе с лошадкой его и змеюкой.
Раз я решила вспоминать мелочи, надо сказать и о наших сувенирах, которые бабушка купила в киоске как раз около Петра Алексеевича. Дары императора вышли необычны. Мне бабушка купила набор открыток, повествующих о том, как проводил лето кот Леопольд. Сейчас такие наборы - тоже исторические вещицы. Смотреть запись мультфильма, когда захочешь, было нельзя, а смотреть открытки с картинкой и текстом - можно. Но еще бабушка приобрела русский перевод книги "Пять поэм" великого Низами. Книгу я впоследствии - когда доросла - присвоила. Оказалось, что это мощная эротика в изящной поэтической форме. Занимательные сюжеты и мудрые мысли - также.
Конечно, мы прокатились в ленинградском метро. Станции с дверями, открывающимися на платформу перед дверями вагона, я видела впервые и они мне не понравились, но тем больше понравилась станция, где таких дверей не было: из слишком долгой тьмы наконец-то на свет выезжаешь.
Недалеко от нашей стоянки был виден мост, на который можно было бы посмотреть, как он разводится. Но я по малолетству все такие моменты проспала. А вот белую ночь запомнила: уже поздно, а вокруг - как пять вечера.
Мне еще много мелочей из той поездки хотелось бы пересказать. Как в Кирило-Белозерский монастырь ездили: в большой белой комнате - иконостас, из-под самого потолка на тебя лица смотрят. Как на Кижах в доме крестьянина-середняка всей экскурсионной группой дождь пересиживали, хотя недолгий..да был ли этот дождь? Крестьянский дом, как бы сшитый из двоих, для старой семьи и для семьи сына, точно был. Как в Лодейном поле видели статую солдата над памятным огнем, не древнего солдата - из ХХ века. Как в краеведческом музее Вытегры была выставка: избушки из спичек, и сам автор, немолодой уже человек, их показывал. Как последний на маршруте город, знаменитый Череповец, был весь пыльный-грязный, но мы в нем все-таки в музей В.В. Верещагина сходили, и горку черепов, и стражей у дверей Тимура там на репродукциях видели.
Долгое путешествие наше имело трагикомический эпилог. Программу круиза как особую ценность бабушка сохраняла в кошельке, а кошелек в один из следующих приездов в Москву у нас сперли. И это было бы не беда, но произошло похищение, когда мы уже начали обратный путь и ехали в троллейбусе на Киевский вокзал, а в кошельке также лежали билеты на поезд...
Наверное, все это приключение в подробностях я записываю для бабушки. Потому что мы ездили с ней вместе, и я хочу, чтобы она почувствовала, как много я помню. Обстоятельства и знания мои таковы, что мне бы надо стать в позу праведного гнева и заклеймить грозного Петра как поработителя моей родной земли и прибавить все, что еще можно сказать о нем дурного. Но я не могу. Благодаря Петру есть Пушкин, а Пушкин - это часть нашей семьи. Благодаря бабушке.
Листок бумаги. Век, который выцвел.
Вознесся на листке красивый город.
Есть в городе дворцы, музеи, храмы.
Есть в нем и человек - который смотрит.
Переменился век. Дворцы на месте.
Осталось в городе, чем любоваться,
Но горожане больше жизнь узнали,
И тот, который смотрит, стал старее.
Хоть выцвел век, ярка еще картинка.
Ее края затрепаны немного.
Жив город - но чего еще дождется,
Какие потрясения узнает?
Он из больших страданий поднимался
И украшался, словно бы умножить
Красу несчастья могут...и жесточе,
Хитрей, скучней изобретались беды.
Но, вопреки смущению, он блещет -
Веселью тоже учат испытанья,
Уменью находить его, бороться...
Листок пока что цел. Будь прочен, город!
16.06.2017